– Сделаю, матушка Огнеслава! – сверкнула улыбкой Рада. – Сделаю – и больше, и лучше прежних. У меня даже есть кое-какие мысли, как их дополнить и украсить.

– Вот и славно. Ну, считай, заказ тебе сделан, приступай к работе, – улыбнулась княгиня. И добавила чуть тише: – Мне надобно тебе ещё кое-что сказать. Но это – с глазу на глаз.

Рада снова посерьёзнела, подобралась – почувствовала, что разговор важный. Но Огнеслава сперва хотела немного поработать, раз уж пришла и переоделась, и они вместе отправились внутрь – в самое средоточие кузнечного жара и грохота.

Потом они вышли под открытое небо, остужая разгорячённые тела и подставляя лица ветерку, смыли рабочий пот водой из большого корыта под навесом, и княгиня сказала:

– Доченька, зная твою увлечённость кузнечным делом и нелюбовь к делам государственным, я решила тебя не принуждать к тому, что тебе не близко. Поэтому наследницей престола я выбираю Ратибору. Думаю, она справится, есть у неё к этому и склонность, и способность. Что скажешь?

Озарённое закатными лучами лицо молодой мастерицы не омрачилось ни малейшей тенью, летний вечер безмятежно отражался в её светлых глазах.

– Скажу, матушка, что ты всё верно решила. Каждый должен быть на своём месте. Это место – как раз для сестрицы Ратиборы. Ну, а насчёт меня ты права: кузнечное дело – то, к чему и душа моя лежит, и руки с головой приспособлены.

Грудь княгини задышала свободно и облегчённо, ощутив, как незримые ремни напряжения на рёбрах разжали свою хватку.

– Что ж, я рада, что мы пришли к согласию, – проговорила она. – Так тому и быть. – И добавила с улыбкой: – Ну, а от тебя я жду часы. Ежели что понадобится для их изготовления или будет чего-то не хватать – только молви слово, и всё будет.

– Хорошо, матушка. – И Рада обменялась с родительницей крепким пожатием рук, а потом и обнялась с нею сердечно.

Домой Огнеслава успела как раз к укладыванию дочек спать. Шлёпая по полу босыми ножками, Мила с Лелей запрыгали вокруг неё:

– Матушка, расскажи нам сказку...

Княгиня сгребла их в объятия, покружила и расцеловала, с нежным трепетом сердца чувствуя тепло их тонких ручек, обнимавших её за шею.

– Хорошо, расскажу. Но сперва лягте и замрите тихо, как мышки.

Сказка была немудрящая и не слишком длинная, но мурлыканье сделало своё дело безотказно: вскоре обе девочки сладко сопели, а Огнеслава, склонившись над ними, перекатывала в груди пушистый комочек нежности.

Супруга ждала её в опочивальне, сидя у зеркала и расчёсывая перед сном чёрные косы – целый шелковистый водопад волос. Остановившись у неё за плечом и запустив пальцы в лёгкие, щекочущие пряди, Огнеслава спросила с усмешкой:

– Ну, и что же такое важное ты хотела мне сказать, что пришлось аж до вечера томиться?

Зорица отложила гребешок и погладила свой живот, а потом скосила ласково искрящийся взгляд на княгиню.

– Двойня у нас будет, ладушка. Сон мне был... Да и чрево большое уж очень для своего срока. Может, одну дочурку я стану кормить, а вторую ты возьмёшь? У нас только одна кошка – Рада, неплохо бы вторую вырастить.

– Родная, пощади меня, – засмеялась Огнеслава, обнимая жену за плечи. – Я и так едва живая от работы, а ты хочешь, чтоб я ещё и кормила? Я же замертво упаду через месяц такой жизни!

– И всё-то ты в трудах, государыня, всё в трудах, как пчёлка! – Зорица обиженно надулась, отвернувшись и скрестив руки на груди. – Между прочим, матушка твоя Лесияра, уже будучи княгиней, тебя со Светоликой выкормила – и ничего, замертво не упала. Неужто ты не справишься?

– Ну будет, будет тебе, радость моя, не сердись только. Я подумаю. – И Огнеслава примирительно заскользила ладонями по спине супруги, лаская лопатки, захватывая плечи и щекоча длинную горделивую шею.

– Это не ответ, – всё ещё хмурясь, через плечо ответила Зорица.

– Ладушка, ну, не бери меня за горло. – Огнеслава издала стон-смешок, носом зарываясь в ночной шёлк её прядей. – Мне правда надо подумать.

– Ну ладно, подумай, – сказала жена, смягчаясь и расслабляясь от ласк: её отражение в зеркале уже не было таким обиженным, глаза томно прикрывались, веки трепетали от чувственных прикосновений. – Но только недолго. Сама видишь... – Она кивком показала на свой живот, намекая, что роды уж на носу.

Летний закат тепло обнимал последним багровым отсветом княжеский сад, далеко под Заряславлем фигурки на часах Рады расходились по домам, Мила с Лелей видели во сне продолжение сказки, а Ратибора стояла на крепостной стене, скрестив руки на груди и вскинув подбородок с ямочкой. Если посмотреть издали, то казалось, будто это Светолика окидывала взглядом засыпающую землю и стерегла её покой.

*   *   *

Башмачки Жданы мягко ступали по тихорощенской земле плавными, ласковыми шагами. С каждым прикосновением её ступней в траве распускались цветы, будто приветствуя дорогую гостью... Много-много белых цветов, и все кланялись ей, льнули к ногам всякий раз, когда она сюда приходила. Так встречала её самая родная, самая любимая сосна в Тихой Роще.

Ждана остановилась перед ней, с любовью глядя на застывший в вечном покое лик. Её собственное лицо уже тронули первые морщинки, но красота её не поблёкла, только стала точёной, сухощаво-пронзительной.

У сосны стояла высокая, могучая яблоня с широким стволом, одетая в кружевной свадебный наряд цветения. Ждана сама посадила её здесь и часто навещала, наблюдая, как она растёт. Живительная земля этого места питала дерево силой Лалады, оно быстро тянулось ввысь и раскидывалось, и со стороны казалось, будто оно пыталось достать сосновые ветки. Расстояние между их кронами год от года сокращалось, а сейчас до соприкосновения оставалось совсем чуть-чуть.

Присев на траву и лаская тянувшиеся к ней цветы, Ждана подвела итог. Сыновья выросли: Ярослав самостоятельно правил Воронецким княжеством, а Радятко с Малом были его левой и правой рукой. Дарёна с Младой жили в ладу и уже ждали первую внучку, которую им собиралась подарить Незабудка... Младшая дочка Златослава встретила свою суженую – северянку с пепельно-белокурой, как одуванчиковый пух, косой и глазами цвета мышиного горошка. Семейство её владело алмазными копями, а сама она была служительницей Огуни и непревзойдённой мастерицей по обработке этих твёрдых камней. Узнав, что дочурке предстоит переселиться в суровый край долгих снежных зим и тёмных ночей, Ждана забеспокоилась: не замёрзнет ли, не зачахнет ли её цветочек выпестованный?

– Не тревожься, матушка, – ответила белокурая кошка. – Любовь да еда сытная согреют дитятко твоё.

– Любовь любовью, а ещё пару шубок в приданое придётся добавить, – озадаченно молвила Ждана.

Сперва Златослава посмеивалась над северным выговором избранницы, а после нескольких лет супружеской жизни и сама так заговорила. И не только с тамошним произношением, но и словечки местные вворачивала: заслонку в печной трубе называла вьюшкой, мочалку – вехоткой, мусор – шумом, валенки – пимами, ватрушки творожные – шанежками... А родив, она стала как та шанежка: округлилась, из берёзово-тонкой девушки превратившись в ядрёную красавицу с фигурой, точно спелая груша. А что поделать? Таков уж богатый белогорский Север: худому да костлявому холодновато было там жить.

Ждана устало улыбалась цветам, целовавшим её пальцы. Все дела сделала, детей вырастила, а любила так, как мало кто под солнцем любил. Упокоилась её любовь в Тихой Роще, но и после этого не обрывалась золотая нить связи между ними.

– Ты всегда со мной, лада, – шепнули её губы, нежно склонившись к цветам и ловя их прохладные поцелуи.

«Всегда с тобой», – вздохом ветерка пролетело среди спящих сосен.

Ждана встала, сбросила платье и распустила волосы, оставшись лишь в нательной сорочке. Ощущая босыми ногами тепло этой земли, она прислонилась спиной к стволу яблони и с улыбкой закрыла глаза. Зелёная сеточка жилок начала оплетать её, поднимаясь от ног к голове; когда живой узор пополз по лицу, Ждана сквозь ресницы бросила последний взгляд на сосновый лик. И Тихая Роща, да и все Белые горы видели такое чудо впервые. Чудо, ставшее возможным благодаря великой любви.

На яблоневом стволе проступило спящее лицо, застывшее в светлом, ласковом выражении, а ветви двух деревьев наконец дотянулись друг до друга и переплелись, будто пальцы влюблённых. Ветерок носил по полянке чистую белоснежную позёмку опавших лепестков.

Слаще мёда

Потекли, запели серебряными голосами ручьи, ласковее заулыбалось солнышко, а на лесных полянках проклюнулись первоцветы. Больше прочих Мечислава любила даже не знаменитый и воспеваемый подснежник, а лиловую, покрытую седым пушком сон-траву. Присев около цветущего островка весны, окружённого хрусткой коркой тающего снега, княжеская советница и военачальница протянула руку к нежным, прохладным чашечкам. Крепкая, широкая кисть куполом накрыла цветы, погладила их. Сверкнул на солнце перстень с ярко-алым камнем – лалом. Нравился женщине-кошке цвет крови в жилах: и на вышивке по подолу её рубашки красовались яркие петушки, клюющие рябину, и сапоги она носила красные, расшитые бисером и золотом. Рождена она была в начале снегогона, второго весеннего месяца; сложились в ту пору звёзды на небе в очертания крутых бараньих рогов, наделив Мечиславу упрямым, сильным и горячим нравом. Бог Светодар наполнил её жилы жарким огнём, а мудрые знатоки-звездочёты из далёких краёв сказали бы, что ей покровительствовал Марс. Может, оттого ратное дело и стало её призванием.

Вместе с Лесиярой она давала отпор войскам князя Воронецкой земли – в той самой войне, которая и воздвигла между соседями стену отчуждения. Тогда плечом к плечу с белогорской повелительницей встали несколько Сестёр-советниц; их дружины вступали в схватки с людьми на юге и в средних землях, и только на севере противник не вёл наступления: холодно, воевать трудно и неудобно. Тогда-то Мечислава, ещё совсем молодая, и выступила с предложением обрушиться на врага там, откуда он не ждёт. Северянок не нужно было уговаривать. Вели они жизнь размеренную, нрав имели выдержанный, но когда дело доходило до драки, бились столь же яростно, как и более живые и пылкие южанки. Враг был отброшен от белогорских рубежей, а контрнаступление дочерей Лалады ударило по Воронецкой земле на всей протяжённости границы: со слабо защищённого севера, в средней полосе и на юге, заставляя противника распылять и растягивать силы на множество битв единовременно. Лесияра могла бы без труда стереть западного соседа с лица земли, но не стала этого делать. Белые горы лишь в очередной раз доказали свою силу и превосходство.