Сегодняшняя игра Урсулы была связана с первым мужем её матери. Несколько лет назад бабушка, теперь находящаяся на небесах, поведала ей, что первый муж её матери, отец того красивого военного, который приходил к ним на обед с женой-иностранкой, погиб в шахте под названием Уил-Грейс, рядом с Нампарой. Он спустился туда, никому не сообщив, чтобы исследовать старые выработки, куда уже никто не захаживал много лет. Он перебирался по доске над затопленным стволом, но гнилая доска разломилась, и он свалился в воду. «Его обнаружили, — прошептала бабушка Уорлегган, — но опоздали на целый час. Всего на час. И знаешь, что он держал в руке? Ржавый гвоздь. Он уцепился за него и держался до тех пор, пока гвоздь не выскользнул из стены!»

Рассказ произвел на Урсулу огромное впечатление, и она с волнением прокручивала эту сценку. Одного из её оловянных человечков звали Фрэнсис Полдарк. Урсула опускала его в шахту, убеждала проползти по узкому тоннелю, переводила по деревянной доске над затопленным стволом. Она не могла каждый раз ломать дощечку, поэтому человечек соскальзывал и плюхался в воду; а потом вцеплялся в гвоздь. Это была самая лучшая часть сценки. В кромешной тьме и по горло в воде он цеплялся за гвоздь. А затем спасатели начали его поиски; но слишком поздно...

Громкие голоса доносились из кабинета отца. Ей ещё не доводилось слышать подобного. После его женитьбы на Харриет, насколько ей известно, дважды случались неприятные сцены, когда оба говорили на повышенных тонах, но никогда не кричали. А сейчас кричат. Урсула ощутила девичье любопытство к происходящему в доме, хотя это её и не касалось, она выскользнула из комнаты и помчалась по коридору к дверям отцовского кабинета.

Тогда она вдруг поняла, что в ссоре не участвует мачеха. Оба голоса принадлежали мужчинам, которых она знала.

— ...Богом клянусь, я положу этому конец!

— Чему конец? Всё уже свершилось!

— Я добьюсь, чтобы его аннулировали! Тебе нет двадцати одного года! Ты пошёл на это, только чтобы совратить какую-то бестолковую девицу...

— Она не бестолковая, отец. И это законно. Я гарантирую это на двести процентов!

Что-то скользнуло и упало на пол. Урсула отпрыгнула от двери, ожидая, что сейчас она распахнется, но этого не случилось. Ей не очень нравился брат, который частенько вёл себя надменно, так что она с удовольствием слушала, как его ругают, причем за что-то ужасное.

— И кто эта девица?

— Сейчас это не имеет значения. Церемония прошла в церкви Святого Бенедикта...

— Где это?

— В Кембридже, отец. Венчал преподобный Артур Чисхолм, церемония самая обыкновенная, законная, при свидетелях, и случилась она в среду, четвёртого мая...

— Боже, просто немыслимо! Ты прекрасно знал о моих планах касательно тебя! Ей-богу, тебе это даром не пройдёт! Что на тебя нашло? Это что, какое-то временное помешательство из-за хнычущей девки, которую ты обрюхатил? Полагаю, её отец и брат...

— У неё их нет! И она не в положении. Это совершенно сознательный выбор с моей стороны...

— Лучше скажи умышленный, чтобы только сорвать все мои планы на тебя! Верно ведь? Что молчишь? Ты намеренно так поступил, лишь бы разрушить все мои замыслы. Разве не так? Не так?

— Лишь отчасти, дорогой отец. Признаюсь, я больше не желаю от тебя зависеть. А раз уж ты загнал меня в угол, то скажу, что мне никогда не нравилось быть твоей ручной собачонкой. Но причины моего поступка куда более сложные, это не просто желание сорвать твои планы и свести их на нет. Я мог бы тебе рассказать... но не стану!

— Поведай же мне свои небылицы! Объясни, что за жеманного, коварного, язвительного и никчемного хлыща я породил! Какого неблагодарного, грубого, прожорливого пьяницу, бесстыдника и ленивого транжиру! С самого рождения ты принимал всё, чем я тебя щедро одаривал, с ухмылкой и издёвкой. Ни разу не поблагодарил! Ни разу не извинился! Всё воспринимал как должное, по праву законного наследника. Ну что ж, я покажу, что тебе принадлежит по праву, а что нет! Увидишь, мой мальчик; отныне ты узнаешь! Я тебе покажу!

Послышался звон разбитого стекла, и Урсула вновь отпрянула, но ссора слишком её поглотила, чтобы отходить слишком далеко от двери.

Валентин заговорил. И его голос звучал холодно и ожесточённо.

— И что же я от тебя получил, дорогой отец? Первые шесть-семь лет моей жизни я помню только резкие слова и холодные взгляды. После смерти матери я стал для тебя неким символом, и до сих пор так и осталось! Потраченные на меня деньги — на одежду, образование — тратились, чтобы потрафить собственному самолюбию. Потому что ты отправил своего сына в Итон скорее ради себя, чем ради меня. Ведь сын станет вращаться среди наследников пэров, будет наставником баронета — вот о чём можно потолковать с друзьями. Ты свёл его с хорошенькой девственницей, оформил на него огромный особняк и обеспечил ему достойное существование, и всё это ради прославления сэра Джорджа Уорлеггана, внука кузнеца!

— Ах ты, наглый щенок!

Послышался грохот мебели, что-то упало.

— Ты принимаешь это за оскорбление, отец? Я правнук кузнеца. И мне всё равно. У всех были когда-то скромные предки, далёкие или близкие. Я не доволен лишь тем, что ты вечно не доволен мной!

— Оставь в покое стул, чёрт бы тебя побрал!.. Я больше к тебе не притронусь...

— Если бы я женился на Кьюби, твои планы удались бы, но я жил бы в уготованном мне русле, ты держал бы меня на коротком поводке, чтобы я танцевал, стоит тебе подергать за ниточку! Таковы твои намерения, разве нет? Чёрт побери, да я готов в этом поклясться!

— Что ж, могу тебе обещать, что теперь ты запляшешь по-другому! Почуешь разницу, когда станешь нищим! Большинство твоих приятелей, пьяниц и картёжников, больше не пожелают с тобой знаться! А что до твоего распутства, то ты обнаружишь, что женщины становятся куда менее доступными, когда у тебя в кармане нет золота!

— Одно женское тело мне доступно в любую минуту, тело моей жены. Уверен, что человек твоих моральных устоев поаплодирует решению узаконить нашу связь. А кроме того, я не люблю Кьюби, но люблю свою жену. Я обожаю даже землю, по которой она ступает!

Урсула хихикнула, но в кабинете её не услышали.

— Полагаю, я не знаком с этим бриллиантом. Вероятно, у неё достаточно денег, чтобы содержать тебя, как комнатную собачонку. Надеюсь на это, потому что завтра ты покинешь этот дом в этой самой одежде и с парой сундуков личных вещей. А после этого не получишь от меня ни пенни. Можешь катиться к чёрту и сгнить в аду!

— Можешь называть это адом, отец. Но вообще-то у моей жены тридцать тысяч фунтов в трёхпроцентных облигациях, так что, хотя я надеюсь со временем увеличить капитал, моя жизнь будет не хуже прежней. А в одном смысле даже лучше, потому что я наконец-то буду наслаждаться свободой от тебя. Ты отравил жизнь моей матери своими нездоровыми подозрениями и ревностью, и я счастлив, что у тебя больше не будет возможности отравлять мою!

Раздался гонг к ужину. И Урсуле вдруг захотелось, чтобы он был громче и прекратил ссору. Сказано уже столько ужасного, и в основном в адрес её обожаемого отца. Эти слова ей уже никогда не забыть, они звучали как обвинения, кошмарные оскорбления, которые и произносить-то нельзя. Сначала она просто хотела подслушать ссору из любопытства, а теперь по-настоящему испугалась. Возможно, сказанного уже никогда не исправить. Семья никогда не станет прежней.

В кабинете стало тихо. По крайней мере, они не подрались, а пару минут назад к этому всё и шло.

— Я никогда не прощу тебя за такие злобные и невежественные выпады по поводу моих отношений с твоей матерью. Прошу тебя, покинь эту комнату и не приходи на ужин. Уезжай из дома с самого раннего утра, чтобы мы случайно не столкнулись. Возвращайся к своей жене в Кембридж и живи там. Чтоб ноги твоей не было в Корнуолле.

— Боюсь, мои ноги останутся в Корнуолле, — сказал Валентин. — Я буду жить здесь. У моей жены здесь дом. Я хотел отсрочить объявление о нашем браке на полгода или около того, но ты вынудил меня признаться своим неразумным нажимом. Моя жена — миссис Селина Поуп. Теперь — миссис Селина Уорлегган, и мы поселимся в Плейс-хаусе, всего в пятнадцати милях отсюда. Прежде чем ты скажешь какую-нибудь гадость, добавлю, что ей тридцать два года, и у меня есть две падчерицы. Они молоды и привлекательны, и я постараюсь удачно выдать их замуж. Может, скажешь об этом Харриет за ужином? Мне бы хотелось как можно скорее открыть ей правду. Уверен, она повеселится. Но смеяться будет скорее над тобой, чем надо мной...

Урсула едва успела прижаться к стене, когда из двери вылетел Валентин. Она не поняла, заметил ли он её, но если и так, то не подал вида. Чёрные волосы прикрывали синяк на его лбу, глаза сверкали, губы решительно сжаты, нос торчал как у орла. Он выглядел лет на десять старше, совсем не похожим на апатичного юного хлыща, он выглядел опасным.


Часть третья



Глава первая