Я расправила плечи и, пытаясь выглядеть максимально гордой и при этом оскорбленной — не сказать, что это сложно, я в самом деле оскорбилась, — сбежала вниз по ступенькам.

— Эта малолетняя потаскуха, — донеслись до меня визгливые оправдания Викки, — разве что ноги не раздвинула перед твоим деловым партнером! Голова у неё разболелась, тошнит её! Да она только и думает, как прыгнуть ко взрослому мужику в постель и.

— Рот закрой, дура, — гневный оклик отца заставил меня вздрогнуть. Я уже почти дошла до двери и с трудом сдержалась, чтобы не оглянуться и не посмотреть, что там между ними происходит.

Неужели наконец-то он поймет, что его распрекрасная Викки — совсем не идеальная женщина, на которую можно положиться? Мне ужасно хотелось увидеть, как он накричит на неё, а лучше — ударит, просто велит замолчать и не вмешиваться в дела.

Заслужила.

Но мелкая мстительность не стоит того, чтобы сейчас наблюдать за лопотанием Викки с красной щекой и со слезами на глазах. Да и я, если честно, не испытала ожидаемого удовольствия от этой ссоры. Скорее какое-то глухое, смешное бессилие, как будто меня в очередной раз разочаровали.

Я выскочила на улицу, закрыла за собой дверь, но далеко не ушла. У ворот опять ходил туда-сюда Федор, но подойти ко мне не рискнул.

Понимает ведь, если моя покрасневшая щека — это результат удара отца, то жалеть меня нельзя ни в коем случае. Мало ли, вдруг вылетит с работы за ненужную поддержку. Такое хлебное место потом днем с огнем не найти, папенька хорошо платит.

И имеет право за это делать всё, что ему в голову взбредет.

Я медленно опустилась на ступеньки крыльца, поджала колени к груди и обхватила их руками, стараясь сдержать слезы. Отец никогда не называл мою маму дурой. Он её, конечно, разлюбил, не желал её видеть и говорил, что этой женщине не место в нашем доме

— женщине, как будто они не прожили в браке столько лет, — но ни разу не повышал на неё голос. Не вот так.

Но и мама не делала таких глупостей, как Викки.

Интересно, что она отцу скажет? Что она у него ключ стащила, потом залезла Олегу на колени, потому что он её бывший муж, и Викки хотелось поэкспериментировать, а теперь плюется ядом, потому что Олег этот ключ стащил?

О, нет. Такая правда не в стиле Викки.

За моей спиной громыхнула дверь, и я стремительно обернулась, надеясь, что выгляжу по крайней мере не жалко. И что там не Викки, даже если и с аналогично покрасневшей щекой.

Нет, на крыльцо выскочил отец. Разъяренный, мрачный и, кажется, готовый в эту секунду пристрелить свою драгоценную Викки.

— Дура, — прошипел он.

— Я? — изогнула я брови, с трудом сдерживая рвущуюся на свободу улыбку.

— Что? — казалось, отец только сейчас меня заметил. — Стася, нет… Не ты. Стася, — взгляд его стал более сфокусированным, и он шагнул ко мне, — Олег тоже из-за Викки ушел?

Я усмехнулась и ляпнула наугад:

— Никому не понравится, если его назовут педофилом и скажут, что делают с такими, как он, на зоне.

— На какой… Твою ж мать! — Дмитрий сжал руки в кулаки. — Чёртова дура! Да я её… Если из-за неё контракт слетит, я её собственноручно на эту зону запихну!

А как же вселенская любовь?

— Значит так, — отец соображал быстро. — Стася. Сейчас возьмешь машину и поедешь к Олегу. Скажешь, что я прошу прощения, что угодно… В общем, сделаешь всё, чтобы он понял: Викки сглупила и этого больше не повторится. Поняла?

Я с трудом сдержала удивленное хмыканье.

— К нему? А если вдруг?..

— Мне плевать, что вы будете делать, — прищурил глаза отец. — Разговаривать, целоваться, спать! Тебе уже девятнадцать, Стася. Ты красивая девушка. Разве для тебя проблема успокоить мужика?

Я почувствовала, что стремительно, против собственной воли краснею. Хотелось уточнить, понимает ли отец, о чем он меня просит, но я почему-то не сомневалась в ответе. Конечно, понимает! А мне разве невдомек, что если я буду крутить носом, то он останется без выгодного контракта?

А я не смогу спасти мать. Хотя об этом папеньке, конечно же, знать не надо. Для такой радости он даже от денег может отказаться.

Хотя.

Я с трудом поднялась на ноги, надеясь, что тело сейчас перестанет дрожать, и я смогу полноценно двигаться и не буду нуждаться в том, чтобы опереться о какую-нибудь стену. Ещё только не хватало явиться к Лаврову в виде шатающейся, измученной, дрожащей от страха девчонки. Меня же распрекрасный отец первым не выпустит, заставит привести себя в соответствие!

— Хорошо, — сглотнув, прошептала я. — Я поеду. Только я не знаю, где он живет.

— Разберемся. Федор! — окликнул отец охранника. — Федор, ты помнишь адрес Олега Лаврова?

Мужчина мрачно кивнул.

— Отвезешь туда Стасю. Только, — папа смерил меня взглядом, — приведи себя в порядок.

Он схватил меня за подбородок, силой заставил повернуть голову и взглянул на все ещё краснеющую от удара щеку.

— Тоналкой замажь, что ли, — предложил Дмитрий. — Или какие у вас там женские штучки. Могу Вике сказать, чтобы сделала.

— Не надо Вике, — вздрогнула я. — Я. Оно пройдет сейчас.

— Стася, — прищурился отец. — На кону большие деньги.

— Всё хорошо будет, — я отпрянула, отступила на несколько шагов назад и вслепую спустилась на ступеньку ниже. — Пройдет, пап, говорю же тебе. Олегу не нравится, когда я сильно накрашена. И… — я закусила губу. — Жертву всегда жалеют, понимаешь? Покажу, что тоже пострадала. Скажу, что не знаю, какая Викки собака укусила, всё такое. Чтобы хоть пустил. А то мало ли. Ты ж не знаешь, что у него на уме!

Последний аргумент, судя по всему, полностью удовлетворил моего отца. Он прищурился, смерил меня пристальным взглядом, а потом напряженно кивнул.

— Как знаешь, — произнес он, чуть кривя губы от раздражения. — Давай, не задерживайся.

Действительно, что ещё можно сказать дочери, когда её только что ударила и обозвала потаскухой мачеха? Давай, не задерживайся!

— У него не задерживаться? — не удержалась я.

— Здесь, — отрезал отец, ясно давая понять, каких действий он от меня вообще ожидает.

Что ж, ничего другого я и не ожидала. Оно, конечно, больно и неприятно, но вряд ли кто — то предоставит мне более адекватного отца.

Я наконец-то повернулась к нему спиной и, расправив плечи, чтобы показать, что не сломает меня какая-то не слишком одаренная разумом Викки, направилась к машине. Федор уже вывез автомобиль из гаража, открыл ворота и был готов ехать.

Я заняла пассажирское место, откинулась на спинку удобного кресла, пристегнулась и запоздало вспомнила, что даже сумочку с собой не взяла. Это, конечно, зря, надо было прихватить, может быть, пригодится, но.

Признаться, я не соображала. Всё было как в тумане.

— Все в порядке? — решился спросить Федор, когда мы отъехали уже достаточно далеко от дома. Он как будто боялся, что папа сидит на заднем сидении или спрятался в багажнике и подслушивает наш разговор, потому говорил очень тихо, почти шептал.

— Всё замечательно, — холодно ответила я, ясно давая понять, что не собираюсь с ним разговаривать.

Федор кивнул, как будто утвердившись в своей мысли о том, что за нами следят, и остаток дороги мы провели в молчании. Снаружи стремительно темнело, солнце спряталось за горизонтом, полная луна и звезды — за тучами, которые заволокли всё небо. Начинался мелкий дождь, грозившийся перейти в грозу, и я вдруг вспомнила, что не взяла с собой зонтик.

Эта мысль показалась такой примитивной на фоне всего произошедшего, что я с трудом сдержала смех. Федор не понял бы.

Впрочем, какое мне дело до того, что он там себе думает?

Автомобиль остановился у новостройки, и я смерила взглядом дом.

— Куда мне? — спросила, толком даже не рассчитывая ответ.

— Пентхаус, на последнем этаже.

— Вот как, — хмыкнула я. — Хорошо. Спасибо. Ты свободен.

— Может быть…

— Свободен, — отрезала я, толкая дверь автомобиля и выходя под дождь. — Уезжай.

Федор привык быть послушным. Он даже не совершил попытки проводить меня к подъезду, и его совершенно не смутило то, что я стою на тротуаре и пока что не спешу подходить к дому. Я услышала, как за спиной зашелестели шины — это Федор осторожно выруливал из двора, не собираясь задерживаться здесь надолго.

А я, толком не чувствуя лившийся, как из ведра, дождь, медленно побрела к наглухо закрытой подъездной двери.

Можно было набрать номер нужной квартиры, но сказал бы мне Федор её номер! Я даже не знала, как пользоваться этим домофоном, так и смотрела бы на эти кнопки, если б из подъезда не выбежала какая-то женщина. Она, кажется, даже не заметила мое присутствие, так, пролетела мимо, толкнув дверь, и я едва успела проскользнуть внутрь.

Как и ожидалось, подъезд был новым и чистым. Широкая лестничная площадка, ровные ступени, качественные поручни, а не шатающееся нечто, как в хрущевках. Просторный, большой лифт, в который я зашла, впрочем, с опаской, вспоминая свою давнюю фобию, и с трудом удержалась, чтобы просто не сползти на пол и не уснуть прямо здесь.

Дом был высокий, и я ткнула по кнопке, соответствующей последнему этажу, закрыла глаза и схватилась за поручень, стараясь заставить себя не думать ни о чём плохом. Только на полпути поняла, что совершила огромную глупость, когда не взяла у Федора зонтик или не заставила его поделиться хотя бы форменным пиджаком.

Мокрая футболка противно липла к телу, и я чувствовала, что начинаю дрожать. Ещё несколько минут, и превращусь в ледышку. Заболею и умру, то — то папеньке будет радость.

Интересно, Олег проявит порядочность и поможет маме после моей смерти? Или нет тела

— нет дела?

Я хихикнула и, тряхнув головой, велела себе меньше думать о всяких гадостях. Надо смотреть в светлое будущее, мечтать о лучшем, наслаждаться каждой секундой, или как там говорят в мотивационных книжках, что иногда читала вслух мама, пытаясь меня подбодрить?