Джо знал, что дверь ведет на веранду, а не непосредственно в дом. В отличие от прочих людей, чарлстонцы не любили больших крылец, на которых можно было сидеть, переговариваясь с проходящими мимо знакомыми. Парадные двери и окна со ставнями отгораживали их от улицы. Они изрядно пеклись о том, чтобы в их укромную жизнь никто не вмешивался. Высокие кирпичные стены ограждали сады. Глухие стены домов выходили на улицу. И это производило впечатление. Сегодня утром Симмонсу встретился лейтенант-янки, который озирался по сторонам и бранился:

– Даже дома обдают здесь холодом.

Джо встретил его, когда тот разгуливал подле затейливо выкованных ворот, стараясь рассмотреть сквозь них разоренный сад. Вид у офицера был скорее печальный, чем торжествующий. Город обладал покоряющей притягательностью, непреодолимым «смотри, но не тронь». Если можно уподоблять города людям, Чарлстон, вне сомнений, был женщиной.

Симмонс пересек Легар-стрит, чтобы взглянуть на ворота, о которых рассказывал ему капитан. Они считались красивейшими в городе. Джо внимательно рассмотрел чугунные узоры, а потом, сунув палец в сбегающие вниз спирали, потрогал острия тяжелых мечей, служивших перекладинами. Мечи ему не понравились. Как это отвратительно – украшать ворота дома мечами. Джо заметил висевшее здесь же объявление. Оно гласило: закрыто по приказу военных властей. В этом доме жила старая француженка. Джо обрадовался, что малышка не будет учиться в доме, на воротах которого – мечи.

Она молодец, эта кроха. Ей было тяжело каждый день ходить в школу, но, кроме него, этого никто не замечал. Девочка никогда не жаловалась. Дома она усердно трудилась над уроками. И учила его читать. Лиззи часто смеялась над ним, его ошибки приводили девочку в восторг. Но она сама не осознавала, какая хорошая из нее вышла учительница. За столом Симмонс наблюдал за Лиззи и старался подражать ей. Когда мать и тетка поправляли ее, что они делали постоянно, он учился и у них. Жаль только, что на Лиззи приходилась вся тяжесть удара, но тут уж он ничего не мог поделать. Кроме него, девочка ни над кем не смеялась. Других она боялась, даже капитана. Как будто понимала, что Джо готов умереть за нее. Он совершенно не казался ей страшным.

Джо услышал стук копыт по мостовой. Он деловито двинулся вдоль тротуара. Янки терпеть не могли бесцельно блуждающих прохожих – ни белых, ни негров. К тому же скоро обед. Опять, наверное, подадут жареных устриц. Если не задумываться над тем, что ешь, они кажутся довольно вкусными.

КНИГА ТРЕТЬЯ

1866–1867

15

– Мама, цветы кизила в большой вазе великолепны. Ты мастерица составлять букеты. Доброе утро, тетя Джулия. Я купил для тебя «Месседжер». Там шумиха по поводу одного дела. Тебе будет интересно.

Попытка Пинкни умиротворить дам оказалась безуспешной. Мэри продолжала дуться, Джулия сидела с непроницаемым видом. Пинкни взглянул на Симмонса, и все заняли свои места за накрытым к завтраку столом. Настроение Пинкни не было испорчено. Солнце сияло, распускались цветы, пели птицы, и весна творила свое волшебство. В такой день можно чувствовать себя счастливым безо всякой на то причины.

Мэри засопела, прикрывшись салфеткой.

– Прекрати сейчас же, Мэри. Я никогда прежде не сетовала на то, как неудобны для меня ваши библеистические чаепития в гостиной. Сегодня ты должна вознаградить мое терпение и отложить очередную нелепую встречу с преподобным на сутки. Пинкни, надеюсь, ты не огорчишься, если узнаешь, что сегодня тебе не придется воздавать дань уважения своей матери, принимая гостей. Я отправляюсь к Салли Бретон, и мне необходим провожатый.

– К Салли? Но я не приглашен. Придется пойти в монахи. Я не посмею показаться на публике, после того как Салли не включила меня в список.

– Приглашены только леди. Ты проводишь меня к Салли, а потом зайдешь за мной. Считай, что весь день ты свободен.

Пинкни едва не вскрикнул от радости. В такой день не хотелось сидеть в четырех стенах.

– С удовольствием! – воскликнул он и повернулся к матери с обворожительной улыбкой. – Не огорчайся, мама. С Эдвардсами ты еще увидишься. А прием у Салли – это событие.

– Я не могу идти, – всхлипнула Мэри.

– Почему же?

– Потому что она лицемерная святоша, вот почему. Мэри швырнула салфетку на пол и, наступив на нее, выбежала из комнаты. Джулия величественно поднялась и заняла ее место.

– Я позвоню, чтобы подавали завтрак, – сказала она, – и разолью по чашкам кофе. – Она была невыносимо спокойна. – Твоя мать расстроена оттого, что не идет к Салли. Там состоится партия в вист. Мы будем играть на сахар и соль. Но Архангел утверждает, что азартные игры отвратительны пред лицом Господа. Поэтому твоя мать отказалась идти. И весьма о том сожалеет. – Джулия презрительно скривила губы.

Пинкни рассмеялся.


В зале было восемь карточных столов. Салли рассадила дам в зависимости от сноровки в игре и взаимоотношений. С нею вместе сидели Эмма Энсон, Джулия Эшли и Элинор Олстон. Пока остальные гостьи весело щебетали, четыре приятельницы сидели молча, поглощенные игрой. С их губ слетали только названия мастей да суммы ставок. Наконец служанки принесли чай.

Джулия положила стопку карт на угол стола и улыбнулась:

– Отличная игра, леди. Благодарю вас.

Дамы согласились. Джулия сейчас ничем не напоминала ту холодную, въедливую придиру, какой она была в доме Трэддов. Она сидела в окружении своих ближайших подруг, равных ей по уму и жизненному опыту. Все они были заядлые картежницы. В прошлом каждая из них познала риск большой игры в Баден-Бадене. Но и делая ставки на продукты, они испытывали не меньшее удовольствие. Ведь игра есть игра.

Однако и беседовать было приятно. Редко приходилось им встречаться вот так, вчетвером. Обычно на вечерах гости переходили от одного кружка к другому, обменявшись несколькими словами; поговорить не выпадало возможности. Подруги были веселы. Когда кругом все так тягостно, слишком большая роскошь предаваться унынию.

– Как твоя школа, Элинор? – спросила Джулия. – С Лиззи ты творишь чудеса. Девочка читает все, что в руки попадется. Даже то, что не понимает. Признаюсь, я готова полюбить ее.

– Она способная ученица. Побольше бы таких. У других головки, боюсь, сделаны из каррарского мрамора. Но не буду жаловаться. После того как все счета оплачены, остается еще немного денег на мадеру. Не сделав глоток-другой, я не могу приниматься за проверку тетрадей.

– Мадера!.. Ты такая леди, Элинор, – презрительно бросила Салли. – Я признаю только бренди. Когда Майлз вернется домой, его драгоценный погребок будет пуст, как Сахара.

– Какие новости от Майлза?

– Все то же самое. Снует по Лондону, как челнок, пытаясь отыскать какую-нибудь добрую или продажную душу, чтобы втихаря протащить золото прямо под носом у нашего правительства в сумке дипломата или саквояже аристократа. Если бы дело было только в наших деньгах, он бы давно уже вернулся. Но Майлз представляет всех южно-каролинцев, которые делали вложения в Англии. Бедняга, он так истосковался по дому. Я, конечно, писала ему, что здесь не слишком-то весело, но это служит слабым утешением. Майлз пишет, что королева нагнала смертельную скуку на все английское общество.

Эмма Энсон высказала мнение, что Англия нуждается в новой Реставрации. Джулия вспомнила: томик «Сельской Супруги», который давал ей Джошуа, еще у нее.

– Я пришлю книгу нынешним вечером с Пинкни, пока Лиззи еще не добралась до нее. Я за раннее развитие, но до определенных пределов.

Элинор приглушенно засмеялась:

– Старшие девочки собираются ставить пьесу к празднику Мая. Я пытаюсь подыскать что-либо подходящее. Может быть, выберу комедию Уичерли и процензурую.

Не без дружеского сарказма они поговорили о литературе. Салли призналась, что намеревается, переодевшись, посетить театр. Генерал Сиклз дал деньги на постановку нескольких опер.

Джулия поджала губы:

– Ты не сделаешь этого, Салли.

– А почему бы и нет? Мы не можем притворяться, будто янки не существуют. Надо пользоваться тем, что есть. Это прекрасно, что девочки Элинор создают любительский театр. Пусть на радость родным затвердят свои роли. Но я не способна наслаждаться ариями, которые распевают ученицы моей подруги. А ведь это единственное доступное нам развлечение.

Эмма возмутилась:

– А Лицейское общество? Оно опять открылось. Я посылала тебе приглашение.

– Помню, дорогая Эмма. Обязательно приду. Но я не получаю удовольствия от назиданий. Как называлась последняя лекция?

Крупное тело миссис Энсон затряслось.

– Ну-ка, Эмма. Тут не грех и посмеяться. Джулия и Элинор заулыбались.

– И все же, Эмма, напомни, пожалуйста. – Салли была непреклонна.

Эмма Энсон смеялась, пока слезы не покатились у нее по щекам. Подруги от нее не отставали. Когда дамы немного успокоились, Элинор Олстон назвала тему лекции. Миссис Энсон разослала приглашения им всем.

– Описание Везувия, – выпалила она и вновь расхохоталась.

– …и северного полярного сияния, – добавила Джулия.

– …читает профессор Фрэнсис С. Холмс, – заключила Салли.

Эмма Энсон вновь затряслась от хохота:

– Как это вы умудрились пропустить такую сенсацию?..

Низкий грудной смех Эммы растворился в щебетании за соседними столами.

– Но Джулия права, – спокойно сказала Элинор. – Мы не можем брататься с армией и саквояжниками.

– Согласна, – подтвердила Эмма. – Наше развлечение состоит в том, чтобы наблюдать, как они борются с трудностями, в которые по своей же вине попадают. С нетерпением жду лета. В прошлом году они сильно страдали от жары.

– Военные – да. Но тем негодяям с зубочистками все нипочем.

– Нет, им здесь тоже мало радости. Они до смерти боятся черных. Для них все негры на одно лицо.