После герцога-викинга Нормандией правили Вильгельм 1 Длинный Меч, потом Ричард 1 Бесстрашный, за ним Ричард 11 Добрый, а потом совсем недолго Ричард 111, у которого перехватил власть его брат Роберт 11 Великолепный.

Правление Роберта 11 не было продолжительным – всего восемь лет. И все эти годы он воевал, отчаянно сражался за своё герцогство, то усмиряя хищную нормандскую знать, то сопротивляясь воинственным притязаниям герцога Бретонского, и очень устал от всего этого. Герцог пожелал отправиться паломником в Святую Землю, чтобы смыть с себя всю пролитую кровь и снять с души тяжкий груз многочисленных убийств. Став на путь очищения и примирения с Богом, Роберт добросовестно позаботился о своей семье. Любимую женщину он отдал замуж за верного вассала, обещавшего защищать Герлеву и оберегать её от всех бед. А своего незаконнорожденного сына признал законным наследником и велел посадить на герцогский трон в случае его гибели.

Из своего паломничества Роберт 11 Великолепный не вернулся, а герцогская корона увенчала голову семилетнего мальчика. И началось… От нескольких последующих лет в памяти Вильгельма сохранился калейдоскоп сражений и убийств вокруг него, какие-то ночные побеги, когда преданный дядя Готье, брат Герлевы прятал мальчика в самых неожиданных местах от охотящихся за ним убийц. Слишком многие представители нормандской знати не желали признать над собой бастарда воинственного Роберта. Однако руку помощи протянул архиепископ Руана Роберт, бывший родственником и надёжным советником погибшего в далёких землях отца мальчика. Именно он, имея хорошие связи с королём Франции, добился того, что Вильгельм был признан королём Генрихом 1 законным наследником герцога Роберта. Но архиепископ вскоре умер, и вокруг наследника разгорелась яростная борьба за влияние на него между родственниками, которые, согласно завещанию Роберта, стали опекунами его наследника. Один за другим они гибли в этой борьбе. Вильгельму никогда не забыть, как прямо в его опочивальне завязалась кровавая драка, в которой пал его третий опекун, сенешаль Нормандии Осборн де Крепон. Погиб последний человек, которому он мог доверять. Вокруг остались одни враги. А на полу возле кровати лежал в луже крови, раскинув руки, его защитник. Грудь мужчины пронзил кинжал, вошедший по самую рукоятку. Изо рта Осборна струилась пузырящаяся алая кровь, глаза стекленели, а руки всё ещё пытались защитить вверенного его заботам наследника. Эта картина не раз приходила Вильгельму в снах, и он в ужасе вскакивал с постели, ища убежища от врагов. Это счастье, что рядом всегда был верный и надёжный дядюшка Готье. Он не обладал реальной властью, но был готов на всё ради юного герцога, поклявшись положить жизнь, чтобы довести племянника до победы. Приходилось быстро учиться справляться самому и находить правильные решения.

А вокруг бурлила яростная борьба за власть. Набрали силу младшие братья герцога Роберта Великолепного Можер и Вильгельм де Талу. Усилилось влияние Рауля Гассийского, который не так давно собственной рукой убил опекуна Вильгельма Жильбера де Бриона, одного из самых могущественных представителей нормандской знати. По всей территории множились бесконечные распри и кровавые побоища. Распоясавшиеся феодалы не останавливались перед захватом герцогских замков и нагло возводили новые крепости по собственной воле. А в это время хозяйство страны приходило в упадок. Центральная власть слабела, с трудом удавалось собирать феодальную ренту. Хорошо, что лояльность юному герцогу сохранили епископы, выплачивая ему причитающиеся доходы с церковных земель. Было очень трудно удержать в руках все нити верховной власти, но рано повзрослевший Вильгельм умудрился всё же это сделать.

Вильгельму было пятнадцать лет, когда его сюзерен король Франции Генрих 1 возвёл его в рыцари. Но герцог к этому времени был уже далеко не мальчик. Жизнь заставила его стать сильным, чтобы железной рукой управлять своим владением и жестоко карать непокорных. Трудное детство оставило ему в наследие подозрительность, скрытность и некоторую склонность к деспотизму. Он ненавидел раздоры. А долгие годы отравлявшее его жизнь клеймо незаконнорожденности привило отвращение к личной распущенности. Суровый, непреклонный, уверенный в себе он шёл вперёд, забирая себе всё больше власти. Побеждённые феодалы склонили перед ним головы. Непокорных он изгнал за пределы своих владений или попросту уничтожил. И теперь всем стало ясно, что Нормандия обретает силу под рукой молодого, но уже могучего правителя. Это не радовало соседей, и даже Папа Римский опасливо косился в его сторону, видя, как растёт его мощь.

А потом случилось непредвиденное – в жизнь Вильгельма вошла любовь. Всё начиналось как хорошо рассчитанная политическая акция – герцог Нормандии решил жениться на дочери графа Фландрии Бодуэна У и принцессы французского двора Аделы Капет. Это был выгодный во всех отношениях брак, и герцог к тому же получал возможность хорошо защитить свои восточные границы землями тестя. Однако капризная красавица заупрямилась и не желала даже слышать о том, чтобы стать женой бастарда. Пришлось ехать в Брюгге самому, чтобы сломить её сопротивление, и даже применить силу. Но когда малышка Матильда впервые взглянула ему в глаза, Вильгельм сходу сдал свои позиции – попал в плен на всю жизнь. И сколько раз он благодарил потом судьбу за этот щедрый подарок, за эту женщину, которая давала умиротворение и свет его душе, умела поддержать и вдохновить, рядом с которой ему всегда было тепло, спокойно и уютно! Ради неё, этой миниатюрной женщины, он был готов на многое, очень многое. Никто из окружающих Вильгельма людей, даже самых близких, не знал и не догадывался об истинной причине многих его деяний и поступков. Тот огромный мощный замок в Кане – для неё. Для неё – великолепные монастыри в его городе. Да что там замки и монастыри! Для неё он сделал бы куда больше. А сколько радости и удовольствия доставила ему её коронация! Сердце его трепетало от любви и гордости, когда на её маленькую изящную головку была надета золотая корона Англии. Она стала первой в истории страны коронованной королевой. И это тоже – его подарок своей избраннице, его дар любви.

От мыслей о прошлом Вильгельм снова вернулся в день сегодняшний. Да, он совершил деяние, не заслуживающее одобрения Господа, и был готов ответить за это. Но надо ведь сделать эту страну, наконец, единой и сильной. Иначе всё, что уже совершено, будет напрасным. С этим согласиться Вильгельм не мог. Нет, надо брать себя в руки и идти дальше.

Первое, что нужно предпринять сейчас, как мыслил Вильгельм, это реформировать английскую церковь. Когда-то давно, в молодости умение ладить со священниками помогло ему удержать герцогскую корону. Он надеялся, что и теперь церковь поможет ему.

Когда Вильгельм прибыл в Англию и получил власть над страной, он имел и право, и возможность совершить решительные перемены в английской церкви, если бы пожелал. Но он не стал спешить с этим, тем более что имел огромное число других неотложных дел. Сейчас же, после всех этих грандиозных потрясений, он просто не мог оставить у власти дискредитировавшего себя архиепископа Стиганда. Во главе английской церкви должен был стать человек, которому король доверял бы безоговорочно.

Таким человеком стал достойный прелат Ланфранк, который на континенте был много лет одним из ближайших советников герцога Вильгельма и его главным помощником в вопросах церковной политики. Умный, образованный, авторитетный в богословских кругах Ланфранк, как это ни удивительно, не рвался к верховной власти. Ещё до сближения с Вильгельмом он стал одним из основателей аббатства Бек в юго-восточной Нормандии, а потом и приором этого монастыря. В школе при аббатстве обучались многие выдающиеся деятели католической церкви, в том числе и будущий Папа Александр 11. Когда в 1063 году герцог Вильгельм основал монастырь Святого Стефана в Кане, Ланфранк стал его аббатом. Он отказался от многих почётных предложений о назначении на высокие должности в папской курии и даже от места архиепископа Руанского и пребывал в Кане, пока король Вильгельм не призвал его к себе в Англию.

Откликнувшись на призыв Вильгельма, Ланфранк стал архиепископом Кентерберийским, и очень скоро ему удалось добиться признания Папой Римским примата Кентербери над всей церковью Англии, включая и могущественное Йоркское архиепископство. Это было на руку королю, и он мог быть теперь спокоен, получив возможность в своей власти над страной опираться на полную поддержку церкви. Тем более что требующих его внимания вопросов накопилось великое множество.

К чести Ланфранка надо сказать, что свою верховную власть он употребил на очищение духовной жизни в стране и укрепление церквей и монастырей по всему королевству. Следом за ним с материка прибыло много священнослужителей, стоящих на передовых позициях, и они возглавили духовные учреждения страны. Надо было коренным образом менять ситуацию – в Англии к тому времени с духовной властью стало худо, церковные законы повсеместно попирались, а духовенство было слишком зависимо от могущественных мирян.

А Вильгельм, приблизив Английскую церковь к континентальным стандартам, увеличил одновременно власть короля над духовенством, установив, что никому не позволительно общаться с Папой без королевского дозволения. Это было идеальное решение вопроса для страны, находящейся в состоянии упадка и разорения.

Теперь монарх мог посвятить себя реформам светским. Тут было непочатое поле работы. И хотелось верить, что ничто больше не помешает ему заняться, наконец, укреплением своей страны.


Глава 11

А в усадьбе Фрисби шла деятельная подготовка к отъезду рыцаря Рауля де Гранвиля в свои новые владения.

Первое, что сделал Рауль, получив, наконец, собственные земли, – попросил у леди Маргарет руки Эдит. Леди с радостью дала своё согласие, тем более что глаза малышки сияли как звёзды, и она сразу преобразилась до неузнаваемости. Бедная мать и не надеялась уже вернуть счастье своей младшей дочери, а тут такая удача. Молодой рыцарь очень нравился пожилой даме. Он был так же благороден, порядочен и великодушен, как и его старший брат. А Мориса леди Маргарет боготворила. Ведь он спас их всех от ужасной участи, грозящей одиноким женщинам в покорённой стране. И он сделал счастливой Эльгиту, позволив неразумной матери не так остро чувствовать свою вину перед старшей дочерью.