Кайли Адамс - Бывшие любовницы

— Как ты узнал? — шепотом спросила Бейб, и печаль охватила ее.

Эти глаза, глаза Локхартов, смотрели ей прямо в душу.

— Ты сама сказала мне.

Бейб почувствовала, как краснеет. Когда она наконец заговорила, ее голос был умоляющим:

— Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

— Я не ненавижу тебя. — Но хоть он и произнес это вслух, в его взгляде читалось совершенно иное.

Все мгновенно изменилось. Настолько, что Бейб уже не была уверена, что завтра вновь взойдет солнце. Ей нечего было сказать ему в ответ, нечего предложить. Она могла только просить прощения до потери голоса и знала, что все будет напрасно.

— Никаких неприязненных чувств?

Дин Пол поднялся.

— Никаких чувств вообще, Бейб. — И он вышел навстречу ночному Нью-Йорку.

А она еще долго сидела, пила и думала о том, какое дерьмо вся ее жизнь и как ей быть дальше.

— Не стоит терять время, дожидаясь этого парня.

Она подняла глаза и увидела Тейта Барбура.

— Может, ты и не такой идиот.

Он расхохотался:

— Ну, я надеялся на что-нибудь более положительное. Но для начала сойдет.

Бейб подумала, что, должно быть, выглядит легкой добычей для желающих по-быстрому перепихнуться: одна, одета в стиле «Секса в большом городе», ищет внимания публики.

Прежняя Бейб провела бы часть дня с этим третьеразрядным актером, пофлиртовала, выпила за его счет, и еще до окончания вечера они вместе отправились бы к тому из них, кто живет ближе, чтобы заняться наконец конкретным делом. Но новая Бейб переживала финальный акт Великой Американской Трагедии, каковой стала ее история с Дином Полом Локхартом. И эта Бейб намеревалась начать все с чистого листа. Она резко встала.

— Могу я купить тебе выпить? — спросил Тейт.

— Нет, спасибо. Я только что получила гораздо лучшее предложение.

Он озадаченно огляделся вокруг:

— От кого это?

— От себя самой.

Бейб отправилась домой, переоделась в домашнюю рубашку и принялась перебирать свою коллекцию фотографий. Работа может подождать. Она сидела за рабочим столом при мягком свете настольной лампы и внимательно изучала кадр за кадром, отбирая лучшие. Новый вызов. Ее собственная книга. «Ночь в поту».

Совершенно новое чувство охватило ее — незнакомое ей прежде воодушевление. Она не представляла, что в этот — один из самых печальных в своей жизни — вечер сможет чувствовать себя… счастливой… по-настоящему счастливой… возможно, впервые в жизни. И это чувство придавало ей сил, смешиваясь с невиданным творческим порывом. Она ощутила аромат будущего. И это был свежий душистый ветер.

Улыбаясь, Бейб рассматривала сквозь увеличитель роскошный снимок Дина Пола. Она вглядывалась в эти поразительные глаза, внимательно изучала орлиный нос, чувственный рот. И в голове ее зашевелились смутные подозрения.

Слишком легко он выдержал сегодняшний удар Неверность жены, обман бывшей подружки. Словно все это нисколько его не тронуло. Поразмыслив, она поняла причину странной «пуленепробиваемости» Дина Пола. Словно он нашел безопасный путь к отступлению, получил эмоциональную поддержку, которую долго искал.

Что-то щелкнуло в ее мозгу. Циникам хорошо известен этот защитный механизм, он помогает им сохранять неприязненное отношение к миру. Но и влюбленным он знаком.

Дин Пол был романтиком в душе. Вот и ответ на первый вопрос. Но теперь Бейб интересовал другой. Может, она и вне игры, но остаются еще Лара и Габриэль. Кому же из них достанется приз?

— Алло? Алло? Будьте любезны, прекратите звонить по этому номеру!

Когда раздались короткие гудки, Габриэль прикрыла глаза. Она звонила домой, только чтобы услышать их голоса. Она знала, когда трубку снимет мама. А когда отец. Но она ни разу не нашла в себе сил заговорить. Всякий раз она делала судорожный вдох с намерением произнести первые слова, сказать хоть что-нибудь, но… ничего не получалось. Они всегда вешали трубку прежде, чем она успевала собраться с духом.

Ее мир перевернулся. Вновь. Но на этот раз она мечтала сбежать к Мэтью и Дайанс Фостер, а не от них. Габриэль прокручивала в уме все обвинения, которые она когда-то молча предъявляла родителям. А еще стены, которые она воздвигла. Эмоциональная изоляция, на которую она их обрекла. На годы. О Господи, на годы! Годы отчужденности, одиночества, тайных жалоб. Сейчас все это казалось таким бессмысленным. И горькое сожаление мучило ее.

Они дали ей все, что могли. Сделали все возможное, чтобы защитить ее. Сейчас она это понимала. Но тогда, в ту жуткую ночь в Брауне, и почти каждый день, вплоть до сегодняшнего, Габриэль обвиняла их. За то, что они отказались признать и уважать цвет своей кожи, чтобы получить себе место среди элиты. За то, что отказались от своей культуры, так что маленькая девочка выросла, не имея представления о том, что могут сделать с ней люди из-за цвета ее кожи.

Габриэль изучала историю движения за гражданские права. Она смотрела фильмы вроде «Миссисипи в огне». Но первое было прошлым, о котором родители почти никогда не говорили, а второе — голливудской продукцией, не имеющей никакого отношения к ее собственной жизни. Она уяснила, что ее все это не касается. И безусловно, пришла пора заплатить за отрицание очевидного.

Давай, Черный Сахарок! Дай нам попробовать твою шоколадку.

Та ночь стала ее расплатой. Или она так думала…

Зазвонил телефон. Габриэль вдруг перепугалась, решив, что это мама решила перезвонить, но потом напомнила себе, что номер заблокирован от определения. И она позволила Медвежонку ответить.

В последнее время телефон звонил все реже. Те, кто хотел общаться с ней, действовали через Биззи Грузарт, а сейчас, когда стало известно о будущем интервью, журналисты, питавшие надежды раскрыть публике ее тайну, смирились и оставили свои попытки.

Это была отличная идея — дать эксклюзивное интервью «Голливуду в прямом эфире», то есть Дину Полу. Возможно, это было одним из самых трудных решений в ее жизни — рассказать всему миру о том, что произошло. Поскольку она собиралась быть предельно откровенной. Ради себя. Ради родителей. И значит, ей придется открыться полностью. Больше никаких тайн. Ни слова лжи. И ей нечего стыдиться.

Она предпочла, чтобы жесткие вопросы ей задавал тот, кто ее действительно знает, а не журнальная гарпия, которая будет выделываться перед камерой. Под местоимением «она» подразумевалась Габриэль, а не Черный Сахарок. Этой женщины больше нет. Она была искусственно созданным существом, образом напоказ, своеобразной этнической броней, попыткой обмануть самого дьявола.

Это произойдет завтра. Время и место уже определены: здесь, в ее номере, в два часа. Кажется, все это было не с ней: приступы паники, глупый страх, что она не сумеет с этим справиться. Габриэль пыталась закрыться от прессы, но ведь этого невозможно избежать. Интервью готовили, как блицкриг. Как всегда, «Сегодня вечером» сметал с дороги конкурентов, но «Голливуд в прямом эфире» поднял ставки. Зрительское возбуждение, вызванное перспективой увидеть на экране Дина Пола рядом с его затравленной таблоидами бывшей подружкой, в итоге сократило их разрыв в рейтинге до одного пункта.

В комнату вошел Медвежонок.

— Сахарок, — поднес он к уху воображаемую трубку, — это твоя собутыльница номер один — Лара.

Она улыбнулась этому милому гиганту, который своим телом встретил пулю, предназначавшуюся ей.

— Я понимаю, что для этого потребуется некоторое время, Медвежонок, но я уже говорила, что не хочу, чтобы ты называл меня Сахарком.

— Я стараюсь, Са…

Она увидела, как он вздрогнул, в очередной раз допустив ошибку, и промолчала.

— Габриэль!

В трубке гремело так, словно звонили со стройплощадки.

— Лара? Надеюсь, ты в каске!

— Я сейчас в пакгаузе. Здесь так много работы, наверное, я никогда отсюда не выберусь. Приви привезет мой вечерний наряд в отель «Гансевурт». Это рядом. Бедняжка Квини! Она вырубилась от транквилизаторов. Впрочем, это к лучшему. Она всегда плохо переносила поездки. Слушай, я не могу к тебе заскочить, но хочу, чтобы ты знала: моя машина прибудет к семи.

— В этом нет необходимости. Я справлюсь сама…

— Это решено, — оборвала ее Лара. — Я не дам тебе возможности передумать в последний момент. Ты до сих пор ни разу не рискнула выйти из своего номера.

Габриэль рассмеялась:

— Дин Пол называет меня Рапунцель.

— Ну, не стану передавать, как называет тебя Финн. А то ты его поколотишь.

— Нет, скажи. Я ведь встречусь с ним сегодня вечером. Может, швырну его вниз головой в гондолу.