Радж знакомит нас. Это Дхута.

Молодая женщина сразу подхватывает меня под руку и ведет на террасу. Малыша оставляет служанке.

Мужчины следуют за нами.

С террасы мы бросаем взгляд на живописный уголок парка. У меня такое впечатление, будто я попала на съемки какого-нибудь романтического фильма. Девятнадцатый век, Индия, английская усадьба; там вдали — чайные плантации, на которых под палящим солнцем работают за гроши несчастные закабаленные индусы…

А здесь в тени террасы так прохладно.

Едва уловимое движение воздуха приносит нежный аромат цветов. Теперь я понимаю, почему от Раджа всегда пахнет цветами.

Дхута с удовольствием рассказывает о вилле.

Оказывается, это и есть старая английская усадьба — я угадала, пустившись в свои фантазии. Радж и Дхута купили ее несколько лет назад. Дом был долгое время нежилой и в довольно запущенном состоянии, парк представлял из себя едва ли не дикий лес — его и до сих пор не совсем расчистили. После капитального ремонта, на который средств ушло больше, чем на саму покупку, вилла приняла надлежащий вид. Но нужно сделать еще немало…

Дхута спрашивает, не устала ли я с дороги.

Нет, я не устала.

А она так прелестна, открыта, добра, улыбчива. С каждой минутой она нравится мне все больше. У нее такие красивые глаза! Мы непременно подружимся.

Заходим в дом. Дхута идет на полшага сзади, не без гордости показывает холл. Сказать, что холл просторен, — значит, ничего не сказать. Он просто огромен и в нем как бы теряешься. Снаружи здание не выглядит очень уж большим. Но то — зрительный обман. Это так кажется только. Наверное, потому, что рядом стоят великаны-деревья.

В холле полумрак. Толстые ковры на полу, темные старые панели; в глубине — широкая мраморная лестница на второй этаж. В центре холла — большой диван, выполненный в форме полукруга, и несколько кресел.

Дхута приглашает нас садиться. Служанка приносит свежий фруктовый сок в высоких стаканах. Как раз то, чего мне не хватало для ощущения полного комфорта. Сок очень освежает меня. Я пью, но что я пью? Напоминает сок манго с добавлением меда…

Дхута рассказывает про свой парк. Она еще не решила для себя, что любит больше: дом или парк. Пожалуй, все-таки — парк, хотя он еще не доведен до совершенства. Но он так прекрасен. В любую пору года. И днем, и ночью. Быть может, прекраснее ночью — когда светят луна и звезды, когда так таинственна тень, когда спят цветы…

Радж добавляет, что парк их плавно переходит в дикую чащу. И хотя есть ограждение, звери иногда забредают в усадьбу. Обезьяны, например. Макаки.

Радж достает из бара бутылку виски, два стакана; из холодильника лед. Наливает себе и Саше.

Потом мы все вместе идем осматривать дом. Дхута начинает с кухни. Она говорит, что кухня в доме — самое главное. Почти священное место. Индийские женщины проводят на кухне наибольшую часть своего дня. И тем, какие кулинарные чудеса там творят, они проявляют заботу о своих ближних. По существу на кухне держится благополучие семьи. Если хочешь, чтоб порядок царил в семье, порядок должен царить на кухне.

Дхута говорит, что сегодня у них будет праздничный обед. В честь таких дорогих гостей. Из России у них гости впервые. Были дважды американцы, немцы… Сегодняшний обед в «могольской» традиции. Это значит, что обед будет роскошный. Один из предков Дхуты был матхур. Очень далекий предок. Но из поколения в поколение передаются рецепты его излюбленных блюд.

Радж прищелкивает языком, он по достоинству оценивает эти старинные рецепты. Делает маленький глоток виски. Потом говорит о блюдах, которые нам предстоит попробовать.

Сегодня на обед: плов, бараньи ребрышки, запеченные в тандуре, а на десерт Шахи Тукра — могольское сладкое блюдо.

Я осматриваюсь; я очень верю, что от кухни зависит благополучие семьи. Кухня на вилле примерно такая, как вся наша с тетушкой квартира на Васильевском (и если Дхута сейчас вдруг спросит, какая у меня в Петербурге кухня, я окажусь в немалом затруднении; мне придется либо промолчать, либо что-нибудь соврать, смалодушествовать). Пожилая кухарка готовит ленч. Широкая плита посреди кухни. На столах — японские и корейские агрегаты. Кухарка только успевает нажимать кнопки. Фартук на ней — белоснежно чистый. Я тихонько вздыхаю у Дхуты за спиной.

Потом мы осматриваем детскую, заваленную игрушками; стены увешаны видами Индии; ребенок, выросший в этой комнате, среди этой красоты, непременно будет патриотом.

Поднимаемся в кабинет Раджа. Здесь много книг. Книжные шкафы — старой работы. Красное дерево. Отдельный шкаф — альбомы. На полу — тигровая шкура. Очень большая, занимает половину кабинета. Старинный стол с зеленым сукном. На столе большая китайская лампа и с десяток бронзовых статуэток. На маленьком столике сбоку: компьютер с колонками, принтер; на специальных полочках — множество дискет.

Просматриваю корешки книг, альбомов. Вдруг на одном корешке вижу — Санкт-Петербург… Оглядываюсь на Сашу.

От заговорщицки подмигивает:

— Это от нас с тобой.

Потом мы спускаемся в холл, выходим на террасу.

Радж заговаривает о лошадях. У него свои лошади. Это — божественные создания.

— Хотите взглянуть?

Он ведет нас с Сашей мимо флигеля по дорожке, посыпанной песком. Дхута остается в доме; ей нужно сделать кое-какие распоряжения, последить за приготовлением обеда.

Мы сворачиваем за угол дома. Как красиво вокруг… Все цветет и благоухает. Под сенью деревьев и кустарников прячутся птицы. Я не вижу их. Зато хорошо слышу. Они как будто понимают, что на вилле гости, и очень стараются: щебечут, чирикают, свистят, пищат, поют, ухают, заливаются трелями… Настоящий концерт!

В некотором отдалении от жилого дома — небольшая конюшня, рядом — огороженная площадка для выгула. У Раджа несколько лошадей: Искандер, Роксана, Рубин, Хидимба. Все лошади спокойные, кроме Хидимбы. Злая кобылка, норовистая, может укусить. Ей и кличка такая не случайно подобрана: Хидимба — имя демоницы.

Мне больше всех понравились Искандер и Роксана. Даже показалось, что у них любовь. То стоят рядышком, то ходят друг за другом, трутся друг о друга мордами.

Искандер — белый с серыми чулочками, Роксана — гнедая. Они и внешне подходят друг другу.

Если судить по кличкам, у них действительно должна быть любовь. Ведь Искандер — это Александр Македонский, а Роксана — восточная принцесса, его жена.

Радж предлагает нам прокатиться. Глаза его как-то озорно блестят. Саша вроде бы не против, а я боюсь. Я никогда не ездила верхом.

Отмалчиваюсь. А сама думаю: «Лошади вон какие высокие! Больно будет падать! Да и одета я не подобающим образом».

Радж выпускает лошадей в загон. Мы с полчаса любуемся ими. У Искандера благородная стать. Роксана — видно невооруженным глазом — очарована им. Но любит, чтобы он за ней поухаживал. Хитрая лошадка. Однако ей можно посочувствовать: красивая вороная Хидимба все порывается привлечь внимание Искандера, а он то и дело косит на нее глазом… Вот и любовный треугольник. Рубин не вмешивается; он без претензий — стоит в сторонке, помахивает хвостом.

Прибегает молоденькая служанка, приглашает нас на ленч.

Стол накрыт на террасе. Омлет, тосты, цветочный чай, фрукты.

Разговор заходит об именах.

Дхута — очень древнее имя. Пожалуй, как и Елена. Радж… Я говорю, что в России очень любили фильмы с Раджем Капуром, но в последние годы их уже не показывают. Радж по-приятельски посмеивается над Сашей: будто Александр Македонский, тот завоевывает Индию. Мне нравится эта шутка. Если принимать во внимание освоение Сашей нового маршрута для «Синей птицы», то это невероятно удачное сравнение!

После ленча мужчинам все-таки удается уговорить меня сесть на лошадь. «Была не была!» — восклицаю я мысленно. Если б мне самой чуточку не хотелось прокатиться верхом, им бы никогда меня не уговорить.

Да и Дхута меня поддерживает, улыбается: прокатитесь, мисс, в этом нет ничего страшного.

Радж сам седлает лошадей. Для Саши, понятно, — Искандера, а для меня — Роксану. Для таких случаев у Раджа есть дамское седло.

Саша подсаживает меня. Я с перепугу ойкаю, крепко хватаюсь за гриву. Бедная Роксана! Но сижу как будто крепко. Даже отваживаюсь выпрямиться. А спустя минуту вымучиваю подобие улыбки.

Радж ведет Роксану по загону. Хочет, чтобы я привыкла. Первый круг, второй, третий… Я, и правда, привыкаю; скоро у меня в голове даже появляются мысли, например, какое все же большое животное — лошадь! И отмечаю, что сидеть в дамском седле довольно удобно. Я несколько расслабляюсь, покачиваюсь…

Тут Радж открывает загон и, несмотря на мои почти что слезные просьбы, хлопает Роксану рукой по крупу. Лошадь припускает по дорожке в парк — по знакомой ей дорожке. Что мне остается делать? Из седла не выпрыгнешь на ходу. Я покрепче держусь за шею Роксаны, сжимаю в страхе ноги и так еду, еду… Лошадь все не останавливается. А я боюсь оглянуться. Мне кажется, если я оглянусь, то тут же потеряю равновесие и упаду и непременно что-нибудь себе сломаю либо вовсе убьюсь. Я слышу, кто-то скачет за мной.

«Слава Богу! Меня не бросили в трудную минуту…»

Не знаю, как повернуть Роксану. Но тут вспоминаю про уздечку. Она ведь и служит как раз для того, чтобы поворачивать лошадь. Тяну уздечку слева. Но Роксана и не думает поворачивать. Тогда тяну справа… Наверное, тяну я слишком слабо. Однако я думаю, что если потянуть сильнее, то можно что-нибудь повредить бедному животному: порвать губу или вырвать зуб, больно прижать язык. Я не решаюсь на такое насилие. Когда-нибудь дорожка кончится, и Роксана сама остановится. Или лошадь просто-напросто устанет и замедлит ход. Тогда я и спрыгну на землю.

Сзади перестук копыт участился.