Барбара Брэдфорд - Быть лучшей

– Все нормально. А состояние у нее то же, что и утром. Она все еще без сознания. Хотя перемен к худшему тоже нет.

– А это хороший признак? Есть надежда? – осторожно спросил Шейн.

– Н-да… но пока все по-прежнему.

– Можно мне зайти к ней? – спросил Филип.

– Сейчас нет. Она в реанимации.

– Так когда же? – так же резко, хоть и негромко, спросил он.

– Через час. А твоя дочь очаровательная малышка. Вес три четыреста.

Филип опомнился и крепко пожал руку Малкольму.

– Спасибо за все. Замечательно, что девочка здорова.

– Можно хоть на ребенка посмотреть? – Дэзи повернулась к Малкольму, а затем перевела взгляд на сына, стоявшего рядом с ним. – Хочу поздравить внучку с появлением на свет.

– Ну разумеется, миссис Рикардс.

Все четверо вышли из комнаты и направились к застекленной палате для новорожденных.

– Вот она! – воскликнул Малкольм. Дежурная сестра, увидев гинеколога, сразу же вынула младенца из колыбели и поднесла его к стеклу, чтобы было лучше видно.

– Ах, Филип, какая же она прелесть! – воскликнула Дэзи. Глаза у нее разгорелись. – Смотри-ка, а на макушке-то рыжие волосики. Похоже, в семье будет еще одна рыжая.

– Да, – коротко откликнулся Филип, глядя сквозь стекло на младенца. Скверно, но он даже порадоваться по-настоящему не мог. Все его существо было приковано к жене, остальное оставалось на втором плане.

В конце концов он отвел глаза от дочери и отошел с Малкольмом в сторону.

– А дальше что? Когда Стимпсон собирается делать просвечивание?

– Скоро. Почему бы тебе пока не выйти подышать немного свежим воздухом? Или не выпить с матушкой и шурином по чашке чая?

– Из больницы я никуда не уйду! Я не оставлю Мэдди! – твердо заявил Филип. – Но, может, их мне удастся убедить пройтись. А я останусь здесь. И еще раз большое спасибо за все, что ты сделал для жены и дочки, Малкольм.

Позднее, когда все собрались в том крыле больницы, где находились частные палаты, Филип предложил Шейну и Дэзи поехать в Пойнт-Пайпер отдохнуть и выпить чего-нибудь.

– Вам вовсе нет нужды постоянно быть рядом мной, – проговорил он, устало опускаясь в кресло.

– Нет уж, мы лучше побудем здесь, – ответил Шейн. – Нельзя оставлять тебя одного.

– Да, Филип, мы останемся, и разговоры на эту тему закончены, – сказала Дэзи с той твердостью в голосе, которая выдавала в ней дочь Эммы Харт. – Да мы с Шейном места себе не найдем вдали от тебя и Мэдди. Нам и здесь-то не по себе, каково будет в Пойнт-Пайпер при полной неизвестности.

У Филипа не было сил не то что спорить, но даже отвечать.

Посидев немного, он снова принялся мерить шагами комнату, вышел в коридор. Волнение его достигло предела. Чтобы хоть как-то успокоиться, он вернулся в комнату и позвонил в Башню Макгилла. Поговорил с Барри и Мэгги. Время от времени он перекидывался несколькими словами с матерью и Шейном, но в основном с мрачным видом глядел в окно.

Он умел владеть собой и не теряться в самых трудных обстоятельствах. Всю свою сознательную жизнь он был человеком действия, человеком, способным принимать решения и не отступать от них. Даже в крайних случаях он сохранял твердость. Но сейчас, в самый, может быть, трудный момент своей жизни, он не знал, что делать. Врачом он не был и потому не мог помочь самому любимому человеку. Чем дальше, тем большую растерянность он испытывал – растерянность и страх.

Около трех ему разрешили навестить Мэдди, которая все еще находилась в реанимации. Состояние ее было прежним, и она никак не реагировала на его появление. Филип вернулся в приемную, ощущая, как боль и отчаяние захлестывают его.

Все попытки Шейна и Дэзи успокоить Филипа были безуспешны.

– Я знаю, что в такие моменты никакие слова не помогут, – сказала Дэзи. У нее сердце кровью обливалось от страданий за сына и сноху. – И все равно, милый, надо набраться мужества и надеяться. Мэдди сильная. Если кто и может выбраться из такого положения, так это она.

Филип посмотрел на мать, кивнул и тут же отвернулся, чтобы она не видела его искаженное лицо.

В четыре появился Алан Стимпсон и негромко объявил, что он только что закончил просвечивание.

– У вашей жены произошло сильное кровоизлияние в мозг. Собственно, я это с самого начала предполагал, но надо было убедиться окончательно, – сказал он.

Филип с трудом проглотил слюну. Оправдались худшие ожидания.

Он спросил дрожащим голосом:

– А у вас есть хоть какое-то предположение, чем могло быть вызвано кровоизлияние?

Алан Стимпсон немного помолчал.

– Может, виновата беременность. Мне приходилось сталкиваться с подобными случаями.

Филип обмер.

– А теперь я собираюсь произвести трепанацию черепа, мистер Эмори. Может, вы хотите взглянуть на жену, пока ее готовят к операции?

– Да, – Филип посмотрел на мать. – Как бы ни закончилась операция, надо послать за отцом Райаном. Мэдди наверняка захотела бы, чтобы в такой момент рядом был священник. Мама, можешь позвонить ему от моего имени?

Эта просьба, только усиливавшая худшие опасения насчет Маделины, привела Дэзи в замешательство. Тем не менее она кивнула.

– Хорошо, – стараясь говорить как можно спокойнее, откликнулась она. – Сейчас позвоню, милый.

– У меня большие надежды на то, что операция окажется успешной, – сказал доктор Стимпсон, переводя взгляд с Дэзи на Филипа. – И я сделаю все от меня зависящее, чтобы спасти вашу жену.

– Спасибо, доктор, – просто сказал Филип.

Они вышли из комнаты и молча зашагали по коридору. Нейрохирург проводил Филипа в палату, находившуюся в двух шагах от операционной, и тихо закрыл за ним дверь.

Филип подошел к Мэдди.

Он глядел на нее, и сердце его изнывало от любви. Какой же маленькой и беззащитной казалась она на этой узкой больничной койке. Лицо ее было бледно, как мел, как простыня. Еще раньше доктор Стимпсон предупредил его, что им придется сбрить Маделине волосы. Ее чудесные каштановые волосы. Но какое это имело значение? Лишь бы она осталась жива. Сейчас они разметались по подушке. Он прикоснулся к ним, ощущая их шелковистую мягкость, наклонился, поцеловал локон.

Присев на стул, Филип взял Маделину за руку. Она была совсем вялая. Потом он наклонился и, поцеловав жену в щеку, прошептал в волосы:

– Не оставляй меня, Мэдди. Прошу тебя, не оставляй. Борись. Борись за жизнь, любимая.

Подняв голову, он долго глядел на нее, пытаясь уловить какой-нибудь намек на то, что она услышала его.

Впрочем, он знал, что это невозможно, Мэдди лежала такая безжизненная.

Он снова поцеловал ее и вышел. Горе поглотило его.

– Что-то у меня часы остановились, – сказала Дэзи, обращаясь к Шейну. – Который час?

Шейн взглянул на часы.

– Около шести. Может, принести чаю?

– Да, неплохо бы. А как вы, отец Райан?

Священник, появившийся незадолго до этого в больнице, поднял глаза от молитвенника.

– Благодарю вас, миссис Рикардс, вы очень любезны. Пожалуй, выпью чашечку.

– Филип?

– Я бы предпочел кофе, ма, если… – Он оборвал фразу, не договорив. В комнату вошел доктор Стимпсон.

Закрыв за собой дверь, он тяжело прислонился к ней. На нем был зеленый хлопчатобумажный халат и брюки того же цвета. Он явно пришел прямо из операционной. Не говоря ни слова Алан Стимпсон не мигающим взором смотрел на Филипа.

Филип, в свою очередь, не отрывал от него взгляда. На лице хирурга застыло странное выражение, понять которое было невозможно.

– Мне очень жаль, мистер Эмори, очень, – наконец проговорил хирург. – Я сделал все, что мог, чтобы спасти вашу жену, но… она только что скончалась на операционном столе. Примите мои соболезнования.

– Нет, – сказал Филип. – Нет.

Он потянулся рукой к спинке стула и изо всех сил вцепился в нее. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Он чуть покачивался.

– Нет! – повторил он.

Отец Райан поднялся и помог встать Дэзи. По щекам у нее текли слезы. Она судорожно приложила руку ко рту, чтобы подавить рвущееся рыдание. Затем подошла к Филипу. За ней последовали Шейн и отец Райан.

Дэзи была в отчаянии. Она и представить себе не могла, как подействует на сына смерть Мэдди, которую он боготворил. «До чего же несправедлива жизнь, – думала Дэзи, все еще не в силах сдержать слезы. – Мэдди такая молодая. Почему же она ушла так рано?»

Филип уклонился от матери, Шейна и священника, с сочувствием глядевшего на него. Он яростно тряс головой, не желая верить словам врача. В голубых глазах его застыл ужас. Он схватил Алана Стимпсона за руку.

– Отведите меня к жене, – выдохнул он. Стимпсон привел его в ту же палату, где он недавно был с Мэдди.

Теперь он снова смотрел на нее. Мертвая, она казалась абсолютно спокойной. На лице не было ни малейших следов каких-либо чувств. Филип опустился на колени и взял Мэдди за руку. Рука была ледяной. Он, как безумный, стал согревать ее.

– Мэдди! Мэдди! – внезапно закричал он прерывающимся голосом. – Почему ты умерла? У меня же теперь ничего не осталось. Совсем ничего… О, Мэдди, Мэдди…

Филип склонил голову. Горячие слезы упали ему на пальцы, тесно сжимавшие ладонь жены. Филип долго оставался в таком положении, пока наконец не пришел Шейн и не увел его.

Он отвез ее в Данун. После краткой церемонии отпевания в сиднейском соборе святой Марии, на котором были только близкие родственники, гроб с телом Маделины погрузили в самолет, который взял курс на Кунэйбл. Филип всю дорогу просидел у гроба. Рядом с ним был Шейн. Мать с Джейсоном, а также отец Райан и Барри Грейвз летели вслед за ними на личном самолете Джейсона. Когда самолет приземлился, Филип велел, чтобы гроб доставили в Дом и поставили в галерее с портретами предков. Так прошла ночь.

Утро следующего дня выдалось на редкость ясное, на небе не было ни облачка, и сады Дануна, да и вся местность выглядели в ярком солнечном свете просто ослепительно. Но Филип ничего не видел. Он застыл от горя, механически совершая необходимые действия и едва ли замечая кого-либо вокруг.