Пенни сгорала от любопытства, кому адресованы письма в красных конвертах, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы спросить напрямик. Как-то раз, убирая со стола, она заметила адрес, и Бренда сама ей все рассказала. За чашечкой латте с ореховым пирогом — за счет заведения — они долго говорили об этом. Любая умудренная опытом женщина посоветовала бы Бренде повзрослеть, перестать витать в облаках, как говорится. Или брать от жизни все. Но Пенни и сама была немного мечтательницей.

Бренда была влюблена в актера Николаса Кейджа. Она годами писала ему любовные письма, но ни одно так и не отправила. В письмах было полно всякой романтической чепухи вроде того, как чудесно было бы гулять вдвоем по парижским улочкам зимой, целоваться в хороводе кружащихся снежинок (на них обоих были бы длинные черные пальто). Или как бы она хотела сделать его черно-белую фотографию на кладбище Пер-Лашез (он бы устремил свой взгляд в небо, раздумывая о чем-нибудь возвышенном). А после они пили бы крепкий кофе в каком-нибудь захудалом баре, затерявшемся в безвестных глухих улочках (вдали от папарацци), и держались за руки. Все в этом духе. Она хранила письма в своей квартирке, под кроватью, в коробке из-под обуви. Там уже собралось девяносто два письма, все с марками, хоть сейчас отправляй.

Эти письма сыграли свою роль на ее дипломной презентации в 1997-м, правда, тогда их было всего пятьдесят четыре. Бренда перевязала стопку красных конвертов тонкой проволокой и возложила на «подушку» из бритвенных лезвий. Она назвала инсталляцию «Хрупкое сердце», и на ее руководителя эта работа произвела большое впечатление. Бренда получила диплом с отличием, множество лестных слов от декана, но, к сожалению, никаких заказов.

И вот, сидя в кафе за чашкой чая, Бренда сделала глубокий вдох, поднесла ручку к бумаге и начала писать.


5 января 1999 г.


Дорогой Николас Кейдж!

Надеюсь, это письмо застанет тебя в полном здравии.

Просто хочу сообщить, что посмотрела картину «Дикие сердцем» в ретроспективе фильмов Николаса Кейджа в Королевском кинотеатре: в жизни не видела ничего более захватывающего. Тебе очень идет пиджак из змеиной кожи, и тот эпизод, где ты куришь две сигареты разом, тоже очень впечатляет.

Я никогда не была за границей, но у моих родителей одно время был дом-фургон в Донеголе. Мы в нем жили все лето, сидели за откидным столиком, ели ветчину с помидорами и смотрели на Атлантический океан. А в это время ты жил там, на другом берегу, в Америке.

Увидев тебя в «Диких сердцем», я поняла, что ты просто родился звездой всемирного масштаба. А как ты убиваешь голыми руками подосланного убийцу в первой сцене! Потрясяюще СТИЛЬНО. Вообще-то, я за мир и против насилия. Поскольку сама я родилась и выросла в Белфасте, думаю, надо расставить все точки над i в этом вопросе с самого начала. Я не выношу насилие в любых его проявлениях, если только речь идет не о фильме, сделанном с большим вкусом.

Лора Дерн тоже отлично сыграла — как она везет тебя через границу штата в старой машине с откидным верхом, врубив рок на полную, хотя и знает, что ты освобожден условно (и нарушаешь закон). А танцы в пустыне! Потрясающий фильм!

У нас был подержанный ржавый «воксхолл-кавалир». Мои родители, я и две мои сестры обычно ездили на нем в Бандоран. Всю дорогу туда и обратно слушали рок-н-ролл. Все больше Элвиса. Было бы здорово проехаться так в машине с открытым верхом и распевать под палящим солнцем его песню «В гетто». У нас, правда, небо почти всегда было затянуто тучами. Или шел дождь. Большую часть времени мы поедали огромные, размером с тарелку, гамбургеры в закусочной «Перемена» в Бандоране. (Говорят, гамбургеры там уже не те, что раньше.)

Мне понравился фильм «Власть луны», где ты, в смокинге, однорукий, идешь в оперу с Шер. Я люблю тебя в роли пекаря с разбитым сердцем. Страдать и работать. Немного похоже на меня. (Я художник.) Можешь обвалять меня в муке, когда пожелаешь. (Шутка.)

Пожалуйста, пришли мне свою фотографию с автографом. Жаль, что имя у меня такое заурядное.

Пишу тебе, сидя в чайной «У Малдуна» на Малберри-стрит. Местечко тихое, и прямо за окном почтовый ящик — очень удобно.

С нетерпением жду ответа. Я твоя преданная поклонница.

Искренне твоя,

Бренда Браун

Бренда сложила письмо, поцеловала его и положила в хрустящий красный конверт (по 25 пенсов за штуку в магазине для художников «Бредбери графикс»). И написала золотыми чернилами: «Николасу Кейджу, голливудскому актеру, Голливуд-Хиллз, Голливуд, США». Потом наклеила несколько марок первого класса и нежно провела конвертом по щеке.

— Люблю тебя, Бренда Браун из Белфаста, — прошептала она с американским акцентом.

Как раз в ту минуту Пенни вышла из кухни с подносом чистых чашек и блюдец.

— Опять пишешь ему? Я бы на твоем месте отправила письмо сию же секунду. Ты ведь не будешь жить вечно. Да и он тоже. Я видела его вчера по телевизору — господи, да у него уже волосы редеют! Мы все состаримся, пока тут у нас случится что-нибудь из ряда вон выходящее.

Бренда была поражена. Пенни говорила так прямо и резко — совсем на нее не похоже. Обычно казалось, что она самое тихое и покорное создание на свете. Но сегодня с ней явно что-то случилось и глаза блестели по-особому. Бренда встревожилась. Может, ее слова — знак, посланный ей, Бренде? Бренда верила в предзнаменования.

Она пулей вылетела из кафе, ринулась к почтовому ящику за окном и бросила письмо в щель. И тут же пожалела об этом. Заглянула в ящик, но было поздно. Письмо провалилось вниз, в темноту, на самое дно. Теперь оно стало достоянием почтового ведомства.

Ноги у Бренды стали ватными. Она на цыпочках вернулась обратно в кафе и опустилась на стул. Чай остыл. Она с надеждой посмотрела в сторону прилавка. Обычно Пенни бесплатно подливала ей чая, но сегодня удача отвернулась от Бренды. Пенни ушла на кухню, а за прилавком стоял Дэниел и, сдвинув брови, сосредоточенно резал большой торт, причудливо украшенный сахарной глазурью.

Бренда принялась тихо и медленно дышать, чтобы успокоиться и заставить сердце, рвавшееся из груди, биться равномерно. Она стала ждать почтальона, который должен был прийти в десять часов вынимать письма из ящика.

Глава 4

Дилемма Генри Блэкстаффа

Генри Блэкстафф стал следующим посетителем в кафе «У Малдуна» в этот день. Он пришел как раз, когда Бренда выходила. Она не ответила ему улыбкой на улыбку. Он направился к своему любимому месту у окна и сел. Дэниел тут же подскочил к нему. Генри поздоровался и заказал яичницу по-ольстерски с двойным воздушным хлебом и полный кофейник кофе. Дэниел был доволен — первый приличный заказ за день. Он принес вилку и нож и картинным жестом положил приборы на стол. Приемчик работает безотказно и приносит хорошие чаевые — проверено еще во времена работы в гостинице «Империал».

Генри вынул из кармана куртки «Гардиан». Расправил газету на столе и углубился в чтение.


Генри шел сорок второй год. Он был несостоявшимся писателем-романистом и целыми днями просиживал за большим столом в своей букинистической лавке на Грейт Виктория-стрит. Свой магазинчик, красивый дом и внушительную сумму денег он унаследовал от дяди, Берти Блэкстаффа. Берти сколотил состояние в Англии на строительстве железных дорог, собственной семьи у него не было, и, когда он умер, все досталось Генри. Он сидел в магазине, сочинял свои нудные романы, продавал кому-нибудь книгу-другую. Генри вел тихую, размеренную жизнь. Пока не встретил Аврору.

Однажды она зашла в его магазинчик в надежде найти первое издание «Джейн Эйр» или какой-нибудь роман Диккенса, подписанный автором, а нашла Генри. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Аврора Блэкстафф работала в школе и была ее главной достопримечательностью. В школе для девочек, разумеется, куда каждый год в сентябре принимали только лучших из лучших. Она преподавала английский язык и драму вот уже двадцать лет и сейчас исполняла обязанности завуча. Она посвятила свою жизнь борьбе с местными диалектами и популяризации классической английской литературы XIX века. В свободное время Аврора создала общество любителей литературы и назвала его «Общество почитателей Бронте». Члены общества собирались в ее доме дважды в месяц: втискивались в гостиную, чтобы принять участие в чтениях за чашкой чаю.

Любой работе Аврора отдавалась энергично: завязав свои длинные белокурые волосы в тугой пучок, она отправлялась в школу, и ее платья в цветочек стремительно мелькали в школьных коридорах. Авроре было сорок пять, но выглядела она старше. Однажды, когда она ездила в Йоркшир с группой студентов посмотреть дом-музей сестер Бронте, ей показалось, что она услышала голос Эмилии, но вполне возможно, что то был всего лишь стон ветра над вересковой пустошью.

Детей у них не было. Аврора была слишком занята, а Генри все время проводил в мечтаниях о договоре с престижным издательством, которым не суждено было сбыться. Аврора порой замечала, что Генри стал как будто ниже ростом, и Генри мало-помалу пришел к выводу, что это, должно быть, от его общей разочарованности в жизни.

Сейчас Аврора была полностью захвачена осуществлением своего самого амбициозного плана. Она собиралась пристроить к задней части дома огромную оранжерею, чтобы проводить там заседания литературного общества. Популярность «Почитателей Бронте» крепла день ото дня. Газета «Айриш ньюс» в разделе «Культура» опубликовала статью о деятельности общества, и после ее выхода в свет в почтовый ящик Авроры посыпались письма. В обществе уже состояло двадцать человек, а у нее лежало еще пятьдесят заявлений. Аврора тщательно отбирала претендентов. Она не желала, чтобы по ее викторианскому особняку на Мэлоун-роуд расхаживали толпы карьеристов и брачных аферистов, ели ее пирожные с сахарной глазурью и сэндвичи с огурцами.