— Неужели? — Старший МакКлэйн, казалось, был очень удивлен. — Кто они?

— Старый Педро Родригес и его сын, Джоз. — На скулах Пекоса играли желваки.

Ничего не зная о случившемся утром, Анжи спросила:

— Педро и Джоз? Это не те ли милые отец с сыном, которые привезли меня вчера на ранчо?

Взгляд сузившихся серых глаз остановился на ней. Наконец, Пекос сказал спокойно:

— Именно они. Педро жил на старой Дель Соль так долго, что уже никто и не помнит, когда он тут появился; и был одним из первых вакеро, которые начали работать на высокогорном пастбище. Все его дети родились здесь, в хижине. — Пекос перевел глаза с Анжи на Баррета МакКлэйна. — Педро и его мальчик очень хорошие люди. Мне их будет не хватать. А вам, отец?

— Но почему они уехали? — Эти два дружелюбных мексиканца понравились Анжи.

Пекос посмотрел ей прямо в глаза:

— Не имею ни малейшего представления. — Жесткое выражение его лица внезапно смягчилось; он поднялся и зевнул. — Господи, я засыпаю. А как вы, Ангел? Вы тоже не выспались? — Он повернулся, чтобы уйти, потом неожиданно оглянулся. — Кстати, отец, перед тем как вы купите Ангелу эту palomino, седло и амазонку, лучше бы вам приобрести для нее новое весеннее платье для праздника торжественного открытия суда. — Ироничный огонек мелькнул в его глазах, когда он дерзко окинул девушку взглядом с головы до ног. — Мне кажется, она вот-вот выпрыгнет из своего тесного платьица.

Щеки Анжи вспыхнули. Она чувствовала себя униженной и опозоренной. Она прекрасно знала, что платье было ей мало, а грудь непослушно выступает из-под низкого корсажа. Она была уверена, что и другие тоже это заметили, но только такой грубый человек, как Пекос, мог сказать об этом вслух. Ее переполняла ненависть к нему. Зеленые глаза метали молнии, но, к огорчению Анжи, его только обрадовала ее реакция.

— У меня есть прекрасный отрез розовой прозрачной органзы, Анжи, — торопливо сказала мисс Эмили. — Одна из домашних служанок, Тереза, великолепная швея. Как вы смотрите на то, что она сошьет вам новое платье к празднику?

— Я… Это было бы… Спасибо, — сказала Анжи, наблюдая, как высокая долговязая фигура Пекоса удаляется со двора. Ее руки были сжаты, а длинные ногти впились в ладони.

С болью в душе девушка спрашивала себя, как она могла получать удовольствие от поцелуев человека, которого так теперь презирала.

— Пойдемте, дорогая, — Баррет МакКлэйн взял ее за локоть. — Мне многое хочется вам показать. Давайте выедем прямо сейчас, пока еще не так жарко.

С зонтиком, затеняющим ее светлую кожу, который она заняла у мисс Эмили, Анжи подошла к Баррету МакКлэйну. Его руки сжали ее тонкую талию, и он легко поднял ее на обитое кожей сиденье легкой коляски. С молчаливым удовольствием он смотрел, как очаровательная девушка устраивается, разглаживая складки длинной юбки с робостью, которая так его очаровывала.

Баррет МакКлэйн тщательно сдерживал свое влечение к этой хорошенькой блондинке. Он был уверен, что не сделал ничего, что могло возбудить ее подозрения. Для него было жизненно важно, чтобы она доверяла ему. И чтобы добиться этого, он следил за каждым своим движением. Он даже старался скрыть восхищение во взгляде, когда смотрел на нее. Ему это было нелегко. С того самого мгновения, когда он мельком увидел ее в объятиях Джоза Родригеса сквозь песчаный буран, он был побежден ее красотой. Никогда Баррет еще не видел такой прелестной девушки, такой чувственной, доверчивой и простодушной, как Анжи Уэбстер.

Баррет взобрался на сиденье рядом с ней. Анжи смотрела на большую гасиенду. Указывая на нее, она спросила своего попутчика:

— Мистер МакКлэйн, а что это там…

Глаза Баррета проследовали за движением ее пальца. Он улыбнулся.

— Это ружейные бойницы, Анжи.

Анжи продолжала смотреть на странные квадратные отверстия, расположенные сразу под крытой красным шифером крышей.

— Бойницы? Но для чего? Я никогда не видела…

— Для защиты, дорогая. Видите ли, мескалерские апачи бродили когда-то по этой части штата, и…

Анжи повернулась к нему:

— Индейцы? Они все еще опасны? Будем ли мы в безопасности, если… — Ее сверкающие изумрудные глаза расширились от страха, а маленькая рука бессознательно ухватилась за его рукав.

— Дитя мое, — сказал Баррет, улыбнувшись и взяв ее руку в свои. — Нет абсолютно никакой опасности. Уже много лет. — Наслаждаясь теплом маленькой ручки, он уловил сладкий запах ее золотых волос, которые она нервно поправила при его упоминании о вылазках краснокожих.

— Это пастбище было очищено от дикарей шесть лет назад. Их жестокий вождь Викторио был застрелен в Мексике. После той кровавой битвы у Трез Кастилос выжило очень мало воинов Викторио, они больше не смогут причинять нам неприятности. — Он улыбнулся и вновь заверил ее:

— В Дель Соль вы в совершенной безопасности.

Анжи улыбнулась, кивнула и высвободила руку.

— Мне жаль, если я обидела вас, мистер МакКлэйн.

Его сердце учащенно забилось, а пальцы слегка задрожали, когда он взял поводья и стегнул ими по спинам двух великолепных чистокровных гнедых. В ответ Баррет сказал мягко:

— Все в порядке, дорогая. Это моя вина. Я расстроил вас, по глупости упомянув об индейцах. — Спрашивая себя, какого черта он решил ждать целых шесть месяцев, прежде чем сделать эту девушку своей женой, Баррет добавил:

— А теперь — в путь; я хочу показать вам кусочек Техаса, где я вырос и который люблю, Анжи. Надеюсь, и вы со временем полюбите его.

Стремясь доставить ему удовольствие, Анжи вежливо ответила:

— Уверена, что полюблю Техас, как и вы, мистер МакКлэйн.

Коляска двинулась прочь от дома по длинной пыльной дороге к высоким воротам ранчо.

— Анжи, — сказал он, гладя в ее открытое очаровательное личико. — Я настаиваю на том, чтобы вы звали меня Баррет. Вы будете делать это для меня?

— Но я… да, если вам угодно.

— Мне угодно, — сказал он. — Произнесите это. Назовите меня просто Баррет.

Внезапно оробев, Анжи отвернулась. Ее взгляд упал на лоснящиеся спины лошадей.

— Да… Баррет, — сказала она почти шепотом.

Анжи не смотрела на него. Но Баррет МакКлэйн был рад этому. Он бы не хотел, чтобы она увидела сейчас радость на его лице. Как только он услышал, что нежный голос называет его по имени, легкая дрожь пробежала у него по спине, и мысленным взором он увидел, как тяжело дышащая обнаженная Анжи страстно произносит его имя, в то время как он жадно наслаждается ее теплым желанным юным телом.

— Спасибо, дорогая, — просто сказал он и кивнул молодому мексиканцу, охраняющему ворота ранчо. Качая темной головой и приветствуя пару в легком экипаже, юноша широко распахнул ворота. Его сомбреро болталось у него на груди.

— Grasias, Паскуаль, — сказал Баррет МакКлэйн юноше, когда коляска выезжала через ворота на залитую солнцем дорогу.

Глаза Анжи скользили вокруг, оглядывая огромные пространства, которые ей не удалось хорошо разглядеть во время пути на Тьерра дель Соль. Радуясь сверкающему утреннему солнцу, чистому прозрачному воздуху, кажущимся безграничными небу и земле, Анжи испытывала благоговейный трепет перед суровым пейзажем, раскинувшимся перед ней. Они ехали по бесплодной скалистой песчаной пустыне, где юкка[1] и мескитовые[2] деревья обильно усеивали пыльную землю. Почти со всех сторон они были окружены горами, их голые вершины выступали вдали, и облака окутывали горные пики.

Для молодой девушки из Нового Орлеана пустыня казалась совершенно бесплодной. Яркое солнце обжигало ее тело; враждебное безлюдное пространство пугало и волновало ее. Анжи закусила губу. Как можно любить эту странную, монотонную, пустынную землю? Волны ослепляющего зноя уже поднимались с запекшейся земли даже в такой ранний час. Она невольно покачала головой. Если раннее майское утро было таким непомерно жарким, как они выживут в этой пустыне в июле?

— Дорогая, вы хмуритесь? — мягко спросил Баррет МакКлэйн. — Вы хорошо себя чувствуете? Может, мне повернуть лошадей назад?

Борясь с подступившей тошнотой, Анжи покачала головой:

— Нет, я… Все в порядке, правда.

— Мне кажется, я знаю, в чем дело, Анжи. — Баррет МакКлэйн натянул поводья, останавливая холеных лошадей.

Обмотав вожжи вокруг выступа у края коляски, он немного приподнялся, повернувшись к ней. По-доброму улыбнулся и поднял руку, плавными жестами дополняя свои слова.

— Это сухая, гордая, открытая земля. Она кажется вам ужасно одинокой и заброшенной, но скоро вы оцените ее редкую, ни на что не похожую красоту. Здесь есть какая-то ленивая теплота, которая привносит в пейзаж чувство успокоения; зной ласкает, убаюкивает, расслабляет вас. Я хочу, чтобы вы полюбили эту землю, Анжи; я хочу разделить ее с вами.

Баррет дотронулся до руки девушки. Взяв ее нежно в свои руки, он продолжал размышлять вслух:

— Я хочу показать вам ранчо, Анжи. Но не только. Хочу поговорить с вами наедине. Могу я говорить откровенно, дорогая?

Анжи посмотрела в его карие глаза, и мягкость, которую она там увидела, наполнила ее чувством безопасности и надежности. Она пожала его руку и ободряюще кивнула:

— Конечно, сэр.

— Баррет, — ласково поправил он.

— Баррет, — сказала она, мягко улыбнувшись.

— Сердце мое, как вы знаете, ваш дорогой почивший отец, Джереми, и я были очень близки. Он был очень хорошим человеком; я знаю, вам его ужасно не хватает.

Рука Анжи замерла в его ладони.

— Да, очень.

— Никто никогда не сможет его заменить для вас, но я бы хотел попытаться заполнить хоть немного пустоту в вашем сердце. Я уверен, он говорил вам о нашем браке. — Баррет затаил дыхание.

— Да, Баррет, папа сказал, что я должна ехать в Техас и выйти за вас замуж. Но если вы этого не хотите, я могу…

— О, моя дорогая, конечно, я хочу. Но я также хочу, чтобы и вы хотели выйти за меня.

Анжи отвела глаза, и ее светловолосая голова немного поникла.