– Господи, помилуй, – прошептала Ханна, наблюдая, как десятки слуг возвращаются на свои рабочие места, не обмолвившись друг с другом ни словом.

– Вы отлично справились, – не без удивления заметил герцог.

– Мне никогда не запомнить всех имен, – прошептала она в ответ.

Он усмехнулся.

– В этом нет необходимости. К вашим услугам дворецкий, экономка и ваша камеристка. Остальные вам, как правило, без надобности.

– Но как же не помнить, как их всех зовут? Ведь они живут в вашем доме.

– Да, но это не значит, что я должен с ними разговаривать. Предпочитаю, чтобы хозяйство велось без сучка без задоринки, и дело значительно упрощается, если слугами командует Харпер. – Он снова посмотрел на дворецкого – тот мгновенно сделал шаг вперед. – Кто займет место камеристки ее светлости?

– Миссис Поттс рекомендует Лили, – почтительно ответил Харпер.

Эксетер кивнул, а дворецкий повернулся, взглядом подзывая худенькую девушку, которая ожидала позади. Она приблизилась и присела в реверансе, и Ханна чуть было не сделала реверанс в ответ.

– Лили, ты будешь камеристкой ее светлости, – сообщил Харпер.

Девушка склонила голову.

– Благодарю вас, Харпер, – сказала Ханна, которую это безмолвное общение начинало нервировать. Что, у этих людей нет голоса? – Я рада познакомиться с тобой, Лили.

У девушки сделался испуганный вид, но она кивнула и прошептала что-то в ответ. Дворецкий посмотрел сурово, и бедняжка попятилась, присела в реверансе и удалилась в полном молчании.

– Мама! – в тишине эхом прокатился восторженный крик Молли. – Селия показала мне детскую! Мама, там столько игрушек! Иди посмотри! – Девочка размахивала руками, просунув их сквозь перила на лестничной площадке.

Стоящий возле Ханны герцог отчаянно вздохнул.

– Иду, дорогая, – крикнула Ханна дочери. – Прекратите, – сердито прошептала она герцогу. – Прекратите вздыхать и закатывать глаза, будто мы с дочерью делаем нечто такое, чего вы не в силах вытерпеть. Это же ваша идея! Так что будьте добры, прекратите делать вид оскорбленной невинности, если я или Молли совершаем ошибки.

– Я веду себя, как любой мужчина, в дом которого вторглись незваные четыре особы женского пола, – отрезал он. – Но не беспокойтесь: вину я возлагаю исключительно на Дэвида, хотя не в восторге от сложившейся ситуации.

Ханна шагнула вперед, гордо вскинув голову.

– Он, конечно, начал, но вы-то продолжили. Я хотела уехать домой, но вы заставили меня остаться.

– Дерзость – нежелательное качество в женщине, – ответил Маркус. Ханна открыла было рот, чтобы высказать все, что думала про его поведение, но он вдруг протянул руку и пальцем приподнял ее подбородок. – Жаль, потому что вам оно очень идет.

Она в замешательстве поджала губы, а Эксетер тем временем развернулся и пошел прочь. Харпер отправился за герцогом. Ханна смотрела им вслед. Эксетер сделал ей комплимент или оскорбил? Видимо, и то и другое.

Молли позвала ее снова, и она побежала вверх по лестнице, чтобы полюбоваться игрушками в детской, по-прежнему гадая, что же имел в виду Маркус.


На следующее утро Ханна как раз расстегивала ночную сорочку, чтобы переодеться, когда краем глаза уловила за спиной какое-то движение. Испуганно обернувшись, она с облегчением перевела дух. В дверях стояла Лили, держа в руках тяжелый поднос, уставленный всякой всячиной.

– Господи, как же ты меня напугала, – сказала герцогиня, поспешно запахивая сорочку. Может быть, девушка стучала, а она не слышала?

– Прошу прощения, ваша светлость, – тихо сказала Лили, опуская взгляд. Она пересекла комнату и поставила поднос на туалетный столик. – Харпер велел мне принести вам завтрак, хотя вы и не звонили. Он сказал, что вы рано встаете.

Поспешно застегивая пуговицы сорочки, Ханна слушала вполуха.

– Что ж, спасибо. Очень мило. – Она накинула халат и туго затянула пояс. Не привыкла она принимать посетителей в одной ночной сорочке! Лили проворно сновала по комнате: раздвинула занавеси на окнах, распахнула шкаф, чтобы оценить скромный гардероб хозяйки. Ханна неподвижно сидела на краешке кровати и не знала, что же ей делать.

– Ваша светлость, не желаете ли одеться, перед завтраком?

Лили извлекла из шкафа лучшее платье – из синего муслина. Потом достала чулки и нижнее белье.

– Я еще не думала… – Ханна снова посмотрела на поднос, где стояли блюда, источающие тонкий пар, отчетливо заметный в лучах утреннего солнца. Ей с детства внушили, что лежать в постели, бодрствуя, – непростительная праздность. Так делают только больные и лентяи. Но мысль казалась такой соблазнительной, да и поднос с ароматными блюдами был уже здесь. – После, – сказала она, подходя к столику, на котором стоял поднос. Ханна решительно не могла есть, лежа в постели. Но позавтракать за туалетным столиком казалось ей куда меньшим грехом.

– Да, ваша светлость. – Лили, с непостижимой быстротой опередив герцогиню, оказалась возле столика, сняла крышки с блюд и разложила столовые приборы.

Ханна могла лишь удивляться, как красиво и аккуратно все было сервировано. Она взяла вилку, чтобы подцепить толстенькую колбаску, но замерла, когда увидела, что Лили начинает прибираться в комнате.

– Право же, в этом нет необходимости! – Воскликнула герцогиня. – Прошу тебя, присядь на минутку.

С подушкой в руках, камеристка застыла, изумленно глядя на Ханну.

– Что, ваша светлость?

Ханна указала девушке на второй стул.

– Присядь, пожалуйста.

Поколебавшись минуту, Лили повиновалась, скрывая удивление под маской невозмутимости и спокойствия. Она присела на самый краешек стула, спрятала ноги под стул и сложила руки на коленях, готовая в любой миг снова вскочить. Ханна доела колбаску и сделала глоток чаю.

– Скажи, герцог – хороший хозяин? – выпалила она прежде, чем успела подумать. Слуги в доме не выглядели угнетенными, и все-таки их поведение казалось ей неестественным.

Лили и бровью не повела.

– Он справедливый хозяин, ваша светлость. Я почитаю за честь служить в этом доме.

– Тебе здесь нравится?

– Я вполне довольна, мадам. И надеюсь, что сумею вам угодить.

Боже правый! Неудивительно, что у герцога столь раздутое самомнение. Ведь его окружают люди, готовые целовать его сапоги даже в его отсутствие.

Ханна отставила яйцо-пашот и взяла ломтик поджаренного хлеба. Местная кухарка печет воистину божественный хлеб. Нужно будет попросить рецепт, когда она будет уезжать. Лили следила за ней внимательным взглядом, словно запоминая, что хозяйка съела, а чем пренебрегла. Ханна могла дать руку на отсечение, что завтра камеристка принесет на подносе, если, конечно, не приказать ей другое, – только то, что она съест сегодня.

– Хорошо, Лили. Если хочешь мне угодить… – Ханна задумалась. Никогда в жизни ей не приходилось приказывать людям сделать то, что ей угодно, и знать при этом, что приказание будет в точности выполнено. – Ты всегда должна отвечать честно, если я спрошу твое мнение, – продолжала она твердо. – Я не герцог, и в моем присутствии необязательно говорить шепотом. Я могу обслуживать себя сама. Если мне понадобится твоя помощь, я позвоню. Поэтому можешь спокойно заниматься своими делами.

Ханне казалось, что она рассуждает здраво. Совсем ненужно, чтобы Лили появлялась в ее спальне каждое утро для приготовления одежды или подачи завтрака. Все это – роскошь и блажь, к ним не стоит привыкать, если она собирается вернуться к прежней жизни. Она здесь всего на несколько недель.

Камеристка растерянно захлопала ресницами.

– Ваша светлость, моя обязанность служить вам во всем!

– Да, и я тебя позову, когда ты мне понадобишься.

Лили опустила глаза.

– Да, мадам.

– На самом деле, – призналась Ханна, – я даже не представляю, зачем мне камеристка. О чем, например, я могу тебя попросить?

– О чем угодно, ваша светлость. У меня талант укладывать волосы. Моя кузина – камеристка при вдовствующей герцогине. Она обучила меня всему, что может понадобиться. – Лили говорила так тихо, что можно было вообще не расслышать ее слов, если специально не прислушиваться.

– Почему здесь все говорят шепотом? – Вопрос буквально сорвался с языка Ханны.

Выражение лица девушки осталось невозмутимым.

– Его светлость не желает, чтобы слуги обращали на себя внимание, мадам.

– Какая жалость, что вы не можете заодно стать невидимками, – тихо заметила Ханна.

Лили ничего не ответила, но малейшая заминка в ее дыхании означала, что она все услышала. Ханна поморщилась. Высмеивать герцога за его спиной? Хорошенькое начало! Что о ней подумают?..

Вдруг ее осенила догадка: когда их фальшивый брак подойдет к концу, Лили потеряет работу.

– Чем ты занималась раньше?

– Стиркой деликатных вещей, мадам. А еще помогала камеристке вдовствующей герцогини и камеристке леди Селии, когда они были в Лондоне.

О Господи! Теперь, значит, Лили получила повышение. И Ханна почувствовала себя виноватой, ведь девушка очень быстро потеряет свой новый статус. Она рассеянно переставляла тарелки на подносе. Изысканная сервировка начинала внушать ей отвращение. Зачем ей брать на себя ответственность за эту девушку?

– Что значит для тебя новое назначение?

Все-таки ей удалось вывести Лили из равновесия. Девушка растерялась.

– В каком смысле, ваша светлость?

– Ну… тебе повысят жалованье? – Ханна уже жалела о том, что затеяла этот разговор. Чем она может помочь Лили, даже если той грозит разжалование в чистильщики сапог? – Или у тебя будет хорошая комната, или… что-то еще?

Камеристка была окончательно озадачена.

– Ваша светлость, я вполне довольна и своей комнатой, и жалованьем.