— Спасибо, но я последую за вами не из страха перед синьорой Орианной, а по доброй воле. Вы хорошая, добрая госпожа, а если придется умереть на чужбине без причастия… что ж, значит, так тому и быть. Мы с вами все равно не видели священника с тех пор, как уехали из Флоренции. Я почти успела забыть свою веру.

— Не очень заметно, чтобы грехи тебя тяготили, — поддразнила Бьянка, и Агата рассмеялась. — Что ж, продолжай сборы: ехать все равно придется.

Ночью, под покровом темноты, Амир залез на небольшой балкон спальни и явился в постель Бьянки незаметно для слуг, как настоящий тайный любовник. Она встретила его радостно и самозабвенно отдалась чувственным ласкам. Одного поцелуя хватило, чтобы искра страсти вспыхнула и переросла в пожар. Знакомые и всегда новые ощущения принесли острое, ни с чем не сравнимое блаженство: каждое прикосновение стало очередной страницей в нескончаемой книге любви.

Бьянка легко прикусила мочку уха, провела языком по изгибу раковины и прошептала какую-то милую чепуху. Амир провел губами по груди, взял в рот вершинку и втянул, позволив пальцам свободно играть в интимном уголке и дразнить бутон наслаждения до тех пор, пока любимая не закричала от острого наслаждения.

В ту же секунду он подмял ее под себя и вошел в изнемогающее от вожделения лоно, заполнив горячей, полной нерастраченных сил плотью. Бьянка сжала ногами его бедра и так крепко вцепилась в широкие плечи, что ногти вонзились в кожу. Она любила Амира, и кроме всепоглощающего чувства на свете не существовало ничего иного.

Она принадлежала ему душой и телом, а он никогда и ни о ком не мечтал так страстно, как о своей милой Бьянке. Амир рано потерял мать, умершую в неволе. Жены отца заботились о мальчике, но искренней любви подарить, конечно, не могли. Его кормили, одевали и учили — этим опека и ограничивалась.

Поначалу Амир надеялся, что хотя бы одна из двух присланных дедом наложниц сможет разбудить в нем чувства, однако этого не случилось. Обе испытывали благодарность за доброту повелителя, прилежно исполняли свои обязанности, но не сумели подарить ни страсти, ни острого вожделения, ни ярких впечатлений и переживаний. Амир ценил их преданность, но, едва встретив Бьянку, сразу понял, что делает с мужчиной настоящая любовь. Все изменилось: отныне жизнь подчинялась нескончаемому желанию, удовлетворить которое могла одна-единственная, самая прекрасная в мире женщина. Нет, он никогда, никогда ее не отпустит. Она принадлежит только ему, и никому другому, а он принадлежит ей. Никакие превратности судьбы не в силах разрушить их преданность друг другу.

И все же синьора Орианна готовила старшей дочери иную судьбу. Стремительное возвращение госпожи удивило всех домочадцев, включая многочисленных слуг, ведь она собиралась провести у дочери несколько недель. Внезапное изменение настроения означало острое недовольство. В день приезда хозяйки все обитатели палаццо Пьетро д’Анджело ходили на цыпочках.

Одного из слуг тут же отправили за господином, который приятно проводил время в доме любовницы, отдыхая после напряженного трудового дня. Нежная подруга очень не хотела его отпускать и даже заплакала, чем повергла в крайнее раздражение. Джованни собрался выплеснуть дурное настроение на несвоевременно вернувшуюся жену, однако одного взгляда в пылающее гневом лицо оказалось достаточно, чтобы понять: поспешить ее заставили крайне серьезные обстоятельства. Супруги немедленно уединились в библиотеке.

— В чем дело? — недовольно осведомился Пьетро д’Анджело.

— Бьянка влюбилась! — драматично воскликнула Орианна.

Всего-то? Торговец шелком вновь ощутил отступившее было раздражение.

— И что же, мужчина подходящий? Если так, то проблема ее устройства благополучно разрешится сама собой.

— Вы считаете иноверца подходящим, сударь? — в голосе Орианны послышался сарказм. — Девочка влюбилась во внука турецкого султана. Хуже того, принц отвечает ей взаимностью.

— Что? — Джованни слышал об удачливом торговце антиквариатом и коврами, которого гильдия Арте ди Калимала считала своим. — Но как же их угораздило встретиться?

— Молодой человек живет на вилле рядом с Люче Стелларе, — пояснила Орианна. — Однако важно не то, как именно они встретились, а то, что вообще встретились. И стали страстными любовниками! Это недопустимо, ведь он же неверный! Собирается покинуть Флоренцию, вернуться в свою Турцию и увезти с собой нашу дочь. И она готова следовать за ним хоть на край света. А ведь до того, как ты выдал Бьянку за Ровере, мой отец готовил ей успешное замужество в Венеции, — многозначительно напомнила Орианна.

— А ты предпочла бы, чтобы Ровере обвинил нашего сына в убийстве, совершенном его собственным сыном? — отразил удар Джованни. Неужели жена никогда не забудет о прошлом?

— Отец согласился возобновить поиски жениха для Бьянки, — продолжила наступление Орианна.

— А как же Франческа?

— Франческа сможет вернуться домой, и мы постараемся устроить ей брак во Франции. Наша вторая дочь так же красива, как Бьянка, только волосы у нее не черные, а светлые — достались от меня. Но если Бьянка убежит в Турцию со своим принцем, остальным девочкам надеяться будет не на что. Тебе необходимо поговорить с Лоренцо Медичи: он сможет заставить султана вернуть внука домой и тем самым прекратить возмутительную связь. Ради всего святого, не дай мусульманину украсть нашу дочь!

— Пока гонец Медичи отвезет письмо в Константинополь и доставит ответ, парочка уже будет далеко, — рассудительно заметил торговец шелком. — Если ты выразила свое неодобрение, как, несомненно, и случилось, то они уже наверняка собираются в дорогу.

— Пусть Медичи посадит Амира в тюрьму до тех пор, пока султан не заберет его домой. — Орианна немедленно нашла выход. — Тогда нам удастся силой вернуть Бьянку в семью и привести в чувство. Мы оба знаем, что брак с Ровере поверг ее в ужас, так пусть же девочка вернется в родной дом и на примере родителей увидит радости счастливого супружества. Ну а тем временем мой отец подыщет ей богатого и знатного жениха в Венеции. Всей душой желаю нашей дочери счастья.

Орианна искренне верила, что заботится о благополучии Бьянки, однако это нисколько не мешало ей плести сложные интриги, чтобы разлучить дочь с любимым — только потому, что тот исповедовал иную религию. Джованни Пьетро д’Анджело никогда ни с кем не обсуждал собственную веру, однако, связав жизнь с женщиной, которая никогда его не любила, внезапно подумал, что влюбленный принц-мусульманин может принести Бьянке куда больше счастья, чем какой-то неведомый венецианец, путь даже весьма состоятельный и уважаемый. Но спорить с разъяренной Орианной? Нет уж, увольте. Она ни за что не потерпит возражений в том, что считает правильным, а мезальянс с Ровере допустила исключительно ради спасения старшего сына, своего первенца Марко.

— Немедленно напишу Лоренцо Медичи и попрошу аудиенции, дорогая, — покорно пообещал жене торговец шелком.

Орианна заметно успокоилась и даже улыбнулась.

— Теперь можешь возвращаться к любовнице. Прошу простить за то, что отвлекла. Не сомневаюсь, что ты отдыхал после нелегкого дня. Вернешься домой к ночи?

— Вернусь, но поздно, — негромко ответил Джованни и встал, чтобы уйти. При желании жена умела принять его интересы.

— Конечно. — Орианна снова улыбнулась. Они спасут Бьянку от самой серьезной ошибки в жизни — теперь она в этом не сомневалась и не испытывала ни капли вины за причиненное старшей дочери несчастье. Это все временно. Бьянка унаследовала ее практичность, а потому, как только поймет, что иного выхода нет, быстро осознает бесполезность страданий и примет неизбежное. Так же, как когда-то покорно приняла брак с Себастиано Ровере.

Торговец шелком исполнил данное жене обещание и добился встречи со всемогущим Лоренцо Медичи. Несмотря на то, что Флоренция обладала статусом республики и не имела верховного правителя, в течение долгих лет глава дома Медичи считался в городе самым влиятельным человеком — при том что официальный орган власти избирался регулярно, несколько раз в год. Каждый мужчина старше тридцати лет, принятый в профессиональную гильдию, не имеющий долгов, прежде не участвовавший в управлении и не состоящий в родстве ни с одним из действующих членов городского совета, считался пригодным для двухмесячного руководства республикой. Имена участников каждого нового состава были написаны на отдельных листках: их тянули из мешка, хранившегося в церкви Санта-Кроче. Избранники заседали в Верховном совете, состоявшем из девяти человек. Шестеро членов совета представляли интересы крупных гильдий, двое принадлежали к гильдиям не столь влиятельным. Девятый облеченный доверием горожанин назывался гонфалоньером и отвечал за знамя Флоренции: хранил и выносил его по торжественным случаям.

Чтобы обеспечить равноценное участие крупных и мелких гильдий, на листках сразу писали только имена тех из граждан, которые могли быть выбраны на предстоящие два месяца. На это время представители власти переезжали на жительство в Палаццо делла Синьориа, где их ожидали роскошные условия: богатые апартаменты, прекрасная еда, развлечения и даже алые камзолы с отделкой из меха горностая. Гонфалоньер отличался от остальных членов совета вышитыми на камзоле золотыми звездами, и на публичных собраниях горожане сразу его замечали.

Помимо главного городского совета существовали еще два, называемые коллегиями: первая из коллегий насчитывала двенадцать заседателей, а вторая — шестнадцать. При необходимости выбирались отдельные советы по вопросам коммерции, безопасности и военных действий. В управлении городом принимали участие и должностные лица, в частности казначей и главный судья.

Когда Флоренция сталкивалась с трудностями, огромный колокол на колокольне Палаццо делла Синьориа созывал на площадь всех мужчин старше четырнадцати лет. Жители каждого из районов города строились в колонны под своими знаменами и вместе отправлялись исполнять гражданский долг. Как только собиралось две трети жителей, начинался сход, на котором срочно избирали балию — специальную комиссию для решения насущного вопроса.