Он переехал в съемную квартиру и с головой погрузился в работу. Его рвение принесло ему повышение по службе и небольшую прибавку к жалованью. Но сколько ни работал он сверхурочно, как ни откладывал, а деньги на счете все равно прибывали медленно. Он решил экономить. Поменял свою крошечную квартирку на Эглантайн-авеню на неотапливаемую комнату в студенческом квартале. Святая земля, как называли эту часть города, была мало похожа на милую Эглантайн-авеню. Студентам было плевать, чистые ли у них занавески на окнах и ухожен ли палисадник. Он скучал по двухэтажным домикам, каштановым деревьям и эркерам на Эглантайн-авеню, но постоянно отрезвлял сам себя напоминаниями о том, что все это не так важно по сравнению с финансовой стабильностью. Он повсюду ходил пешком, даже утром зимой, когда особенно холодно, в автобус не садился. В редкие выходные дни читал книги из библиотеки или гулял по Ботаническому саду, сам заходил погреться в оранжерею с тропическими растениями. Он бросил курить, покупать газеты, ужинать в пабе — отказывал себе во всем, кроме самого необходимого. Каждую пятницу он спешил в банк положить на счет заработанные деньги, а чековую книжку хранил дома под половицей. На женщин он не заглядывался. Непредсказуемые создания — обходятся дорого и в один прекрасный день бесследно исчезают.

Однажды, разыскивая на гостиничном складе перец горошком, он наткнулся на ящик с разными принадлежностями для косметического кабинета. Тщательно упакованные, в деревянном ящике лежали и благоухали косметические средства превосходного качества. Секунду помедлив, он залез в ящик и взял кусок мыла и шампунь.

В тот же вечер он вынес их из гостиницы: когда он прощался с портье, сердце бешено колотилось. Подумаешь, всего лишь мелочи для личного пользования, уговаривал он сам себя. Небольшой навар. Компенсация за маленькое жалованье и долгий рабочий день — тяжкий удел всех гостиничных служащих. Он чувствовал небывалый подъем, ощущение собственной силы, столь редкое в его однообразном, сером существовании.

Неделю за неделей Дэниел выискивал новые возможности поживиться за счет гостиничного имущества. Тут шкаф оставили незапертым, тут вновь прибывший товар вовремя не пересчитали. Из шкафчика уборщицы он прихватил несколько рулонов бумажных полотенец и банку крема для обуви. Из буфета для персонала беззастенчиво таскал чайные пакетики, индивидуальные упаковки шоколадного печенья и плоские квадратные ломтики сыра чеддер в целлофановой пленке. Стоило бармену отвернуться, как вместе с льняной салфеткой исчезали куриные крылышки и бутылки с апельсиновой шипучкой. В номерах он поживился дорогим махровым полотенцем, комплектом простыней и чайником.

Это странное увлечение завладело им полностью. Украсть что-нибудь было проще простого, все в гостинице были настолько заняты, что никто и не замечал, как он шныряет по коридорам. Как-то раз он, осторожно балансируя, прошел через толпу в вестибюле, неся на голове хрустальную вазу под новым накрахмаленным поварским колпаком! Даже когда он украл дорожные часы остановившейся в гостинице миссис Констанции Деларги и на место происшествия вызвали полицию, никто не стал обыскивать его карманы. Он был вне подозрений.

Вера в свои воровские способности росла в нем день ото дня, и Дэниел редко уходил с работы, не прихватив какой-нибудь «сувенир». За полгода его комната оказалась битком набита разными вещами, а потом ему пришла в голову мысль начать сбывать украденное. Он ездил с чемоданом на барахолки под открытым небом по всему северу, в полной уверенности, что никто не узнает его, если он будет держаться подальше от Белфаста. Деньги потекли рекой. Наконец его счет в банке стал на что-то похож.

Казалось бы, преступный замысел Дэниела был идеальным. Гостиничные запасы постоянно пополнялись, богатые постояльцы были легкой добычей, а покупателей на рынке прельщали товары по сходной цене, пусть даже и сомнительного происхождения. Но это не могло продолжаться вечно. Как сказала однажды тетя Кэтлин, все хорошее когда-нибудь кончается. По случаю своего тридцатилетия он, окончательно зарвавшись, снял со стены в конференц-зале посредственную акварель, на которой был изображен берег Портстюарта. Он завернул картину в кашемировое пальто, купленное в комиссионном магазине в Оксфэме, и принес домой.

Владелец гостиницы мистер Айвор Твиди сразу же заметил, что картина исчезла, и приказал служащим глядеть в оба, пока не установят, кто мог это сделать: нечистые на руку постояльцы или, возможно, кто-то из своих. В вестибюле поставили охранника, а остальные картины намертво закрепили на стенах. Мистер Твиди смеялся шуткам гостей и широко улыбался каждому встречному, но при этом оставался начеку: он не терпел воровство — в любых его проявлениях и любых размерах.

Карьера Дэниела в гостинично-ресторанном деле внезапно оборвалась два месяца спустя, когда он был замечен с банками консервированных фруктов, льняными салфетками и разрозненными чашками и тарелками на рынке в соседнем прибрежном городке Бангоре. Было пасмурное сентябрьское утро, понедельник. Зорким свидетелем преступления оказался не кто иной, как старший официант, Джон Андерсон.

Увидев, как Дэниел протягивает две банки консервированных ананасов женщине в зеленом пальто, Джон Андерсон не сразу понял, что происходит. Женщина отдала Дэниелу несколько монет, он их пересчитал и преспокойно опустил в карман. Джон сначала не поверил своим глазам, но ошибки быть не могло. Это точно был Дэниел Стэнли: его черные, как вороново крыло, волосы, его манера зачесывать их назад, открывая загорелый лоб. Глядя сквозь толпу в гавани, Джон понял, что его старый знакомый и коллега — вор.

Чтобы хорошенько обдумать сложившееся положение, старший официант заказал двойное виски в баре «Якорь». Решиться выдать товарища далось ему нелегко. Очень нелегко. Может статься, у бедного малого финансовые трудности, а на гостиничном жалованье далеко не уедешь. Может, он задолжал букмекерской конторе, или ломбарду, или какому-нибудь шакалу ростовщику. С другой стороны, если гостиница несет убытки, то все они рискуют остаться без работы. Джон Андерсон выкурил пару сигарет и съел картофельную запеканку с мясом. С тяжелым сердцем он набрал номер владельца гостиницы с платного телефона на барной стойке.

Когда мистер Твиди поднял трубку, его лицо сделалось пунцовым, сэндвич с ростбифом и горчицей застыл на полпути к открытому рту. Мистер Твиди приказал вскрыть шкафчик Дэниела; после того как гостиничный слесарь выполнил поручение, там обнаружили сорок банок с канадским лососем, двадцать чайных ложек, сто кусков лавандового мыла и посеребренный соусник. Начали расследование, проверили всю отчетность. Вывод: Дэниел воровал гостиничное имущество больше года. С неимоверной скоростью весть об этом распространилась по всей гостинице. С женской частью персонала чуть было не случился истерический припадок, когда открылось, что Дэниел Стэнли всего лишь обыкновенный воришка. Примчавшись с работы домой, женщины с порога сообщали домочадцам эту сенсационную новость. Миссис Догерти из прачечной заявила, что всегда подозревала: с их шеф-поваром дело нечисто. Все-таки совершенства в мире быть не может, мудро заметила она.

Мистеру Твиди потребовалось выпить в баре четыре бренди и портвейна, чтобы успокоить нервы. Его правый глаз сильно дергался при мысли о прелестном пейзаже с пляжем в Портстюарте, дорожных часиках Констанции Деларги и о бог весть каком количестве банок первосортного канадского лосося, которые прямо у него из-под большого багрового носа стащил тот, кому он без раздумий доверил бы свою жизнь.

Когда Дэниел вышел на работу в тот вечер, его уже ждали в комнате для персонала. Мистер Твиди выразил горькое разочарование в своем лучшем шеф-поваре и незамедлительно уволил его без рекомендательных писем. Он добавил, что у него руки чешутся заехать Дэниелу по физиономии, но он человек набожный и не признает насилия. Мистер Твиди также сообщил Дэниелу, что не станет заявлять в полицию, чтобы избежать скандала, а с семьей Деларги он давно дружит. Но он лично проследит за тем, чтобы Дэниела на пушечный выстрел не подпустили ни к одной гостинице в стране. Он наперечет знает всех, кто держит гостиницы в Ольстере, и Дэниелу в этом городе не видать работы как своих ушей, даже в захудалой сосисочной!

Два швейцара, злорадно ухмыляясь, препроводили униженного Дэниела вон из здания, причем один из них умудрился сшибить с Дэниела белый поварской колпак, и хлопнули дверью прямо перед его носом. Он одиноко стоял посреди зацементированного двора, около мусорных баков и пустых пивных бочек. Начинал моросить дождь. Второй раз в жизни Дэниел оказался один-одинешенек в этом мире.

Несколько дней он раздумывал над сложившимся положением, сидя в своей комнатке на Пэлистайн-стрит. Без рекомендательных писем нечего было и думать устроиться на приличное место. У него скопилась кое-какая сумма на счете, но, чтобы открыть собственное дело, денег требовалось значительно больше. Слава богу, у него хватило ума сказать мистеру Твиди, что он проиграл все деньги, вырученные от продажи краденого, на скачках! По крайней мере ничего не пришлось возвращать. Он внимательно изучал свои большие голубые глаза в облупившемся зеркале и снова вспоминал свою прекрасную мать, красавицу Терезу, которая понадеялась на то, что внешность сделает ее счастливой и богатой.

Но судьба была немилосердна к Терезе. Иначе она обязательно вернулась бы за ним. А ведь в то время разбогатеть было куда легче. Может, найдется богатая вдовушка или разведенная, которая пожелает разделить свое состояние с приятным спутником?

С этой мыслью Дэниел нарядился в новый шикарный костюм от «Доддса» на Чичестер-стрит и направился в модный ночной клуб в центре города, недалеко от реки. В ту ночь, если верить рекламе, должна была состояться вечеринка «Новая романтика» или что-то в этом духе. Дэниел предположил, что туда вполне могут заглянуть любители повеселиться из более престижных районов, таких как Мэлоун и Култра. Дрожащей рукой он протянул пятифунтовую банкноту за вход подростку с двумя сережками в левом ухе. Прошел к бару и заказал безалкогольный напиток со льдом и кусочком лимона. Он облокотился на стойку и застыл в позе, которая, как он считал, призвана была выразить его огромный жизненный опыт, и стал ждать. Паук, расставивший сети. В ожидании крупной мухи.