Я кивнула, сжимая два смартфона в руке, как какое-то странное сокровище, и последовала за Олегом, украдкой поглядывая на него — будто подозревая, а не разрушится ли сказка…

Но только картинка перед глазами не спешила меркнуть.

Когда мы приехали домой, было уже довольно поздно. Курьер из службы доставки еды не заставил себя долго ждать, вручив несколько коробок с фирменным знаком ресторана. Даже пожелал приятного аппетита и улыбнулся мне так, словно позвал бы на свидание, если б вдруг я сейчас была одна. От этого мне почему-то стало смешно; удивительно, как впечатление о человеке может изменить одно несчастное платье, которое надеваешь даже не совсем по собственной воле.

Я хотела накрыть на стол, но Олег одним коротким жестом предложил мне сесть. На своей кухне он ориентировался, разумеется, в разы лучше, чем я, и действовал очень уверено, по-хозяйски. Мне оставалось только следить взглядом за тем, как он уверено переставлял тарелки, раскладывал по ним дорогущие ресторанные блюда.

— Вино будешь? — поинтересовался, когда всё остальное уже было готово.

— Буду, — кивнула я.

— Белое, красное? Или.

— Давай красное, — на самом деле, я очень плохо разбиралась в вине и опасалась, что следующий же дополнительный вопрос, который будет касаться этого напитка, загонит меня в тупик. А ударить перед Олегом в грязь лицом совершенно не хотелось, наоборот, я пыталась казаться лучше, взрослее, чем была на самом деле.

Откуда мне знать, какие вина когда пьют? Только и могу сказать, что красное обычно подают к мясу.

А у нас мясо. Я никогда не считала себя большим фанатом рыбы и не стала бы выбирать морепродукты добровольно, разве что Олег сам изъявил бы такое желание. Все эти креветки, кальмары, осьминоги и лобстеры, не говоря уж об обыкновенной рыбе, не вызывали у меня ни малейшего интереса.

Олег достал высокие бокалы и налил вина. В какой-то момент я дернулась, чтобы остановить его, но потом решила для себя, что просто не буду много пить, только сделаю пару глотков, и этого будет достаточно. Почему-то мне казалось, что сегодня будет достаточно даже вина, чтобы опьянеть и потерять голову, а я всё ещё отчаянно хваталась за остатки собственного здравого смысла и надеялась. Что он не покинет меня в самый важный момент, когда будет особенно нужен.

— Ты очень напряжена, — Олег остановился у меня за спиной, обнимая за плечи. — Это из-за твоей матери или из-за моих глуповатых подчиненных?

— Ты о тех девушках? Да ну, глупость какая, — усмехнулась я.

— Не злишься на них?

— Совсем нет, — покачала головой я. — Мне кажется, это было б очень глупо. Просто они считали, что могли бы и сами на что-то надеяться, а теперь свободное место рядом с тобой занято… "Деловым партнером".

— Это глупо, — хмыкнул Лавров. — Если бы мне хотелось найти подобную им девушку, я бы не был один. Разве это не логично?

— Каждая считает себя уникальной.

Он усмехнулся, отступил от меня, обошел стул по кругу и занял место напротив, взял бокал вина и чуть приподнял его над столом в торжественном жесте.

— За уникальность?

— Пожалуй, да, — кивнула я, повторяя его жест. — За уникальность.

Звон бокалов не отрезвил меня. Зато вспомнилось, что когда-то люди чокались только для того, чтобы, если вино в чьём-то бокале будет отравлено, пострадали и все остальные. Чтобы не было соблазна отравлять собеседника. Такой себе жест недоверия.

Я видела, как капельки из моего бокала падают в вино Олега, а из его — в моё, и усмехнулась. Если б мы пытались друг друга отравить, должно быть, умерли бы оба.

Впрочем, наверное, что-то в этом напитке было необычное, заставившее меня вместо того, чтобы просто пригубить, сделать несколько полноценных глотков. Я не собралась поддаваться и позволять себе совершить подобную глупость, но всё равно отпила за первый раз больше, чем давала себе возможности на весь вечер.

Вино оказалось потрясающе вкусным. Даже такой неопытный ценитель алкогольных напитков, как я, однозначно отличил бы это вино от обыкновенного из супермаркета.

— Какое-то коллекционное? — не удержалась от вопроса я, пытаясь как-нибудь разрушить воцарившуюся над столом тишину.

— Двадцатилетней выдержки, — подтвердил Олег.

— Бывают и старше.

— Бывают, — согласился он. — Но всё хорошо в меру.

Я вздрогнула, принимая эти слова за намек, и попыталась улыбнуться. Удалось с огромным трудом, я почему-то чувствовала ужасное смущение.

Внимательный взгляд Олега, изучающий меня, не давал покоя. В какую-то секунду мне захотелось просто провалиться сквозь землю, только бы не сидеть здесь, не смущаться и не чувствовать, что должна что-то сделать, как-нибудь повлиять на ситуацию.

Некоторое время мы ели молча — просто наслаждались вкусной пищей, и я приучала себя к тому, что должна успокоиться и вести себя предельно естественно. Это нормально. В конце концов, за столом не разговаривают. Мама часто говорила мне о том, что это может быть вредно для здоровья.

Но я чувствовала, что такое молчание точно не способно принести никому пользы. По крайней мере, я в этой тишине чувствовала себя пленницей, изолированной от внешнего мира и обреченной на молчание.

Олег же во второй раз поднял бокал вина.

— За что будем пить? — изогнул брови он. — Давай за любовь?

Я вздрогнула. Да, как раз это то, что мне надо — выпить за любовь.

— За верность, — одними губами произнесла я.

— Тогда, — Олег усмехнулся, — до дна.

Я даже не обратила внимания на то, сколько осталось в бокале вина. Только услышала перезвон стекла и сделала первые несколько глотков вина, не заботясь о последствиях. Оно не обжигало горло и вообще, казалось, не пьянило, но когда я допила наконец-то, то вдруг почувствовала себя глупой… и одновременно пьяной. Подняла взгляд на Олега, будто спрашивая его о том, действительно ли должна была поддаваться на провокацию, и как-то отстраненно осознала, что здесь уже совсем темно, и мы сидим в полумраке, забыв включить свет. И за окном сумерки, только город сверкает особенно яркими огнями.

— В детстве очень любила смотреть на ночной Киев из окна, — прошептала я ни с того ни с сего, хотя смотрела не в окно, а на Олега.

— А сейчас?

— Терпеть не могу, — пожала плечами я. — Слишком много времени отбирает. А я не привыкла просто так его тратить.

— Понимаю, — серьёзно кивнул он, вставая со своего места. — Но иногда можно дать себе несколько минут. Просто для того, чтобы понять, что жизнь продолжается.

— Мне уже два года кажется, что она просто остановилась, — прошептала я.

Он подошел совсем близко и склонился ко мне. Винное дыхание, запах его одеколона, приятный, чуть терпкий и однозначно мужской, теплая наощупь ткань рубашки. Я подалась вперед, опустив руки Олегу на плечи, и невольно потянулась к его губам, как будто уже предвкушая вкус поцелуя.

В какой-то момент мне показалось, что Лавров сейчас отпрянет и строгим голосом напомнит мне о том, что мы не в тех отношениях, чтобы позволять себе что-то большее, чем ужин на двоих. А он вместо этого обнял меня за талию, стягивая со стула, и впился в губы страстным, диким поцелуем, таким, что и не оттолкнешь, даже если очень захочешь.

Но что я? Я ведь не хотела. У меня и в голове не было потребовать его остановиться. Я наслаждалась жаром его тела, как будто уничтожающим тот мерзкий, давивший на меня холод, и прижималась к Олегу, наверное, настолько наивно, насколько это вообще было возможно.

Но я не чувствовала себя ребенком, нет. Наоборот, я ощущала себя женщиной, возможно, не только взвалившей на себя проблемы, которые не под силу и тем, кто лет на двадцать старше, а и желанной, любимой. Захотелось переступить через все границы, выстроенные из-за того, что нельзя позволять себе лишнее, нельзя ставить маму под угрозу, нельзя, нельзя…

Можно. Сегодня всё было можно. Я отвечала на поцелуи со страстью, о наличии которой в себе никогда прежде не подозревала даже, и наслаждалась тем, как Олег прижимал меня к себе, как скользил ладонями по спине.

Он потянул вниз молнию платья, осторожно расстегивая его, и я вздрогнула, чувствуя, как вместе с этой развратной одежкой с меня сползает и уверенность в себе, и неожиданная страстность. Я застыла, позволив платью соскользнуть и превратиться в бесформенную алую ткань у моих ног. Даже сил на то, чтобы перешагнуть его, не оставалось.

Мне казалось, что сейчас Олег взглянет на меня и поймет, что вместо желанной женщины рядом — какая-то двадцатилетняя пигалица, к которой он потянулся случайно, запутавшись. Но в его глазах вместо отвращения вспыхнула ещё большая страсть.

Этот поцелуй, казалось, мог лишить почвы под ногами. Я отвечала на него отчаянно, слишком дерзко, как для себя, будто пыталась отвоевать осколки самостоятельности, вернуть себе инициативу. Пальцы скользнули по пуговицам его рубашки, и я поражалась, как не запуталась, стремительно расстегивая её, стягивая с плеч Олега. Одежда была просто тканью, мешавшей ощущать жар его тела, наслаждаться теплом, о котором на самом деле мечтала. Мне хотелось быть ближе, ещё ближе к нему, так, чтобы ни одна преграда не посмела возникнуть на нашем пути.

Выдал предательский писк его мобильный телефон, но Олег просто швырнул его на стол, только на полсекунды отвлекшись от меня, и вновь вернул поцелуй, как будто таким образом пытаясь попросить прощения за это. И вдруг подхватил на руки.

Я вскрикнула, цепляясь за его плечи, впиваясь в кожу ногтями, и прижалась ещё крепче, наверное, не потому, что боялась, что Олег меня уронит, а потому, чтобы не хотела, чтобы просто выпускал из своих рук. Понимала, что это ребячество, что пора одуматься.

Но нет. На самом деле, я уже ничего не понимала, только то, что в самом деле хочу быть сегодня рядом с ним, и никак иначе.