Она стояла, глядя на танцующих и ожидая, когда вернется с напитками Джозеф Роджерс, когда сзади ее схватили за руку и прозвучал голос Тео.

— Наконец поймал! — Он развернул ее лицом к себе. — П... шли, я хочу потанцевать с вами.

Говоря, он покачнулся, и Тина с отвращением отпрянула от него.

— Я не собираюсь танцевать с вами! — резко ответила она. — Даже говорить не хочу, так что уходите и оставьте меня в покое!

Слишком поздно она поняла, что лучше было бы попытаться уговорить его. Ее презрительные слова заставили его вспыхнуть, напомнили все унижения, которые он испытал, поверженный на землю Вегасом. Для человека с его характером сознание того, что он был унижен и выставлен трусом, вполне объясняло поиски утешения в бутылке; а опьянение усилило обманчивое представление, что достаточно прошептать Тине на ухо несколько льстивых слов, чтобы вернуть себе ее расположение. Однако выражение отвращения на ее лице и резкий отказ развеяли эту веру, и улыбка на лице Тео сменилась гримасой гнева.

Он грубо потащил ее на танцевальную площадку, силой подавляя все возражения. Она не могла устроить сцену и отчаянно смотрела в сторону стола, за которым сидели мужчины, не подозревавшие о ее трудном положении. Тина поняла, что им ее не видно из-за толпящихся вокруг незнакомых людей, и до боли прикусила губу, сдержав крик, когда Тео сжал ее и заставил танцевать. Она закрыла глаза и все усилия направила на то, чтобы вытерпеть его слишком крепкое объятие и запах виски, но не успели они сделать и нескольких шагов, как раздался ледяной голос:

— Бренстон, сеньорита Доннелли закончит танец со мной!

Тина не понимала, что произошло, но секунду спустя Тео окружили веселые мужчины, как будто обрадовавшиеся его обществу, и, подталкивая, увели к бару, прежде чем танцующие смогли услышать его гневные слова. Освобождение произошло так стремительно и неожиданно, что Тина ошеломленно стояла перед мрачным Рамоном, не в силах поверить, что она свободна. Но когда он обнял ее за талию и повел среди танцующих, чувство облегчения тут же исчезло. Потому что он с нескрываемой досадой спросил:

— Неужели вам всегда нужно играть с огнем? Разве вы не поняли еще, что Бренстону нельзя доверять?

Тина вскинула голову. Он считает, что она искала общества Тео? Разве она не показала ясно, что не желает иметь с ним ничего общего, что он вызывает у нее отвращение, даже пугает? Она раскрыла рот, собираясь возразить, но слова застыли в горле, когда она увидела блеск его буйных голубых глаз. Никогда раньше не видела она такого гнева!

Музыка неожиданно кончилась, и у Тины не было сил сопротивляться, когда он не повел ее назад к обществу мужчин, а вывел в безлюдный сад. И не останавливался, пока они не оказались так далеко от дома, что музыка была еле слышна. В темноте, окруженная густой массой кустов, на фоне которой белый вечерний костюм подчеркивал ширину его плеч, Тина, замирая от волнения, ждала его слов. Ждать пришлось недолго.

— Теперь, когда вы видели, какие последствия может иметь ваше безрассудное поведение, — рассерженно начал он, — может быть, у вас хватит здравого смысла вести себя приличней и не сводить с ума всех мужчин, кто оказывается поблизости! Я устал спасать вас из положений, в которые вы попадаете по своей же вине, и предлагаю вам в будущем оставить флирт более опытным женщинам, способным контролировать страсти, которые они вызывают!

Тина почувствовала себя так, словно ее ударили.

— Флирт?.. Но я не... О, как вы смеете! — Она топнула ногой, чувствуя неспособность найти сейчас нужные слова, чтобы объяснить, что поведение мужчин в этот вечер было проявлением доброты. Она была уверена, что его обвинения — способ отомстить за подобные же слова, которые она бросила ему самому, и раздражение заставило ее забыть об осторожности. — Ваши слова многое объясняют, сеньор, — саркастически проговорила она. — Теперь я понимаю вашу привязанность к сеньоре. Очевидно, с ней вы чувствуете себя в безопасности и уверены, что ваше внимание не будет неверно истолковано.

Она сразу пожалела о сказанном, покраснела и ждала гневной отповеди. Но он удивил ее, ответив спокойно, и поэтому она не сразу поняла весь ядовитый смысл его слов.

— Я согласен с вами, что сеньора, — Рамон наклонил свою темную голову, — не ребенок, выдающий себя за женщину...

Тина окончательно упала духом. Наступил решающий момент, и боль, которую она чувствовала в сердце, прозвучала в ее брошенных в темноту словах:

— Я пыталась вам сказать, но вы не слушали...

Он возразил:

— Могли попытаться раньше! Например, в лесу, где я сделал все, чтобы облегчить вам признание.

Тина удивленно воскликнула:

— Значит, говоря Инес, что знаете правду, вы ее на самом деле знали? Но каким образом?..

— Я не солгал, сеньорита, — резко ответил он. — Упражняться в этом жанре я предоставляю вам, как специалистке!

Едва не плача, она возразила:

— Но вы солгали. Вы сказали Инес, что я сама рассказала вам об обмане. И вы знаете, что это неправда, сеньор.

Он сделал быстрый шаг к ней и схватил за плечи.

— Неужели вы не помните, какие кошмары преследуют вас во сне? — Он молча ждал ответа, но когда она ответила изумленным взглядом, гнев его внезапно исчез, хотя в голубых глазах пумы еще видны были опасные искры. Он попытался объяснить.

— В ту ночь, которую мы вместе провели в хижине в деревне гуахарибо, у вас был кошмар. Вы разбудили меня, позвав отца, а когда я попытался вас успокоить, начали говорить о своем детстве и о страхе перед джунглями. Вы мне рассказали все, включая причину, по которой приняли участие в экспедиции и постарались обмануть меня.

Тина стояла неподвижно, вспоминая, как спокойно стало ей той ночью от чьего-то нежного голоса и успокаивающих рук. Когда всплывало воспоминание о ночном поцелуе, ей все это казалось сном, но теперь она поняла. Это его губы тогда коснулись ее лба.

Тина молчала, никак не проявляя своих чувств, и он продолжил:

— Поэтому я решил не обращать внимания на ваш обман, но больше всего мне хотелось, чтобы сами рассказали мне то, что невольно выдали подсознательно. Хотел, чтобы вы выговорились, хотел помочь вам выдержать трудное испытание, но вы закрылись от меня, — продолжал он, вновь наливаясь гневом, — и даже обвинили в том, что я посягаю на права другого мужчины!

Она неожиданно посмотрела ему в глаза и поразилась, заметив в них неприкрытую боль. Невольно, не задумываясь, выдохнула:

— О нет, Рамон! — И подняла руку, чтобы разгладить морщинки вокруг его сжатых губ. Несколько мгновений он не двигался, но потом, когда, в ужасе от собственного безрассудства, она жарко покраснела и отдернула руку, он притянул ее к себе со стоном человека, достигшего пределов своих возможностей сдерживаться. Их тела соприкоснулись, страсть разорвала все преграды, смяв ее жалкие попытки сдержать чувства, которые она к нему испытывала. Между поцелуями она слышала ласковые испанские слова, и тут всякие связные мысли исчезли, изгнанные желанием, которое разбудили его страстные поцелуи. И Тина поддалась этому желанию, капитулировала перед ним.

Она должна была бы сопротивляться, но все в ней противилось даже мысли об этом. В глубине сознания тревожное предупреждение по-прежнему пыталось пробиться сквозь бурю чувств; Тина напоминала себе, что он собирается жениться на донье Инес — и кем же тогда будет для него она, случайная встречная? Но это предупреждение не было услышано. Сегодня их последний вечер вместе, и она решила полностью отдаться своим чувствам. Прижавшись к Рамону, отвечала на его поцелуи со страстью, которая так возбуждала его. Тине хотелось, чтобы время остановилось, чтобы мир застыл, но он вдруг отстранил ее от себя и, бледный и потрясенный, посмотрел ей в лицо.

— Рамон? — прошептала она, ожидая его новых поцелуев, но он взял себя в руки.

— Нам нужно поговорить, — нетерпеливо сказал он. — Я отказываюсь дальше страдать! Я должен знать, — он сжал ее плечи, — каково мое положение. Мы играли достаточно долго, и теперь я требую, чтобы вы сказали, что значит для вас Бренстон. Отвечайте правдиво, Тина, потому что хотя я люблю вас, тем не менее отказываюсь впредь соперничать с ним за ваше внимание!

— Вы меня любите? — произнесла она еле слышным шепотом.

Он опустил руки и просто ответил:

— А как вы думаете, почему я разрешил вам принять участие в экспедиции? Никогда раньше не верил в любовь с первого взгляда, но в первый же день, когда увидел ваши попытки скрыть робость и неуверенность, выдавая себя за надежную и опытную исследовательницу, когда услышал, как вы пытаетесь авторитетно рассуждать о том, о чем явно не имеете понятия, когда вам хватило дерзости усомниться в моей репутации, я был поражен вашей смелостью и стойкостью. Я называл себя глупцом, но мне нужно было узнать вас поближе, поэтому я сделал вид, что вы меня обманули. — Голос его зазвучал резче. — Но вы превратили экспедицию в ад! Вы не делали тайны из того, что предпочитаете общество Бренстона; и даже в день нашего пребывания у знахаря, когда я почувствовал, что наконец приобретаю ваше доверие, вы обвинили меня в том, что я покушаюсь на «территорию» Бренстона!

Он надменно выпрямился, возмущенный, что его посмели сопоставить с Тео. Казалось, все высокомерие и гордость его народа отразились в эту минуту на лице Рамона.

Тина попыталась объясниться:

— О нет, Рамон, на самом деле я напоминала вам о донье Инес!

— Инес? А она какое к этому имеет отношение? — резко спросил он.

— Тео сказал мне, что вы собираетесь пожениться, — ответила она, давясь слезами.

Наступила тишина. Теперь оба начали сознавать глубину разделявшего их недоразумения. Рамон пристально смотрел на ее лицо, и в его глазах боль постепенно сменялась решимостью. И сердце ее дрогнуло, когда он серьезно сказал: