Фредерик нахмурился. Откровенно говоря, было похоже на правду, что его мать желала избежать общения с леди Грейстон. Старая ведьма терроризировала молодую девушку, не привыкшую к общению с темпераментными аристократами.

– Так вы никому из семьи не говорили о своем браке?

– Нет. Я открыл правду только своему старому груму, которому пришлось остаться в Оук-Мэноре, когда я уехал в Винчестер. Он был мне ближе матери и брата.

Фредерик резко втянул воздух, вспомнив рассказ миссис Шоу о том, что весь штат прислуги в Оук-Мэноре был заменен новыми людьми, нанятыми в Винчестере, когда титул перешел к его отцу.

– Ах, так поэтому вы уволили всех старых слуг? – спросил он тоном, в котором слышался упрек, если не обвинение. – Вы опасались, что ваш грум поделится новостями с остальными и сплетня дойдет до вашей молодой жены?

Лорд Грейстон поежился от его резкого тона, все еще стоя лицом к окну и устремив взгляд в темноту.

– Рассчитать старых слуг было желанием Вильгельмины. Она думала, что так будет… лучше для всех.

Фредерик не усомнился в его словах. Нынешняя леди Грейстон постоянно думала о своем недостаточно благородном происхождении и готова была принять за оскорбление любой косой взгляд или намек. И все же Фредерик ни на минуту не принял этого объяснения на веру. Он считал, что отец не позволил бы уволить всех прежних преданных слуг, если бы его собственные эгоистические интересы не играли в этом роли.

– И вы ничего не сделали, чтобы помешать ей? – спросил он.

Слабый румянец окрасил бледные щеки отца.

– Нет, я ничего не сделал, чтобы ей помешать. Я не хотел, чтобы старая сплетня вызвала новые осложнения.

– Почему? – Фредерик сделал шаг к отцу, решив, что непременно получит ответы, которых его лишали так долго. – Вы не сможете убедить меня, что этот тщательно разработанный обман был спланирован только для того, чтобы пощадить гордость бабушки.

– Нет… – Лорд Грейстон медленно повернулся и посмотрел на Фредерика с мрачной решимостью. – Сядь, Фредерик, и я попытаюсь тебе объяснить, что случилось.

Фредерик пожал плечами и взял со столика бутылку бренди.

– Думаю, что я очень нуждаюсь в объяснении, – пробормотал он, прежде чем опуститься в широкое кожаное кресло с подлокотниками, и встретил взгляд отца насмешливой улыбкой. – Очень хорошо, отец, объясните мне, почему вы лишили меня права считаться законнорожденным.

Отец отшатнулся от него, руки старика сжимались в кулаки и снова разжимались, пока он пытался найти слова, чтобы убедительно объяснить причину своего жестокого предательства.

– Как ты уже выяснил, Аделина приехала в Оук-Мэнор в качестве компаньонки моей матери. Моя мать к тому времени была уже прикована к постели, и ее состояние считалось ненадежным. Опыт Аделины и ее знание медицины были неоценимы. – Голубые глаза лорда Грейстона затуманились при воспоминании о счастливых днях. – Она пробыла у нас всего несколько дней, а я уже знал, что мы предназначены друг для друга.

Пальцы Фредерика сжали бутылку бренди. Он кое-что понимал в этом: когда совершенная женщина неожиданно врывается в твою жизнь.

– А она разделяла ваши чувства?

– Она меня любила, хотя сознавала разницу в нашем социальном положении гораздо лучше меня. Она с самого начала понимала трудности, с которыми нам предстояло столкнуться.

– Для этого были все основания, – поспешил заметить Фредерик. – Ведь именно она пострадала из-за ваших отношений.

Отец нахмурился, несомненно раздраженный:

– Это не вполне справедливо, Фредерик. Правда то, что моя мать рассчитала Аделину, когда ей стало известно о наших отношениях, но я встал на сторону твоей матери. Когда ей пришлось оставить Оук-Мэнор, я уехал вместе с ней, хотя это означало потерю дома, семьи и того небольшого содержания, которое было мне выделено.

Он выпятил вперед подбородок, как бы бросая вызов Фредерику, оспаривавшему его привязанность к любимой Аделине.

– Я был готов сделать что угодно ради того, чтобы оставаться с ней.

Лицо отца было безусловно серьезным, но Фредерика это неособенно впечатлило.

Если бы лорд Грейстон по-настоящему любил жену, он бы чтил память о ней и не позволил бы людям считать, что она родила незаконное дитя.

– Тогда вы и поселились в пансионе в Винчестере? – спросил Фредерик.

– Да. Я надеялся, что смогу устроиться преподавать в колледже. – Отец развел руками: – Меня не готовили к такой карьере, но мне нужны были средства, чтобы содержать семью. Пока я вел переговоры с директором колледжа о месте преподавателя, познакомился с Даннингтоном, и он подал мне мысль поселиться в пансионе миссис Гривс.

И снова при упоминании о Даннингтоне Фредерик испытал боль в сердце. Проклятие! Ведь Даннингтон был для него больше, чем наставником. Он в большей мере был ему отцом, чем человек, сейчас стоявший рядом. Как он мог…

Усилием воли Фредерик заставил себя сосредоточиться на истории, которую рассказывал отец.

– И он был на вашей свадьбе?

– Да. Аделина настояла, чтобы эта церемония была скромной и происходила в местной церкви. Присутствовали только миссис Гривс и Даннингтон. – На губах лорда Грейстона появилась меланхолическая улыбка. – И все же то был счастливейший день в моей жизни. Со мной была любимая женщина, и в скором времени должен был родиться ребенок. Если бы только…

– Если бы только… что?

Отец покачал головой:

– Ты не поверишь, но мне хотелось бы, чтобы эти дни никогда не кончались. Мы были счастливы в этих жалких комнатенках, и ничто нас не заботило, кроме необходимости сводить концы с концами.

Фредерик попытался подавить естественное сочувствие. Возможно, лорд Грейстон заслуживал многого, но никак не жалости.

– О, не сомневаюсь, что все это было очень романтично, – процедил он сквозь зубы.

Голубые глаза заблестели.

– Так и было.

– Так что же случилось?

Отец боролся с естественным побуждением изменить своей обычной холодной отчужденности. Почти три десятка лет он отказывался отвечать на вопросы, которые, возможно, многие хотели ему задать. Теперь наступил момент, когда было особенно тяжело сказать правду, столь долго скрывавшуюся им.

– Сначала умерла моя мать, и мне пришлось вернуться в Оук-Мэнор на похороны. – Он слегка поморщился: – Как бы мы ни был и далеки друг от друга, сколь ни был бы глубок разрыв между нами, она была моей матерью и заслуживала моего уважения.

– Вы не взяли с собой жену?

Красивые черты лорда Грейстона внезапно омрачились старой горечью.

– Господи, мне так хотелось ее взять, – проскрипел он, и рука его невольно потянулась к полке, чтобы ухватиться за нее, потому что он больше не доверял твердости своих ног. – Пока меня не было, Аделина упала с лестницы и серьезно пострадала. Она пришла в себя только на то время, чтобы дать тебе жизнь, и умерла несколько часов спустя.

Фредерик сделал большой глоток бренди, ощущая странную неловкость при виде неприкрытого страдания в глазах отца. Что бы ни случилось много лет назад, Фредерику приходилось признать, что отец был искренне привязан к его матери.

– Я… мне жаль. Должно быть, это было тяжелое время для вас, – снизошел он, наконец, до ответа, но тон его был ворчливым.

– На несколько недель я будто онемел, – сказал лорд Грейстон, и лицо его сморщилось, как от боли. – Я не мог примириться с тем, что у меня отняли мою дорогую Аделину. Это было просто невозможно признать. А потом дошло известие, что моего брата случайно застрелили на охоте. – Он прямо встретил взгляд Фредерика. – За один месяц я потерял мать, жену и брата. Но и это было не все: оказалось, что я стал лордом Грейстоном, и на мои плечи обрушилась тяжкая ноша. Мне пришлось расхлебывать последствия всего того, что сотворил с поместьем мой брат.

– А как насчет меня? – спросил Фредерик.

– Я оставил тебя на попечение миссис Гриффин.

Фредерик медленно поднялся с места, и краткое чувство сострадания к отцу тотчас же исчезло.

– Вы просто забыли, что были женаты и у вас есть сын?

– Конечно, нет. – Отец провел дрожащей рукой по серебряным волосам. – Я… я был…

– Что?

С покаянным стоном лорд Грейстон прошел несколько шагов по ковру. Движения его были резкими и неровными, будто он боролся с наплывом чувств.

– Тебе следует понять, что имение было на краю гибели, – проскрежетал он. – Мой брат ухитрился промотать свое наследство и лишить имение всего, что могло бы представлять ценность. Не было хозяина, не было капиталовложений да и самого капитала, чтобы попытаться привести в порядок заброшенные поля. Да и дом начинал разваливаться. – Он поднял руку и обвел жестом комнату, ту самую библиотеку, что теперь вызывала зависть соседей. – Мне надо было изыскать средства, чтобы отвратить несчастье.

Глаза Фредерика опасно сузились.

– Вы привели слишком много обоснований своего поступка, отец, но это все-таки не объяснения.

Плечи отца опустились. Он сгорбился, и шаги его стали тяжелыми и медленными, это не укрылось от взоров Фредерика и даже вызвало у него некоторое раскаяние.

– Я просто хочу, чтобы ты понял, каковы были обстоятельства. У меня была семья, и слуги, и арендаторы, и все они зависели от меня. Я не мог их подвести, чего бы мне это ни стоило. – Его губы дрогнули и искривились. – Даже когда ради этого пришлось продать душу дьяволу.

– Какому дьяволу?

Наступила короткая пауза, прежде чем лорд Грейстон испустил вздох:

– Моему тестю Джекобу Берку.

– Тому джентльмену, что дал вам состояние? – с безрадостным смехом спросил Фредерик. – У всех у нас есть такие дьяволы.

Не обращая внимания на насмешливые слова Фредерика, лорд Грейстон снова принялся ходить по комнате.

– Он приехал в Оук-Мэнор, – продолжал отец. – Прослышал о моих отчаянных обстоятельствах. – В его бледных глазах Фредерик прочел намек на горечь. – Неудивительно. В то время всем было известно, что новый баронет едва может наскрести денег, чтобы расплатиться с мясником.