Анна Грэм - Быть Корелли

Понтедра принципиально носил выпивку с собой — патологический страх быть отправленным, как его предшественник, довлел над ним, делая его подозрительным. К этому его чудачеству с пониманием относилось всё его окружение, несмотря на его специфические вкусы — сегодня у него был вишнёвый ликёр. Алек не отказался от рюмки. Приторная гадость с лёгким химическим привкусом — казалось, Понтедра сам желал кого-нибудь отравить этим дерьмом, но Алессандро, сделав каменное лицо, стерпел. Доверие и расположение было дороже поруганного вкуса.

— Я не слишком поддерживаю то, что делает Лука, — после пары ничего не значащих фраз о погоде, организации скачек и одной дамской шляпки в виде пепельницы с сигаретой, Ричи сам перешёл к насущным вопросам. — Говорят, подкоп под вас его рук дело. И я, знаешь, вполне этому верю. Но он взял слишком высоко, пытаясь действовать через железные дороги. И слишком низко, действуя через девчонку. Рано или поздно и его найдётся, за что ухватить, ведь что посеешь, то и пожнёшь.

Алек был согласен, что облава на Романо была слишком дерзким актом. Это было объяснимо — Лука потерял любимую дочь и хотел мстить. А вот слухи про «девчонку» Алессандро хотелось прояснить.

— Что ты имеешь в виду?

— Он считает, что ты нарушил кодекс, связавшись с ней.

Речь шла об Изабелле, не нужно быть семи пядей во лбу. Алек предполагал, что их отношения вызовут резонанс но не предполагал, что такой широкий.

— Осборн официально не является членом семьи Фальконе, а она не является его женой. По факту нарушений нет.

Не смотреть на чужих жён — одно из незыблемых правил Омерты. Но Алек считал себя абсолютно чистым. Он не пошёл бы на риск, зная, что Изабелла — законная жена кого-то из членов Семей. Или всё равно пошёл бы? Какой смысл теперь гадать. Алек оглядел павильон и смотровую площадку издалека. Изабеллы нигде не было.

— Я с тобой согласен. Но ты знаешь, порой хватает и слухов, чтобы потерять доверие.

Вишнёвый ликёр оседал на языке горько-сладким послевкусием, щипал нёбо. Хотелось воды или чего-нибудь приличного, желательно без сахара, скотч подошёл бы идеально. Хотелось найти Изабеллу, посмотреть на неё и убедиться — всё было не зря. Что она всё ещё нужна ему.

Сомнения разъедали Алека. Он чувствовал себя стоящим на сцене под бьющими в лицо лучами прожекторов. Его личная жизнь и раньше была под прицелом, но тогда у него была жена, полностью соответствующая всем требованиям и стандартам, а сейчас любовница. Чужая любовница… Была ли Изабелла Бланко интересна ему, после всего, что он уже получил от неё? После того, как спас её и вернул способность самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Погеройствовал, почувствовал себя архиважным, а что дальше-то? Нужны ли ему вообще отношения после десяти лет чертовски неудачного брака, закончившегося полным фиаско?

Алек вдруг вспомнил это её «я хочу, чтобы ты был счастлив». Эти слова грели душу, потому что кто-то впервые искренне хотел делать что-то для него. Она хотела жить для него, и это было для него огромной благодатью и огромной ответственностью. Алессандро вдруг стало стыдно за своё малодушие. Распрощавшись с Понтедра, он отправился на поиски Изабеллы.

Её не было на смотровой площадке. Её не было у фуршетного стола. Алек метнулся было к выходу, но вспомнил, что у неё теперь тоже есть телефон. Изабелла долго не поднимала трубку.

А когда подняла…

— Кто следующий на очереди, Алек? Кому следующему меня обещали?

Когда гудки прекратились, на него словно обрушилась стена. Изабелла никогда не говорила с ним так. Её голос никогда не был настолько холоден и одновременно полон отчаяния. Её обволакивающий, щекочущий слух голос никогда не звенел, словно натянутая цепь. Алек заозирался по сторонам в надежде увидеть её — в ярко-красном платье она не могла просто затеряться в толпе. Алек вдруг понял, что подсознательно вырядил её так броско. Чтобы её видели все. Видели и пускали слюни на его новое приобретение. Чтобы «выгулять» свои инвестиции. Что же он, чёрт подери, за дерьмо такое?

— Я не понимаю, о чём ты. Где ты?

— Шесть миллионов. Я знаю про шесть миллионов. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

Алек вдохнул, но забыл выдохнуть. Резко повернул голову направо — ему показалось, что там он увидит ухмыляющуюся физиономию Хамфри Осборна. Но его там не было, а была вереница чужих, безучастных лиц. Чужие взгляды смотрели на него, сквозь него, друг на друга, и воздух становился тяжёлым, пряным, отдавая запахом прелого навоза и сена. Где-то фыркнула лошадь. Алек огляделся — вокруг площадки ездила тройка и тянула за собой элегантную коляску с кучером, разодетым под старину. В коляске сидела и заливисто смеялась Бьянка Фальконе. В своём блекло-розовом наряде она походила на бледную моль. Алек тяжело сглотнул и возвратил внимание к трубке.

— Изабелла, скажи мне, где ты и мы всё обсудим. Это не телефонный разговор.

— Нет, Алек, — она жёстко прервала его. — Скажи сейчас. Это правда?

Алек не стал ей врать.

— Я заплатил ему за молчание.

За то, что он отозвал заявление в полицию. За то, чтобы не смел преследовать её и уж тем более за то, чтобы он помалкивал об их соглашении. Но на что он надеялся? На принципиальность и порядочность самого продажного прокурора Чикаго? Да и, по сути, о чём ему молчать, ведь это он, Алек, купил себе женщину при своих-то возможностях. Ведь это Алек сам передал ему лично в руки инструмент для манипулирования. Джулиано был прав — в тот момент Алек совершенно не дружил с головой. Он эту самую голову потерял к чертям собачьим.

— О боже… Ты меня купил, — она сказала это шёпотом. В её голосе звучал ужас.

— Тот, кто сказал тебе это, рассчитывал именно на такую реакцию, — Алек старался быть — хотя бы казаться — максимально спокойным, надеясь, что его деловой, почти холодный тон успокоит и её. Но всё случилось наоборот. — Кто тебе это сказал? Осборн?

— Нет, не он. Это неважно, — в её голос снова вернулась решимость. Алек чувствовал, как наваливается усталость. Ему становилось чертовски сложно следить за этими перепадами. Снова американские горки, которых он так ненавидел. — Я всё поняла. Ты не звонишь мне, не берёшь трубку, не интересуешься мной. Оставил меня здесь одну. Тебе всё надоело, да?

— Разве я не интересуюсь тобой?! — нет, Алек не мог с этим согласиться. Он делал для неё всё. Неужели Изабелла оказалась также ненасытна, как и все другие женщины?

— Я ухожу от тебя.

— Изабелла… — Алек с досадой потёр переносицу. Чёрт, ну почему всё так сложно? Почему именно сейчас? И почему, дьявол раздери, все проблемы наваливаются вот так сразу?

— Я больше не хочу быть вещью, не хочу. Не буду! — на последней фразе Изабелла вскрикнула. Алек услышал, как она заплакала.

— Ты не вещь…

— Я ухожу, Алек. Не ищи меня.

Ей удалось его шокировать, хотя Алек уверен был, в этой жизни его больше ничего не удивит. Нет, он не думал о «долго и счастливо», не строил прогнозов, но и не предполагал, что их бурный роман окончится так внезапно, да ещё и по её инициативе. Он вдруг вспомнил её слабую, беззащитную избитую, кутающуюся в тонкий атласный халат… Нет, он не ошибался тогда — у Изабеллы Бланко действительно был стальной стержень.

— Это твоё право.

Он не станет удерживать её, как то делал Осборн. Он обещал ей свободу и море новых возможностей. И он ей это даст. То, чего она так желает.

Она молча сбросила вызов. Её чувства, её слова и обещания не стоили ни цента, раз разбились о первые же трудности. Она не дала ему даже шанса оправдаться. Авантюристка. Может, так оно и было, и Джулиано был прав? Всё подстроено. Чтобы заставить его ошибиться. Алек усмехнулся — красиво она всё повернула. И осталась при этом жертвой. Идеально.

Александр смертельно устал. Этот разговор вынул его до дна, выжал до капли. Он сунул телефон в карман и покинул ненавистные скачки через главные ворота. Вслед ему мстительно улыбалась Бьянка Фальконе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

- 1 -

Алессандро выжимал из «Линкольна» всю мощь, которую способен был принять извилистый хайвей — разбиваться в лепешку он не планировал, хотя это решило бы большую часть проблем. Алек усмехнулся своим мыслям.

Управление машиной с бешеным мотором под капотом давало ему ощущение контроля. Сейчас это было особенно важно. Он ощущал себя парящим в свободном падении, ведь он уже почти ни на что не мог влиять. В квартире было непривычно пусто (как же быстро он успел привыкнуть к чужому присутствию!), но вещи Изабеллы лежали там-сям и этот рояль, казавшийся теперь огромным и неповоротливым бельмом… Всё вернулось на круги своя — квартира, чей порог не переступала ни одна женщина — и всё, что было до казалось теперь сном. Барельеф дамы с печальным лицом всё ещё висел на месте, Алек забыл снять его. Он ринулся в гардероб, выволок оттуда деревянный табурет-стремянку, взлетел на него. Панно с грохотом рухнуло на каменный пол и разбилось на мелкие куски. Алек с удовлетворением глядел на дело рук своих — больше никаких несчастных женщин в его доме. Довольно.

В дверь позвонили. Наверное, соседи или консьерж прибежали на шум. Алек подошёл к двери, нажал на кнопку видеосвязи. На экране высветилась тёмная макушку Данте и его недовольное лицо. Наконец-то. Никогда в жизни он не был так рад видеть младшего брата. И, конечно же, он никоим образом это не выразил.

Молча войдя в квартиру Данте метнул на журнальный столик пачку отпечатанной бумаги. В углу титульного листа была нанесена эмблема «Чикаго нейшнл рэйлвей».