Берёзка, поднявшись из-за стола, смотрела вслед Ратиборе с щемящей сладкой тоской в сердце... И девочка обернулась. Не иначе, частичка души её родительницы в ней откликнулась на зов, подумалось Берёзке, и слёзы жарко защекотали своей близостью её глаза, а горло стиснулось. А Ратибора вернулась и крепко обняла её, прильнув всем телом. Как тут не размякнуть, не расплакаться? Но Берёзка держалась изо всех сил, улыбкой прогоняя слёзы.

– Хорошая моя, – прошептала она, целуя девочку в золотистую макушку. – Солнышко моё ясное...

– А скоро сестрица родится? – спросила Ратибора, подняв лицо и осторожно щупая живот Берёзки под чёрным одеянием.

– Скоро, моя радость, – улыбнулась та. – Этой осенью увидишь свою сестричку.

В лукошке оставалось ещё много ягод: они вчетвером не съели и третьей части. Половину из них Зорица смешала с прозрачным, как вода, тихорощенским мёдом и поставила в кладовку до зимы: всё, что обволакивал собой этот чудесный мёд, могло сохраняться в свежем и первозданном виде годами. Из оставшейся земляники Зорица решила напечь к ужину душистых пирогов. Берёзка хотела отправиться в сад, чтоб поколдовать над молодыми черешневыми деревцами, заняться несколькими заболевшими яблонями и повозиться в цветнике, но супруга Огнеславы, нахмурившись и грозно подбоченившись, загородила ей дорогу.

– Куда это ты? А ну-ка, живо отдыхать!

– Да я поспала немножко, когда от дождя укрывалась, – заикнулась Берёзка, тщетно пытаясь обогнуть её и каждый раз снова натыкаясь. – Зоренька, ну пусти меня, у меня там яблоньки хворают, помочь им надобно!

– С яблонями до завтра ничего не случится, – отрезала Зорица. – А тебе с дитём под сердцем отдыхать следует почаще! Ты и так с этими ягодами полдня на ногах, куда это годно!

Пришлось подчиниться. Зорица сама проводила Берёзку в её небольшую опочивальню, помогла разуться и раздеться и заботливо укрыла одеялом.

– Так-то лучше. Я пока тесто на пироги поставлю, а ты отдыхай.

Не привыкла Берёзка отлёживать бока днём, странно и нелепо казалось ей нежиться в постели, когда столько дел требовали её неотложного внимания... Впрочем, припухшие в щиколотках ноги всё-таки намекали, что отдых ей был необходим. Спать не хотелось, и Берёзка, найдя удобное положение, утопала в мягких объятиях перины и с тоской смотрела в окно. Небо сияло, день был ещё в самом разгаре – совестно валяться, а что поделать? С Зорицей не очень-то поспоришь. Поглаживая округлившийся живот, она улыбнулась. Внутри подрастала новая жизнь – ещё одна родная частичка Светолики.

В эту маленькую девичью спаленку она перебралась из большой опочивальни с широким ложем. На этом ложе с неё в первый раз упал вдовий платок, и руки неугомонной княжны расплели ей косы... Воспоминания о ласках будили в Берёзке горестно-сладкий отклик. Так и не познав с молодым неопытным Первушей настоящего удовольствия, к телесной близости она относилась прохладно – ровно до того мига, когда объятия Светолики перевернули всё. Тело откликнулось, чувственность пробудилась, а стыдливость вмиг испепелило золотое пламя волос возлюбленной. Их любовь ослепительно вспыхнула и росла, жадно захватывая собою каждую пядь пространства, каждое мгновение, каждый вздох и каждый взгляд – будто знала, что судьбой ей отведено очень мало времени. Их любви было суждено сгореть в пожаре войны, и за те недолгие дни, что Берёзка и Светолика провели вместе, она успела проделать в их душах работу, на которую обычно требовались многие месяцы и даже годы.

И теперь рука задремавшей Берёзки обнимала оберегающим жестом плод этой любви, покоясь на животе.

Не улежала Берёзка в постели и спустя час всё-таки встала: садовые дела взывали к её совести, и совесть не выдержала, не устояла перед этими призывами. Черешневые деревца в её питомнике подрастали хорошо, и настала пора им отправляться на север. Берёзка почти не сомневалась в том, что волшба сохранит их и поможет прижиться в более холодных краях, нежели Заряславль. Она уже договорилась с несколькими владелицами больших садовых хозяйств – те согласились посадить у себя по несколько деревьев на пробу. Согласию хозяек очень хорошо поспособствовало угощение из вкусных и сладких плодов черешни, которое Берёзка брала с собой всякий раз. Саженцы были привиты на корень местной вишни – для пущей стойкости.

Захворавшие яблони Берёзка подлечила волшбой, чему была очень рада дочь старшей садовницы Ярены, Бранка. Эта молодая кошка и сообщила Берёзке о том, что с несколькими деревьями что-то не так: листва желтела и опадала задолго прежде срока, ветки засыхали. Оказалось, что причина – в корнях, которые загнили и уже не могли питать яблони должным образом. Берёзка раскинула в земле сеть из нитей волшбы, которым предстояло вместо пришедших в негодность корней нести деревьям земные соки и влагу.

– К концу лета должны наши яблоньки полностью выздороветь, – сказала молодая колдунья, окидывая оценивающим взглядом свою работу.

Она ещё немного подпитала деревья силами, чтоб те поскорее начали поправляться, а русоволосая Бранка смотрела на рождение волшебства с восхищением в тёплом и добродушном, васильково-синем взоре. И было чему радоваться: прямо у них на глазах ветки оживали, почки пробуждались и выпускали новые зелёные листики взамен опавших.

– Какая же ты искусница, госпожа Берёзка! Низкий поклон тебе. Уж как жаль было эти яблоньки! Плоды они давали расчудесные, душистые да сладкие, с два моих кулака, а тут вдруг ни с того ни с сего – зачахли...

– Ничего, скоро выправятся, – улыбнулась Берёзка.

Между тем в семействе Бранки ожидалось пополнение: её молодая супруга пребывала на том же сроке, что и Берёзка. Смущённо теребя кончики алого кушака, женщина-кошка сказала:

– Госпожа Огнеслава нам передала, что тебе скоро потребуется кормилица... Думаю, молока у меня хватит и на мою дочку, и на твоё дитятко. С женой я поговорила, она согласна.

– Благодарю тебя, Бранка. – Берёзка взяла крупную рабочую руку молодой садовницы и тепло сжала. – Да, мы со Светоликой мечтали о том, что наша первеница будет кошкой.

Вечер подкрался на рыжих лапах солнечных лучей незаметно: в саду находилось то одно дело, то другое. Для отмывания рук Бранка поднесла Берёзке отвар мыльнянки, смешанный с глиной и золой; она долго и старательно оттирала тонкие пальчики девушки своими большими грубоватыми руками, заботливо вычищала заточенной палочкой забившуюся под ногти грязь.

– Что ж ты рукавиц не надеваешь, госпожа Берёзка? – приговаривала она, сияя тёплым отблеском заката в светлых, летних глазах. – Вон как ручки свои испачкала!.. Отмывай теперь...

– В рукавицах мне волшбу плести несподручно, – объяснила та.

– Вот и госпожа Зденка, помнится мне, тоже вечно голыми руками трудилась, – вздохнула Бранка.

Закатная грусть коснулась сердца Берёзки. Ходила она порой к одинокой иве, чтобы излить свою тоску... Казалось ей, что только это сиротливо и скорбно склонившееся над водой дерево и способно понять её боль в полной мере. А иногда она даже завидовала Зденке: ведь её душа, наверное, уже соединилась с душой княжны – там, за чертой земной жизни... Стали ли они частичкой света Лалады или, крылатые и свободные, улетели в какие-то иные миры?.. Теперь уж не узнать. Сидя в своей опочивальне у зеркала, Берёзка втирала в руки льняное масло для мягкости кожи, а Зорица уже подавала на стол духовитые и румяные пироги с земляникой. А княжна Огнеслава в кои-то веки не задержалась допоздна и ужинала вместе с семьёй.

– Здравствуй, Берёзонька... Ну, как твои дела сегодня?

Подставляя щёку и целуя княжну в ответ, Берёзка ощутила уже почти привычный трепет сердца от звука её голоса. Умом она понимала, что это лишь родственное сходство, но если закрыть глаза, то казалось, будто это Светолика говорила с нею. Но Берёзка свыкалась, училась жить с этой не проходящей болью. В круговерти дневных дел тоска пряталась в нору, но стоило остаться в одиночестве, как этот зверь тут же выходил на охоту...

– Всё хорошо, сестрица Огнеслава, – улыбнулась девушка.

– В самом деле? – Княжна приподняла бровь, ласково и крепко прижимая Берёзку к себе сильной рукой. – А между тем кое-кто сегодня к обеду не пришёл. Это непорядок! Мне что, охрану к тебе приставлять, м?

– Ну уж! – Берёзка шутливо надула губы и изобразила возмущение. – Ты ещё кольцо у меня отними и под замок посади...

– И посажу, если беречь себя и дитя не будешь. – Ладонь Огнеславы нежно скользнула по животу Берёзки, а губы снова прильнули к щеке.

Рада вскарабкалась на колени к родительнице-кошке, прильнула и в течение всего ужина не слезала: соскучилась. Что тут поделаешь? Так Огнеслава и ела – одной рукой обнимая дочурку, а другой поднося ко рту пирожки. Ратибора жевала, потупив взгляд: не у кого ей было посидеть на коленях... Места рядом с Радой ей, может, и хватило бы, но тогда Огнеславе станет не до ужина. Берёзка тоже не могла взять её к себе, но выход нашла – придвинулась к девочке вплотную и обняла за плечи, ласково вороша пальцами её вихры.

В вечерней тишине перекликались птицы в саду, а зеркало работы белогорских мастериц стало свидетелем превращения закутанной в чёрный платок вдовы в молодую девушку. Мрачная ткань соскользнула с головы, шелковисто переливаясь, и легла на лавку, туда же отправился и шитый бисером повойник. Освобождённые из сеточки пепельно-русые косы упали на грудь, а над землёй дотлевал закат.

От шороха и стука за окном Берёзка вздрогнула. Над подоконником показалась рыжая голова Гледлид – с нахальной клыкастой улыбкой от уха до уха.

– Ты совсем с ума сбрендила?! – вполголоса набросилась на неё Берёзка – этаким шёпотом-криком. – Ты что творишь? Это уже вообще никуда не годно...

– Прости, прости, моя волшебница, – зашептала навья, подтягиваясь и занося ногу на подоконник. – Я просто хотела взглянуть на тебя без этого кошмарного чёрного наряда, который тебя так портит... Просто взглянуть, ничего более!