– Благодарю за встречу с фейерверком, – натянуто пошутил он.

От Джулии не ускользнула его ирония, однако она не переменила своей кислой, надменной мины. Не отрываясь от работы, она пояснила, в чем дело. Сегодня четвертая годовщина сдачи форта Самтер. Именно в этот день началась война. С тех пор как Объединенные Силы в феврале заняли Чарлстон, они сделали все, чтобы восстановить форт. Крохотный клочок земли в гавани, некогда символ Юга, сделался теперь символом Севера. В честь перепосвящения из Нью-Йорка и Бостона пришли пароходы с победными знаками движения аболиционистов, возглавляемого Генри Уордом Бичером. Майор, а ныне полковник Андерсон, который в апреле 1861 года сдал форт, приехал в Чарлстон, чтобы поднять флаг, спущенный им четыре года назад.

– Весь день гремел оружейный салют. У меня разболелась голова. А теперь вот фейерверк. Он веселит всех пьяных негров, собравшихся в Уайт Пойнт Гарденс, и напоминает нам о том, что мы пережили за восемнадцать месяцев осады. Разумеется, я закрыла все ставни. Не хочу в этом участвовать, даже в роли свидетельницы.

Пинкни находил утешительным раздражение своей тетушки. Джулия была все та же. Она ограничилась единственным замечанием по поводу его отнятой руки. Ее безразличие странным образом целительно действовало на Пинкни. Слушая резкий, раздраженный голос тетушки, он чувствовал себя дома, несмотря на все перемены.

– А где же Стюарт, мама и Лиззи? – спросил он. – Уверен, они не смотрят на фейерверк.

– Конечно нет. Лиззи, как всегда после ужина, уложили спать. А Стюарт теперь, хоть и с неохотой, сопровождает мать на вечера. Джентльменов теперь не хватает, и младшим сыновьям приходится исполнять свой долг.

Пинкни засмеялся:

– Бедняга Стюарт! Двенадцать лет не самый подходящий возраст, чтобы ухаживать за дамами. Но где же мама ухитрилась найти развлечение в такие дни?

– Единственный вечер в городе, и только по пятницам. Салли Бретон – кто же еще? – собирает теперь всех вместе. Она избрала «голодные вечера». Их устраивают по очереди в домах, где имеется фортепиано. После полудня мальчишки передвигают мебель, сворачивают ковры и натирают пол воском. Вечером девчонки по очереди играют на фортепиано, пока молодежь танцует. В пуншевых кубках, для освежения сил, подается вода. Кто-то предложил назвать это водяными танцами, а не чайными, но Салли считает, что так будет недостаточно драматично.

Пинкни мельком взглянул на сухощавое тело своей тетушки.

– А что, люди голодают? Джулия поморщилась:

– Мы на грани голода. Все съестные припасы у янки. Они выдают талоны от их комиссара – на рис, муку, уксус, соленую свинину, зерно. Все черные выстраиваются в очередь, чтобы получить эти продукты. Пэнси, Соломон, Хэтти полдня проводят там.

– А не могут ли и белые пойти к комиссару? Джулия засмеялась. Ее смех прозвучал как ругательство.

– Могут, конечно. Но не пойдут. Мы не доставим удовольствия голубым дьяволам. Война закончилась в Виргинии, а здесь она только началась. Мы против них.

Пинкни засыпал ее самыми разными вопросами. Джулия бесстрастно и подробно рассказывала ему о событиях, случившихся в Чарлстоне со дня его отъезда, и о том, в каких условиях им теперь приходится жить.

С начала оккупации Объединенные Силы конфисковали все неповрежденные здания в городе выше Калхоун-стрит, велев чарлстонцам переселиться в старую часть города. Солдаты сожгли склады с рисом и хлопком, что вывело из строя доки. Какое-то время казалось, что бесчисленное множество разъяренных воинов способно сжечь целый город. Однако офицерам удалось подчинить их. Единственный сгоревший дом принадлежал французскому посланнику. Там чарлстонские гугеноты хранили свои ценности, предназначавшиеся для взаимной выручки.

Бывшие слуги и рабы с плантаций стекались в город в неисчислимом количестве. Ночевали они в разрушенных домах, парках, прямо на улицах. Полевой приказ Шермана № 15 гласил, что вся земля от Бофора вплоть до Чарлстона и далее на тридцать миль в глубь материка подлежит конфискации и распределению между чернокожими, которые проследовали вместе с армией через штат Джорджия. Под конфискацию подпадало и Барони. Один из генералов Шермана, Сэксон, предложил распределить 485 000 акров. Он заявил:

– Я здесь, чтобы сообщить вам, – разбирайте землю.

Чернокожие поняли это так, что могут занимать любые участки, которые им по вкусу. На улицах на каждом углу ловкачи продавали колышки, по доллару за штуку.

– Везите их за город, – говорили они чернокожим, – и вбивайте где нравится. Сорок акров вокруг – ваши.

– Представляю, – говорила Джулия, – сколько спорщиков поубивало друг друга. Не очень-то они счастливы со своими нынешними благодетелями.

Возмущенные негры, чувствуя себя обманутыми, устремились назад в город. Они стали нападать на белых, даже на офицеров Объединенных Сил.

Джулия улыбнулась.

– Некий полковник Джорни вообразил, что нашел решение. Он посоветовал черным вернуться на плантации к северу от города и работать на белых за плату. Конфискованные южные земли только для тех, кто воевал в Джорджии. Всех мало-мальски пригодных мужчин принудили разбирать на улицах завалы, оставшиеся после бомбардировки. Бунты были необыкновенно шумными. Ночью невозможно было уснуть. Тогда офицеры обошли весь город, предлагая белым вооружаться дубинками, чтобы помочь янки усмирить чернокожих. Они даже предлагали за это плату. В город хлынули нищие подонки из белых. – Джулия метнула взгляд в сторону Джо, который сидел в кресле за спиной Пинкни. – Головорезы были счастливы разбить пару-другую голов, да еще за плату. Разумеется, никто из тех, кого я знаю, не пошел на это. Хотя Стюарт порывался. Ему казалось, что он убьет дубинкой нескольких янки и никто ничего не заметит. Пришлось мне с ним очень строго поговорить.

– Стюарт? Но ведь он еще ребенок.

– Погоди, ты его скоро увидишь. – Джулия продолжила свой рассказ: – В армии есть два отдела, осуществляющих контроль. Это регулярные оккупационные войска и так называемое Бюро по делам освобожденных граждан и беженцев в связи с покинутыми землями и имуществом. Назвали бы просто: Бюро конфискации. Они конфисковали все школьные здания, включая Каролин-холл, что по соседству, и открыли девять школ для негритянских детей и взрослых. Конечно, в городе нет такого количества школьных зданий. Многие держали репетиторов и открывали для своих детей частные классы. Так они используют все, что под руку попадет. Церковь Святого Луки разграблена вплоть до последнего алтарного покрова. И теперь там школа для негритянских девочек.

Пинкни вспомнил рождественскую службу и смеющееся лицо Лавинии рядом с собой. Как-то она отнесется к его пустому рукаву? Он вновь сосредоточился, чтобы со вниманием слушать рассказ тетушки.

– …честный кусок хлеба, по крайней мере. Проще выучить черную малышку алфавиту, чем научить ее правильно сидеть за столом.

– Прости меня, тетя Джулия. Я прослушал, о чем ты говоришь.

– Я рассказываю не для собственного развлечения, Пинкни. Пожалуйста, слушай внимательно.

Пинкни непонятным образом успокаивал ее резкий голос. Хоть что-то дома осталось по-прежнему.

– Я говорю о том, что большинство учительниц – леди. – Джулия назвала с десяток имен. – Эти тупоголовые янки отчислили девять или десять человек, которые их не устраивали. И наняли около семидесяти учителей из местного населения. Пожилых джентльменов для мальчиков, леди для девочек. Аннабел Марион обучает чтению. Удивительно! Я всегда считала ее безграмотной. Она говорит, что в городе около трех тысяч учеников. Твоя мать хотела стать учительницей, но я сказала ей, что никому не нужны поскребыши со дна бочонка.

– Мама? – Пинкни удивленно засмеялся. – Да ведь она не может правильно написать слово «кошка». Какая из нее учительница?

– Все по причине ее нынешнего сумасбродства. Последнее время она необыкновенно набожна.

– Мама?

– Твоя пустоголовая мать. Когда чарлстонцы переселились в центр города, в церкви Святого Михаила возобновилась служба. В первое воскресенье мистер Сандерс бубнил привычную проповедь, но на галерее оказался один умный янки, который чересчур внимательно его слушал. Он заметил, что мистер Сандерс опустил молитву за президента. Он всегда так делал; что нам Дэвис, ты же знаешь. Но янки донес, и поднялся большой переполох. Генерал Сиклз настаивал, чтобы мы все молились за Линкольна, но мистер Сандерс отказался. Тогда янки конфисковали его дом вместе с мебелью, даже ризы у него забрали. С Род-Айленд приехал новый священник. Его зовут Эдвардс, Адам Эдвардс. Воистину пламенный, грозный проповедник. Я уподобляю его Ионафану, и это страшно злит твою матушку, хотя она не догадывается, в чем тут суть.

– Не понимаю.

– Ты все поймешь, когда увидишь его. Епископальная церковь – вот что теперь погубит Чарлстон. Человек этот прекрасен, как Гавриил; его голос подобен органу, и к тому же он вдовец. Половина чарлстонских дам очарована им, и они пускаются на всяческие уловки, чтобы привлечь его внимание. Не думаю, чтобы многие из них были настолько помешаны, как твоя матушка. Их поступки благочестивы, только и всего; но ведь Мэри всерьез уверовала в его миссию: Чарлстон – Содом и Гоморра, вместе взятые, и войну Господь послал за наши грехи. Она твердит одно и то же, будто попугай, а это так утомительно! Единственное удовольствие – видеть в церкви престарелых дам в воскресный день. У них такие набожные лица. Когда Эдвардс причащает, ему приходится буквально выдирать чашу из рук одной, чтобы перейти к другой духовкой дочери. Воздыхательниц столько, что Мэри совершенно среди них потерялась. И тогда ей захотелось стать учительницей. Дело в том, что у Эдвардса есть дочь, которая преподает в школе. В доме, что рядом с нашим. Твоя дорогая мама часто заходит к священнику домой, чтобы обсудить с Пруденс школьные дела. И слоняется там, пока не встретит самого папашу.