Чтобы как-то отвлечься, перевел взгляд на невесту. Раздражала эта блаженная улыбка на лице Ани, с самого утра, как приклеенная. Смотрел и не понимал, что не так. Раньше всегда было интересно, и поговорить о чем, а в последний месяц он вообще ее не узнавал. Может, конечно, это из-за дурацкого свадебного психоза общение не клеилось? Это не радовало, но он надеялся, со временем все устаканится и будет нормально, как раньше.

А его прекрасная невеста, похожая на вычурный безейный торт, посыпанный сахарной пудрой, все улыбалась гостям. Но тут он вдруг увидел, как улыбка сползла с ее лица, обнажая странную гамму чувств.

Глянул в ту сторону и в первый момент глазам своим не не поверил, А потом словно оглох и ослеп, не слышал, что там вякала тамада. Видел только яркое, ослепляющее пятно крови, что двигалось к нему по проходу между столами, и от этого его собственная кровь бешено устремилась в пах, заставляя каменеть мгновенно, до безумия.

И радость. Сердце рванулось к ней так, будто готово было выскочить из груди.

Машка. Вернулась. Машкааааа...

- Подарок молодым делает лучшая подруга невесты! - верещала упитанная тамада в коротеньком платьице с бисерными висюльками. - Приветствуем лучшую подругу Анечки Машеньку Вайс!

Маша шла к ним и улыбалась, рядом завозилась Анна, он так и не понял, что она говорила, зачем хватала его за руку. Механически ответил. Все это время не мог оторвать взгляд от девушки в красном платье. Казалось весь мир горел другими красками. Предвкушение захлестывало, ощущение, будто его разорвет сейчас.

Но она не смотрела на него. Вообще. Словно не видела. И он вдруг понял, что не узнает в этой девушке прежней Маши. Чужая она была, чужая!

И радость сменялась злостью.

Бл***! Осознание хлестнуло кнутом поперек хребта, тысячи ревнивых мыслей полезли в голову. Эта Мария Вайс была слишком лощеной и шикарной. Другая, словно с обложки журнала. Нашла себе кого-то в Москве?! А может и раньше?! Тварь! Кто ее трахает! Сссука! Ссука! Сука!!!

Злость подступила к горлу, а возбуждение стало почти нестерпимым, хотелось схватить ее за волосы, эту лощеную сучку в красном за волосы, затащить в кабинку туалета и трахать до умопомрачения, выколачивая из нее всех других, чтобы орала в голос. Его имя орала! ЕГО! Твою мать! Машкаааа...

***

Все оказалось проще, чем она думала, но и намного тяжелее. Идти одной, как голой, когда на тебя смотрят сотни глаз. Казалось эти глаза облизывали ее, вопили:

- Смотрите, явилась брошенка незванная! Бывшая любовница!

Выпрямилась, освещаясь улыбкой. Ничего, пусть думают, что хотят, у нее тут маленькое дело, сделает и сразу уйдет. Пошла к столу молодых, стараясь не смотреть на Андрея, в глазах которого сейчас бушевало злое пламя.

Аня. Она сосредоточилась на Анне. Та сидела в пышном белом платье и облаке фаты. Красивая невеста, но напряженная какая-то, прямо как испуганный зверек. Стало почему-то смешно от всего этого, и Маша засмеялась. Тем более что подошла уже почти вплотную. К ней тут же подскочила живенькая тамада с микрофоном.

Ну... Несколько-то слов для лучшего пожелания у Маши нашлось. Хороших слов, искренних. А теперь подарок. Вытащила шкатулку с маленькой красивой невестой на крышке, улыбнулась таинственно и загадочно:

- Это тебе Ань.

Потом открыла крышку под мелодичный перезвон показала всем лежавшие внутри бабки и подмигнула:

- А это для Андрея.

Протянула Ане со словами:

- Будешь потом хранить в ней цацки.

Анна не ожидала, растрогалась. Последнее усилие, пожелать Андрею счастья.

А он нежиданно перегнулся через стол, как будто хотел схватить ее. Маша инстинктивно подалась назад. И тут со всех сторон загремело:

- Горько!

Все хлопали, смеялись и кричали, и Маша кричала:

- Горько!

 Хлопала вместе со всеми и смеялась, глядя, как целуются жених с невестой.

***

- Горько! Горько! - кричали снова и снова.

Звучала музыка. Шум, толчея. Если она хотела незаметно уйти, то это следовало делать прямо сейчас. Вышла быстро, так, словно за ней гнались, с мрачной мыслью, что из ресторана удирает уже не в первый раз. Традиция, можно сказать.

Но она сделала, что хотела, закончила тут все.

Что творилось в тот момент в сердце? Маша не знала теперь, осталось ли оно у нее вообще, это самое сердце. Боль в душе осталась и в груди трепещущие лохмотья и пустота.

Зато теперь все позади. Смогла.

***

Когда вокруг наконец перестали орать «горько», и он смог оглядеться по сторонам в поисках Машки, и не увидел ее в зале! Что с Андреем было, он в тот момент, и сам не знал. Но как будто разом померкло все. Словно пол души оторвали с мясом.

Вот когда накатила дикая досада, злость от бессилия. Его выкручивало от желания рвануть искать ее, а приходилось изображать счастливого новобрачного, сидеть за столом и улыбаться. Улыбаться, бл***! Когда в груди все клокочет от душевного дерьма!

А главное, все как сговорились, ему даже в туалет одному выйти не удавалось, обязательно кто-нибудь увязывался. Потом стоял снаружи, чувствуя себя безумно одиноким в этой толпе, курил. Простая фраза сорвала с катушек.

Кто-то из другой компании припомнил «девушку в красном» и сказал:

- Какой-то счастливец же ее трахает!

Кого он бил, что орал, с кем дрался...

Потом напился вдрызг на пару с авторитетным «тестем» - дядькой.

Дальше он просто ничего не помнил.

Невеста в эту ночь жениха не дождалась.

глава 20



Самолет был в ночь. Маша успела мысленно сто раз поблагодарить отца за то, что сделал ей билеты в оба конца. Молчаливая подавленная мама провожала ее. Взгляд какой-то затравленный, виноватый. Уже перед самой регистрацией мама вдруг выдала:

- Прости меня дочь.

- За что, мам? - удивилась Маша.

- За то, что на тебе сейчас лица нет, девочка моя. За то, что не уберегла я тебя...

Маша, которая до того и впрямь глубоко ушла в свои мысли, заставила себя встряхнуться. Мысленно выругалась. Это ж надо было так забыться! Ведь от ее дурного настроения, зависит в том числе и состояние матери. Развела тут перед самым отъездом мрачность как на похоронах.

- Мам! Ну ты о чем сейчас? У меня просто был трудный день, устала, набегалась, вот высплюсь, и все будет замечательно-прекрасно!

Сказала и, что самое главное, сама вдруг поверила. И мама, искавшая что-то в ее глазах, видимо, нашла. Потому что выдохнула с облегчением:

- Ну ты не обижаешься на меня, дочь?

- Я? нет. Конечно!

- Ладно, тогда... Езжай, пусть у тебя там все хорошо сложится.

Еще кое-что поняла Маша, ведь она уедет, а мама-то одна остается. Да, у нее подружки, соседки, но это совсем не то! Потому резко свела брови и скомандовала:

- Так, ты без меня не тут не раскисай. Я как немного осмотрюсь там, сниму квартиру и заберу тебя.

Надо было видеть как вспыхнули надеждой глаза матери. И гордость такая, и детская радость.

- То-то же, - подумала Маша, а вслух сказала: - И чтоб я такого упаднического лица у тебя больше не видела.

Великая сила ответственность за других, сразу отошли на второй план собственные проблемы и обиды. Поговорила еще с мамой, а потом началась регистрация.

***

Суета, мытарства с багажом, нудная очередь, досмотр на рамке.

Но спустя час Маша уже сидела в кресле у иллюминатора. Самолет стал выруливать на взлетную полосу, а она смотрела на горевший неоновыми огнями ночной город детства, и вдруг поняла, что улетает ведь навсегда. И больше сюда не вернется.

Так странно, еще месяц назад и в мыслях не было, что ее жизнь так изменится. Будущее виделось совсем иначе. Наверное, подумалось Маше, цыпленок, расставшись со своей родной скорлупой то же самое ощущает.

А лайнер пошел на взлет, набрал высоту. И вроде можно расслабиться, отпустить себя после стольких дней напряжения. Все сделала, уложилась в срок, успела, есть даже за что похвалить себя.

Маша откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Поспать.

Но то ли от усталости, то ли от перенапряжения, сон не шел. И чувствовала она себя как после ампутации. Опустошение полное, а выгоревшее нутро словно золой присыпано.

Но это сверху. Душа-то у женщины многослойная. Чуть-чуть позволила себе отодвинуть шторку, а там... Девушка в красном платье кричит:

- Горько!

У нее сердце в клочья, а она хлопает в ладоши и смеется, глядя как...

Из-под прикрытых век блеснули слезы.

Эту шторку открывать нельзя.

глава 21



Все-таки молодой здоровый организм берет свое. Хоть Маше и казалось, что от душевной пустоты вообще не уснет, а сон пришел быстро. Проснулась уже когда объявили пристегнуть ремни, и самолет пошел на посадку.

В аэропорту Машу встречал отец. Вроде утро раннее, у нее глаза толком не разлепляются, а он свеженький, выбритый, аккуратный. Маша разом приосанилась, чтобы не выглядеть рядом с ним расползшейся квашней.

И как-то вдруг подумала, она ведь толком и не знала отца. Родители разъехались, когда ей было тринадцать. Но и до того она с трудом могла вспомнить что-то, что характеризовало бы его, разве что из детства. Детство она помнила хорошо. И сильного надежного папу.

Это потом почему-то в памяти были одни ссоры родителей, их взаимные обвинения. Почему так? Возможно, потому что мать всегда отгораживала ее от него, и Маша видела происходящее ее глазами? Трудно сказать, да и не хотела она судить никого. Маше всегда больше нравилась миссия миротворца.