Искренне радуясь возникшей симпатии между матушкой и Волком, Красная Шапочка тем не менее бдительно отметила повышенное внимание матери к Серову-Залесскому, а еще изменившийся оттенок его глаз – сладко-янтарный. И в животе Оленьки одновременно потяжелело от желания остаться с Волком наедине в кровати и не отпускать от себя весь вечер, и совершенно бабская ревность, подвигающая ее взять в руки… нет, не пулемет «Максим», а обыкновенный водомет, который смоет килограммы косметики с дамочек и помнет их платья.


И тут их компания, совершенно неожиданно, пополнилась новыми людьми, а именно давешней пожилой дамой в сопровождении крупного быка в костюме шестьдесят шестого размера, или, если выражаться языком науки, минотавра. Часы, украшавшие минотаврово запястье, стоили примерно столько же, сколько средняя московская квартира, а заколка для галстука, вероятно, вдвое дороже.

– Алиночка, сколько лет, сколько зим! – жизнерадостно поздоровалась дама, теребя свое ожерелье, отчего оно сверкало, отвлекая внимание от первых морщинок. – А мы с твоей дочкой и зятем уже познакомились!

– Зятем? – удивилась матушка.

– Ну, будущим зятем, какая разница, – отмахнулась дама. – У меня чутье на это, ты же знаешь. Цыганская кровь…

– Ага, знаю, – поджала губы матушка. – Только, Европа, ты ведь иногда…

– Перебиваю тебя, Алина, – по-особенному заморгала глазами дама с редким именем Европа. – Как раз тащу к Мэтру и Левушке своего Юпитера[8]. Будем говорить начистоту, Лев Львович талантливый малый, но как и все по-настоящему талантливые мужчины, постоянно сидит на мели…

– То есть меня ты считаешь бездарем, потому что я не побираюсь? – пробасил минотавр Юпитер.

– Ну что ты, Юпитерушка, – поспешила успокоить своего спутника дама. – Ты – одно из немногочисленных и, несомненно, самое яркое исключение из этого правила.

Минотавр удовлетворенно хмыкнул.

– Так что он захватил с собой эту прекрасную пару молодых актеров наверняка только для того, чтобы раздобыть немного деньжат для своего проекта. Он ни словом, ни звуком не обмолвился об этом, но я-то знаю, цыганскую кровь-то не обманешь…

Красная Шапочка (в лице Разумея Занудовича, сидевшего на ее плече с блокнотиком и делавшего в нем пометки) отметила, что, всякий раз при упоминании «цыганской крови» матушка поджимает губы, словно ей только что довелось съесть что-то неаппетитное, а сама дама то и дело зыркает на «Адониса» и хитро щурится.

– Вот мы с Юпитером и подумали, что могли бы поучаствовать в этом богоугодном деле…

– В каком это деле мы участвуем? – уточнил неповоротливый Юпитер.

– Помочь талантливому режиссеру Брюковкину снять его шедевр, – уточнила дама, а Матушка опять поджала губы, хотя словосочетание «цыганская кровь» на сей раз не было произнесено вовсе. – Посмотри, какие колоритные у него главные герои! – И тихо добавила: – Деньги-то нужно куда-то вкладывать, а у Брюковкина всегда беспроигрышные проекты, он даже Ашота Израилевича в продюсеры подтянул…

Юпитер с подозрением уставился на Волка; Владимир потупился и старательно делал вид, что он от природы веган, а по убеждению – радикал «Гринписа» и говядина не интересует его ни в каком качестве.

– Они мне нравятся, – кивнул минотавр. – Есть в них что-то трогательное и вместе с тем эпатажное. Надо подумать…

– Вот и подумай, – ласково настаивала Европа. – У тебя вон какая голова большая, мне даже страшно. Ой, а вот, кстати, и Брюковкин с Ашотом Изриалевичем.

– Ой, у меня тут дельце, совсем забыла, – торопливо и нервно сказала матушка. – Оленька, мы поговорим у барной стойки, мне известная актриса обещала дать интервью. Всего вам доброго, Европа. Рада была вновь увидеть вас. Юпитер, удачи в бизнесе и крепкого здоровья.

И матушка растворилась, как рафинад в серной кислоте, таща за собой своего молчаливого Адониса.

Но напоследок она услышала замечание Европы.

– Эх, какая она была, такой и осталась, – подытожила дама. – Кр-ровь с молоком, и ты, Оленька, вся в нее.

От слов Европы глаза матушки, борющейся с лишним весом все последние двадцать лет, выдали что-то необычное – на секунду зрачок из круглого стал продольным, «кошачьим», а вернее, пантеристым… Но тут же принял прежнюю форму.

Брюковкин, заметивший матушку, остановился посреди зала и теперь неотрывно смотрел ей вслед.

Дотронувшись до локтя Красной Шапочки бокалом, Европа подмигнула ей:

– Держись за Левушку, он тебя в люди выведет, да, Юпитер?

– Откуда мне знать? – пожал огромными плечами минотавр. – Я с ним не знаком, так, слышал краем уха.

– Но ты ведь поможешь ему с его проектом, милый? – В тоне дамы было столько меда, что, казалось, сейчас все пчелы в округе слетятся на ее сладкий голос.

– Ну сказал же, что помогу… – пробасил минотавр. – Придумаю, как это провести, но мне бы сначала с ним самим поговорить…

– А, вот вы где. – Режиссер возник рядом с нашими героями чертиком из табакерки, и по его лицу уже нельзя было прочесть, взволновала ли его неожиданная встреча с бывшей возлюбленной. – Батюшки, кто здесь, Юпитер Сатурнович, очень приятно видеть вас…

– Мне тоже, – степенно пророкотал минотавр. – Лев Львович, есть деловой разговор. Предлагаю отойти куда-нибудь, где потише, и пообщаться.

– Конечно, конечно, всегда к вашим услугам. – Брюковкин широко улыбнулся, став похожим на довольного котика, удачно завладевшего килограммом рублевских баварских сосисок. – Куда скажете, хоть на край света.

– Так далеко не надо. – Юпитер Сатурнович склонил голову, словно собираясь боднуть Льва Львовича. – Кажется, во второй переговорной никого нет.

И они удалились, при этом режиссер, продолжая лучиться сиянием неподдельного счастья, одарил Волка с Красной Шапочкой таким взглядом, что если бы его можно было конвертировать в валюту, наши герои вполне могли бы отправиться куда-нибудь на Мальдивы на месяц полного пансиона.

Европа снова подмигнула Красной Шапочке:

– Ну все, дело на мази. Юпитерушка у меня труден на подъем, но если уж взялся за что-то – пока не добьется результата, не успокоится. А матушке своей при случае передавай привет и скажи, чтобы не сердилась на меня.

– А она на вас разве сердится? – захлопала ресницами Красная Шапочка. Она и не заметила, чтобы матушка сердилась на Европу. Вообще, матушка способна была выдать на-гора пятьдесят оттенков сердитого, но Красная Шапочка знала их все и такого оттенка в ее палитре пока не наблюдала.

– Не бери в голову, – отмахнулась Европа. – Если и сердится, то совершенно напрасно. Надеюсь, теперь-то она это поймет.

– Почему? – Красная Шапочка, например, ничего не понимала; даже ее Разумей Занудович только растерянно разводил руками, логика Европы была ему совершенно чужда.

Внутренняя Богиня, приложив указательный пальчик ко лбу, усиленно думала. Зато Девочка-девочка таинственно улыбалась, словно о чем-то подозревая.

– Я ей нагадала нового приятеля и свадьбу со старым знакомым, – пояснила Европа. – Половина уже сбылась. Но сейчас не об этом. Юпитерушка сделает Левушке такое предложение, от которого тот язычок проглотит, – приязненно улыбнулась Европа. – Предвосхищая твой следующий вопрос, он профинансирует его фильм с обоюдным, так сказать, интересом.

– И в чем заключается интерес? – спросил Волк, дотоле молчавший.

Европа пожала плечами:

– Ей-богу не знаю, да и он сам, думаю, еще не знает. Но если Юпитеру надо, он даже черную кошку найдет в темной комнате, где никаких кошек отродясь не было, не то что какой-то там интерес.

Волк кивнул. Европа легонько толкнула Красную Шапочку в плечо:

– А мне твой парень нравится. – Она общалась с нашей героиней так, словно давно знала ее, и Оля от этого слегка конфузилась. – Славная вы парочка, ты вся такая модная, на волне, а он надежный и серьезный, как полковник Исаев. Прям как мы с Юпитерушкой четверть века назад. Скажи, мы классная пара?

Откровенно заскучав, Волк смотрел в сторону кулинарных боксов, от которых тянуло высококлассной едой, а у него в животе слегка начало бурчать от голода.

– Конечно, – вполне искренне подтвердила Красная Шапочка, не замечая состояния спутника. – Вы просто потрясные, слов нет.

– А двадцать пять лет назад какими были… – В глазах Европы появилось мечтательное выражение. – Эх… и вы такими будете через четверть века, у меня глаз цыганский, я вижу. Стала бы я Юпитера накручивать, если бы это было не так?

– Так, – словно загипнотизированная, согласилась Оля.

– То-то. Пойдемте коньячку выпьем, кровь по жилам разгоним.

Глава восьмая

– Эврика! – заявил Разумей. – Я понял!

– И что ж ты понял? – уточнила Внутренняя Богиня, сидя на краю серебряного ведра с бутылкой шампанского.

– Она, эта Европа, не с Красной Шапочкой разговаривает!

– С Волком, что ли? – уточнила Внутренняя Богиня.

– Сама с собой, – пояснил Разумей Занудович. – Она постоянно сама себя в чем-то старается убедить. И ей нужно внешнее подтверждение своим мыслям.

– Ужас-то какой, – поежилась Внутренняя Богиня. – Как так можно жить?

– Да уж, не позавидуешь, – кивнул Разумей Занудович.

* * *

– Мы с Волком вам так благодарны, – неожиданно сказала Красная Шапочка. – Правда, Вовчик?

– Конечно, – подтвердил Серов-Залесский, как бы невзначай приложив ладонь к животу и поправляя пиджак, но на самом деле для сдерживания требований организма немедленно поужинать. – Не знаю даже, что бы мы без вас делали…

– Ай, нашли бы еще кого-то, – отмахнулась Европа. – Вы такая парочка, я вам по секрету скажу, на вас тут многие засматриваются, даже Ашотик обратил внимание, слюнки сглатывает. Ой, я не о том.

Мелкими шажками весьма полного человека Ашот Израилевич оказался рядом и встал, растерянно-восхищенно глядя на Красную Шапочку. Пару раз он открыл рот, но только сделал несколько глотков коньяка из пузатого бокала. Заметив его непривычный взгляд, Европа подошла ближе к продюсеру: