Как ни странно, доволен был и Джек. И тщетно он убеждал себя, что ввязался в эту историю только из желания провести с прелестной хозяйкой несколько часов наедине. Нет, он все яснее понимал, что просто не смог бы ей отказать.

Эйприл повернулась спиной к толпе, и улыбка ее померкла. Джек увидел, как она поднесла к губам первый и единственный бокал шампанского. Теперь он понимал, что его влечение к Эйприл – не просто физическое. В этой хрупкой женщине он ощущал удивительную душевную силу и полноту жизни: казалось, от одного ее присутствия солнце светит ярче и трава становится зеленее. Однако за лучезарной улыбкой Эйприл Джек угадывал тревогу… нет, даже страх. Чутье журналиста подсказывало ему, что эта женщина что-то скрывает. Или от кого-то прячется.

Сегодня за завтраком Джек, бросив свою загадочную реплику, быстро перевел разговор на технические детали будущей работы. И Эйприл увлеченно – даже слишком увлеченно – пустилась с ним в обсуждение освещения и количества снимков. Джек мог поклясться, что она сама изо всех сил старалась замять чем-то неприятный ей разговор.

Эйприл поставила бокал, так и не отпив из него. Взгляд ее блуждал по толпе. Джек попытался проследить за ним, чтобы понять, кого она ищет, но тут же оборвал себя. «Нет, я в ее проблемы больше ввязываться не собираюсь… Черт бы побрал Франклина!» С этой мыслью Джек повернулся к Эйприл спиной и принялся за работу.

Надеясь, что его гримаса сойдет за улыбку, Джек сделал несколько снимков двоюродной бабушки жениха и подождал, пока родственники извлекут из-за праздничного стола троюродного дядю невесты. «Господи, хоть бы пленка поскорее кончилась!» – думал он. В этот миг в поле его зрения вновь возникла Эйприл: она с улыбкой пожимала руки жениху и невесте. Жених прошептал ей что-то на ухо, и Эйприл звонко, искренне рассмеялась.

Не раздумывая, Джек поднял камеру и сделал несколько снимков. Он еще ни разу не видел Эйприл такой радостной: его поразило ее открытое смеющееся лицо. Так вот какова Эйприл Морган, когда не притворяется и не скрывает своих чувств! Конечно, с ним она тоже была приветлива, даже улыбалась, но такая беззаботность…

Что же заставило женщину, столь живую и щедрую по натуре, скрыть свои душевные достоинства под маской приветливого безразличия? Джек познакомился с ней меньше суток назад, однако успел заметить неоспоримые признаки глубокой душевной раны. Ему ли не заметить! Сколько раз он наблюдал эти признаки в зеркале!..

– Извините, молодой человек, вы нас не снимите?

– А? – не слишком учтиво отозвался Джек. Обернувшись, он обнаружил перед собой компанию старушек, разодетых в немыслимые вечерние платья, вышедшие из моды лет этак пятьдесят назад. – Ах да. Разумеется, леди.

Джек улыбнулся, довольный возможностью отвлечься от неприятных мыслей. Начиная работать в журналах, он выработал для себя особый комплекс приемов, устанавливающих контакт между журналистом и объектом его репортерского внимания. Не последнее место среди них занимала улыбка. «Улыбайся – и мир улыбнется в ответ», – таков был девиз Джека.

– Без вашего группового фото свадебный альбом невесты будет неполным!

Час спустя Джек ругался сквозь зубы на нескольких языках и проклинал тот час, когда ввязался в эту затею. Вот уже полчаса он усаживал клиентов для последнего – самого распоследнего – группового снимка. Выяснилось, что куда-то исчезла тетушка Минни, и с полдюжины гостей отправились ее отыскивать.

Никогда больше, клялся себе Джек, ни одна хрупкая фея с волосами цвета воронова крыла не втянет его в подобное предприятие! Ни какую плату! Дело того не стоит!

Дожидаясь, пока все усядутся, Джек скользил глазами по праздничным столам. В дальнем конце одного из столов он увидел Эйприл: подвыпивший сенатор Смитсон, обняв ее за плечи, что-то по-отечески ей втолковывал.

Джека поразило ее лицо – бледное, напряженное, с плотно сжатыми губами. Журналистские инстинкты немедленно подсказали ему, что на том конце стола происходит нечто из ряда вон выходящее, но в следующий миг…

Что за чувство охватило его? Желание защитить? Или, может быть, ревность?

«Успокойся, Танго! – приказал он себе. – Сенатор ей в отцы годится. Или в друзья отца. Возьмись-ка лучше камеру, не пропускай такой кадр!»

Кивком головы Джек подозвал к себе племянника Кармен – начинающий фотограф вызвался ему помогать, – поспешно, не заботясь больше о том, попадет ли в кадр голова тети Минни, объяснил ему, как настраивать фокус и куда нажимать, а сам достал из сумки на поясе более сильный объектив, поставил его на свою камеру и двинулся вдоль стола, раздвигая плечом толпу и следя за тем, чтобы не сбить локтем какую-нибудь салатницу. Он хотел подойти к Эйприл и сенатору поближе, прежде чем они закончат разговор.

Вскоре Джек увидел их снова. Сенатор уже отпустил Эйприл: теперь он рассматривал ее, стоя на расстоянии вытянутой руки, и, по всей видимости, отпускал комплименты то ли ей самой, то ли ее платью. Платьем Джек успел восхититься и сам. Белоснежное, с открытыми плечами и пышной юбкой, оно удивительно шло Эйприл, подчеркивая ее нежную женственность… Джек мысленно напомнил себе: не забыть вытащить из пачки снимков, предназначенных для невесты, сделанные им сегодня фотографии Эйприл.

Сейчас Джек стоял по другую сторону стола, как раз возле многоэтажного свадебного торта. Он навел камеру и взглянул в объектив, но в этот миг широкая спина сенатора закрыла от него Эйприл. Когда же Джек увидел женщину снова, то застыл, словно сапер на минном поле, как будто малейшее его движение могло вызвать страшный взрыв. Лицо хозяйки гостиницы было белым, как шелк ее платья.

Джек ни минуты не колебался. Чертыхаясь сквозь зубы, он бросился вокруг стола к ней.

Смитсон, абсолютно слепой ко всему, что творилось с его собеседницей, отпустил еще какую-то реплику. Эйприл пошатнулась, словно ее не держали ноги. Джек оперся рукой о стол между двумя блюдами и, перепрыгнув через него, направился прямо к ней.

…Чья-то крепкая рука поддержала ее под локоть. Обернувшись, Эйприл встретилась с улыбающимся Джеком – казалось, он материализовался из ниоткуда. Крепко обняв ее за талию левой рукой, правую руку он протянул сенатору Смитсону.

Чудесная свадьба, сенатор. Вы, должно быть, гордитесь своей дочерью. – Джек горячо тряс руку сенатора, все крепче прижимая Эйприл к себе.

Седовласый джентльмен с достоинством закивал:

– Да, Дэб – моя единственная дочь. Простите, не припомню вашего имени, молодой человек, кажется, я где-то вас встречал. – Говорил он с техасским акцентом, таким же сильным, как линзы его очков.

Джек старательно смотрел сенатору в глаза.

«Идиот, – подумал он, – как же я не сообразил, что он может меня узнать!» Правда, Джек редко брался за политические репортажи, но благодаря средствам массовой информации мир в наше время стал тесней, чем прежде.

– Вы не…

– Местный фотограф? Да, он самый. Мисс Морган наняла меня специально для съемок этой свадьбы. – Он наконец отпустил руку сенатора и потряс камерой, как бы подкрепляя свои слова.

– Что ж, уверен, вы отлично поработали.

Сенатор снова нацепил маску счастливого отца, и Джек украдкой вздохнул с облегчением.

– Должен вам признаться, – продолжал старик, – что я не входил ни в какие детали. Просто оплатил счета. Устройством банкета занималась Марта – моя жена.

Эйприл все еще отчаянно прижималась к Джеку, словно прося защиты. Джек готов был поспорить на приз «Хассельблад», что через несколько минут она устыдится своей слабости. Однако эта мысль не поколебала его решимости защитить ее любой ценой.

Эйприл не знала, что и думать о странном поведении Джека. Впрочем, сейчас ее занимало только одно: скоро ли от нее отвяжется старик? Эйприл чувствовала, что еще секунда – и она упадет замертво с приклеенной к лицу улыбкой. В какой-то миг Джек ослабил хватку, но она прижалась к нему так, словно спасала свою жизнь.

– Все в порядке, mi cielo, – прошептал ей Джек, пока сенатор увлеченно расхваливал свою дочь. – Обопритесь на меня.

Эйприл сжалась в комок.

– Спасибо, но я могу сама… – начала она шепотом, но Джек только крепче прижал ее к себе и снова обернулся к сенатору.

– Ах, сенатор, не могу поверить, что мне удалось сфотографировать вас вместе с вашей прелестной женой… если не ошибаюсь, ее зовут Мартой? – С этими словами Джек подхватил простодушного политика под руку и вместе с Эйприл повел к уставленному закусками столу.

– Кстати, мне показалось…

– Извините, сенатор, – вежливо перебил его Джек, – я хочу предложить мисс Морган подкрепиться. Увлеченность работой – страшная штука: мисс Морган вечно не хватает времени поесть. Она, наверно, умерла бы с голоду, если бы благодарные служащие не заботились о ней.

Джек болтал, не давая ни сенатору, ни Эйприл вставить ни слова. Впрочем, Эйприл и не смогла бы сейчас поддерживать светскую беседу: слишком сильно она была потрясена новостью, которой поделился с ней «между прочим» словоохотливый сенатор. Эйприл и оглянуться не успела, как Джек усадил ее в кресло; в одной руке у нее оказалась тартинка, в другой – стакан пунша. Когда Эйприл немного пришла в себя и сообразила, что надо бы поблагодарить его за помощь, Джек уже беседовал с сенатором на другом конце лужайки.

Рассеянно откусывая кусочек тартинки, Эйприл наблюдала, как к двум мужчинам присоединяется Марта Смитсон – элегантная блондинка средних лет. Джек немедленно обратил все свое очарование на даму.

«Но как он догадался, что мне нужна помощь? – спрашивала себя Эйприл. – И чем мне придется заплатить за его «благородный порыв»?»

Во время церемонии и последующего обеда Эйприл несколько раз ловила на себе пристальный взгляд Джека. Она уже не спрашивала себя, как ей удается спиной чувствовать его взгляд: она просто чувствовала, и все. Не хватало еще признаваться себе в том, что Джек интересует ее не меньше, чем она его!