Сначала робко, а потом все увереннее Бьянка поведала о том ужасе, который пришлось пережить в темной спальне Себастиано Ровере.

Орианна и Агата слушали, с каждой минутой все глубже погружаясь в невыносимые страдания невинной жертвы. Матушка плотно сжала губы, чтобы не разрыдаться, а верная служанка тихо плакала и жалела, что несчастная девочка не открылась ей раньше: уж она-то нашла бы способ известить семью Пьетро д’Анджело о жестоком надругательстве над дочерью. Рассказ продолжался целый час — и вот, наконец, Бьянка дошла до последней, самой тяжелой, гнусной ночи.

— Принеси моей дочери плащ, — коротко приказала Орианна.

Агата стремительно выбежала из комнаты, а спустя мгновение вернулась с накидкой, заботливо укутала молодую госпожу и только после этого взглянула на синьору.

— Куда мы направимся?

— Куда-нибудь. Главное — уйти из этого дома, чтобы больше никогда сюда не возвращаться. Клянусь, Бьянка: впредь ты этого человека не увидишь. Не позволю ему прикоснуться к тебе даже пальцем.

— Но ведь отец… — робко произнесла Бьянка.

Орианна не позволила договорить.

— Спрячу тебя в монастыре Санта-Мария дель Фьоре, недалеко от города. Отец не узнает, где ты, до тех пор, пока не поймет, что я поступила правильно. Там ты получишь кров, защиту и надежное покровительство матери настоятельницы, моей дальней родственницы. Пойдем же скорее! — Она крепко сжала руку дочери.

— Но я его жена! — в отчаянии воскликнула Бьянка. — Его собственность. Он может сделать со мной все, что угодно: постоянно твердит об этом со дня свадьбы. Если найдет, то непременно убьет.

— Не найдет, — успокоила Орианна. — Но давай же поспешим. Агата, тебе тоже придется спрятаться.

Все трое торопливо спустились в холл. В этот день вход охранял Антонио. Увидев женщин, молча открыл дверь и отвернулся, сделав вид, что чем-то занят, однако Орианна понимала, что оставаться в доме ему нельзя.

— Пойдем вместе с нами, я дам тебе работу в своем палаццо.

— Спасибо, синьора. — Антонио благодарно поклонился, вышел на улицу и с заметной радостью закрыл за собой дверь. Помог молодой госпоже и ее матери сесть в паланкин, а сам пошел следом рядом с Агатой.

Слуги донесли паланкин до оживленной рыночной площади и опустили.

— Здесь можно нанять носильщиков, — тихо обратилась к Агате Орианна. — Найди человека по имени Иларио и передай, что синьора Пьетро д’Анджело срочно нуждается в его услугах.

— Одну минуту, госпожа, — с готовностью ответила горничная и поспешила выполнять поручение, а вскоре вернулась в сопровождении двух носильщиков с небольшим паланкином в форме кресла.

Первым шел немолодой, уже начинающий седеть человек с широкой улыбкой на лице.

— Синьора! — радостно приветствовал он. — Давно вас не видел. Чем могу служить?

Орианна вышла из своего паланкина.

— Отнесешь меня домой, — ответила она и посмотрела на Антонио. — Ты пойдешь со мной. — Повернулась к Агате: — Садись вместе со своей хозяйкой. — Служанка проворно исполнила приказ, а синьора Пьетро д’Анджело подошла к своему главному носильщику и шепотом, чтобы никто не услышал, распорядилась:

— Как можно быстрее доставь мою дочь и ее горничную в монастырь Санта-Мария дель Фьоре. Объясни монахиням, что молодая синьора — родственница преподобной матери Баптисты и нуждается как в убежище, так и в защите. Скажи, что завтра я сама приеду, чтобы побеседовать с настоятельницей.

Опытный носильщик молча кивнул. Орианна вернулась к наемному паланкину, села и в сопровождении Антонио отправилась домой, в то время как четыре носильщика проворно вынесли семейный паланкин Пьетро д’Анджело с рыночной площади и, ловко лавируя на узких, переполненных людьми улицах, быстро направились в сторону нужных ворот. Хотя Бьянка выросла во Флоренции, город она видела впервые, а потому, несмотря на перенесенные мучения и тревогу, с интересом и восхищением наблюдала за бурной жизнью. Вокруг стоял невероятный шум, воздух наполняли разнообразные запахи, причем далеко не все были приятными. Торговцы громогласно предлагали свои товары, прямо на мостовой играли дети. Здесь же бегали собаки — не только бродячие, но и домашние, в дорогих ошейниках. Ни разу не сбившись с шага и не остановившись, носильщики уверенно миновали городские ворота, быстро двинулись по дороге и вскоре остановились у высокой каменной стены. Опустили паланкин, и главный носильщик осторожно постучал в маленькую, почти незаметную калитку.

Спустя мгновение открылось крошечное зарешеченное окошко.

— Да? — послышался женский голос.

— Я пришел от синьоры Пьетро д’Анджело, родственницы преподобной матери Баптисты, — носильщик в точности повторил слова Орианны. — Она просит приютить свою дочь вместе со служанкой. Завтра моя госпожа сама приедет, чтобы поговорить с настоятельницей.

— Подождите! — приказала невидимая привратница.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем калитка открылась и показалась высокая строгая монахиня. Подошла к паланкину и откинула занавес.

— Кто ты, дитя мое?

— Я — Бьянка Пьетро д’Анджело, преподобная матушка, — ответила беглянка.

— Старшая дочь Орианны?

— Да, преподобная матушка.

— Жена Себастиано Ровере?

— Да, преподобная матушка.

— И ты просишь убежища для себя и своей служанки?

— Да. Впустите нас, пожалуйста, преподобная матушка! — голос Бьянки дрогнул.

— Войди же, дитя мое, калитка открыта, — просто проговорила настоятельница.

— О, спасибо! — воскликнула Бьянка. — Благодарю вас!

Агата первой вышла из паланкина, помогла госпоже, и обе тут же скрылись за монастырскими стенами, а преподобная мать Баптиста помедлила, а затем обратилась к главному носильщику:

— Передай госпоже, что я с нетерпением жду ее визита. Надеюсь, ты умеешь держать язык за зубами, и твои товарищи тоже.

— Мы больше двадцати лет служим хозяевам верой и правдой, синьора настоятельница, — ответил носильщик с обидой в голосе, — и отлично знаем свои обязанности.

— Да пребудут с вами Господь и Пресвятая Дева, — благословила монахиня, повернулась и вошла в монастырь вслед за Бьянкой и Агатой. Калитка тут же захлопнулась, щелкнула тяжелая щеколда.

— Я отведу вас в гостевой дом, — пояснила она. — Мы обустроили его специально для тех посетительниц, кто намерен провести здесь некоторое время. Полагаю, вы останетесь на немалый срок. Вся территория монастыря абсолютно безопасна, так что можете смело гулять, где пожелаете. Еду вам будут приносить. Надеюсь видеть вас в церкви дважды в день: утром, на мессе, и во время вечерни. Умеешь ли ты шить или вышивать, дитя мое?

— И то и другое, преподобная матушка, — ответила Бьянка. — И моя Агата тоже.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнула монахиня. — Значит, сможете помочь с заказами, которые мы выполняем для богатых семейств и церквей. Если любите работать в саду и огороде, будем рады видеть вас среди тех, кто выращивает овощи и фрукты. Запрещается одно: бездельничать. Пассивность не позволит тебе вернуть здоровье и интерес к жизни, но, поскольку ты дочь своей матери, то должна быть женщиной сильной — даже несмотря на нынешнюю слабость, бледность и растерянность.

Энергия и практическая хватка далекой от мирской суеты настоятельницы немало удивили Бьянку. Она всегда считала, что настоятельницы монастырей только и делают, что молятся и держат пост. Впрочем, иллюзии развеялись уже в ближайшие дни.

Гостевой дом, куда отвели прибывших, оказался простым, но удобным. Мебель отличалась тяжеловатой солидностью. Две спальни, небольшая столовая и гостиная позволяли жить просторно. Кровать в комнате Бьянки пряталась за синими льняными занавесями. Два высоких окна выходили в сад, а противоположную стену украшал облицованный изразцами камин. На деревянном полу лежал сплетенный из тростника коврик. И все же в первую очередь взгляд останавливался на искусно вырезанном из дерева распятии: оно помещалось на аккуратно побеленной стене и сразу привлекало внимание своей строгой лаконичностью.

Очень простая и в то же время удобная комната.

Нехватка постельного белья была ликвидирована в тот же день, уже ранним вечером в калитку постучалась Фабиа, доверенная горничная Орианны. Она привезла пуховую перину, благоухающие розами простыни, скромное покрывало и небольшой деревянный сундучок с чистым ароматным бельем: Бьянка с радостью узнала в нем свое собственное — то, с которым пришлось расстаться в страшный день свадьбы. В сундуке нашлись даже щетка для волос, сделанная из гладкой древесины груши и кабаньей щетины, и гребень. На правах давней служанки Фабиа сердечно обняла молодую госпожу и радостно поздоровалась с Агатой, которая доводилась ей племянницей.

Вскоре колокольный звон позвал к вечерне, и Бьянка поспешила в часовню, чтобы присоединиться к общей молитве. Хотя в день приезда никто не осудил бы гостью за желание отдохнуть, она так радовалась неожиданному счастливому избавлению, что испытывала острую потребность поблагодарить Господа за милость. К тому же воспитанная в строгих католических традициях христианка успела соскучиться по церковной службе, к которой привыкла с раннего детства: муж не хотел допускать к ней священника, хотя знал, что тайна исповеди хранится свято. Любой закон можно обойти, даже закон Церкви: никто не знал это лучше, чем самый успешный адвокат Флоренции.

Агата с тетушкой остались в комнате, чтобы заняться обустройством жизни и созданием домашнего уюта. Фабиа привезла даже небольшую стеклянную вазу и несколько восхитительных роз из сада Пьетро д’Анджело. Когда постель для госпожи и походная койка для горничной были готовы, шторы на окнах задернуты, сундучок определен на место, а немногочисленные платья аккуратно развешаны в небольшом шкафу, заботливые служанки присели, чтобы поговорить.