Отступив, Порция плотнее запахнула плащ вокруг своего трепещущего тела.

– С вами ничего не случится? – спросила она, потому что ей была неприятна мысль о том, что она оставляет Фредерика одного с преследующими его кошмарами.

Будто не в силах сдержать себя, он потянулся к ней и легонько прикоснулся к ее волосам, в сумерках невозможно было разглядеть выражения его лица.

– Не сердитесь, крошка, но я всего лишь собираюсь погрузиться на некоторое время в жалость, – язвительно ответил он. – А утром я вновь стану самим собой, въедливым, надменным и раздражающим.

На губах Порции затрепетала улыбка.

– И почувствуете, что голова у вас тяжелая и раскалывается от боли.

– Вне всякого сомнения.

С очевидной нежностью Фредерик наклонился и коснулся губами ее лба.

– Бегите, крошка, пока мои добрые намерения не испарились окончательно.

Порции пришлось приложить отчаянные усилия, чтобы повернуться и пройти по темному саду. Ей очень хотелось остаться и дать Фредерику утешение, в котором он так нуждался. К счастью, у нее было достаточно мозгов, чтобы понять, что если она еще задержится, то ему потребуется не только утешение.

Войдя в кипящую жизнью кухню, Порция постаралась не обращать внимания на недоумевающие взгляды и едва заметные усмешки слуг.

Она сознавала, что выглядит раскрасневшейся и растрепанной и что каждый догадался, что ее только что целовали и что она получала от этого удовольствие.

Передернув плечами, Порция сняла плащ и направилась к парадному входу в гостиницу. Несмотря на то, что она несколько отвлеклась от дел, беседуя с мистером Фредериком Смитом, гости прибывали.

Дело есть дело, сурово напомнила она себе.

Предсказание Порции оправдалось, потому что на следующее утро Фредерик проснулся с тяжелой головой.

Кляня себя за глупость, Фредерик воспротивился желанию понежиться в постели и направился в общую комнату выпить утреннюю чашку чаю.

Черт бы его побрал! Никогда прежде он не пил так много. По крайней мере, со времен юности, когда Йен и Рауль, случалось, заманивали его на чердак Даннингтона распить бутылочку «синей отравы», то есть джина.

Конечно, вчерашний день мог бы любого джентльмена заставить напиться, кисло убеждал он себя.

Возможно, он нуждался в нескольких часах, чтобы привыкнуть к откровениям Макая. Единственное, о чем он сожалел, что держал в объятиях теплую и покорную Порцию и был вынужден выпустить ее.

Фредерик со вздохом пошарил в кармане сюртука и извлек свою записную книжку.

Он понапрасну потратил еще один день и ничуть не приблизился к решению своей задачи в Уэссексе.

Фредерик решил, что сегодня чего-нибудь добьется, а возможно, и всего.

Вопрос заключался в том, с чего начать.

Возможно, по соседству можно было найти нескольких человек, знавших о прошлом его отца. Но пожелает ли кто-нибудь из них открыть его грязные тайны?

И, что было еще важнее, Фредерик не был уверен, что отец совершил свой грех именно в бытность в этих местах.

В конце концов, Даннингтон умудрился раскрыть правду. А ведь не было никаких свидетельств о том, что учитель когда-либо жил поблизости от Оук-Мэнора.

Если бы он жил поблизости, то уже Макай отлично знал бы об этом. Болтовня и сплетни в общей комнате гостиницы струились с легкостью эля; даже самого нелюдимого постояльца местные обсуждали с головы до ног.

Возможно, пора обратить внимание на Винчестер, говорил себе Фредерик, делая заметки в записной книжке. Возможно, ему не удастся получить богатую информацию там, где жил его отец, но Фредерик достаточно хорошо знал Даннингтона, чтобы понимать, с чего следует начать.

Если у его возлюбленного опекуна была слабость, то этой слабостью были книги. Даннингтон не мог не посещать книжного магазина и действующей в этом месте библиотеки.

Довольный наконец тем, что понял, как и откуда продолжать поиски, Фредерик вдруг замер и почувствовал, как приятное тепло разливается по коже.

Была только одна причина, точнее, только одно лицо, способное вызвать дрожь в его теле всего лишь одним своим появлением в комнате.

Подняв голову, он увидел Порцию, направляющуюся к нему со стаканом какого-то загадочного снадобья в руке.

Он скрыл улыбку, заметив, что ее стройное тело скрывает мешковатое бежевое платье. И решил, что только доброе сердце могло доверить шитье своих туалетов слепой портнихе.

Намеренно невозможно было создать подобное уродство.

Конечно, чудовищное платье не могло испортить ее сияющей красоты, особенно заметной в утреннем свете. Сердце Фредерика бешено забилось, а мир вокруг растаял и исчез при виде изящного бледного лица и синих, как кобальт, глаз.

Он еще не был полностью уверен, что именно она – женщина его мечты, но не мог и отрицать, что никогда прежде ни одна женщина не пленяла его до такой степени.

Поднявшись на ноги, Фредерик отвесил поклон, когда она остановилась возле его столика.

– Доброе утро, Порция, – пробормотал он очень тихо, чтобы его голос не донесся до горсточки постояльцев, рассыпавшихся по комнате и сидевших за столиками.

– Доброе утро.

Ее лицо сохраняло спокойствие, она тщательно следила за собой, чтобы любопытствующие ничего не заметили, но в ее взгляде сквозила теплота, и это умерило его опасения в том, что его вчерашнее поведение в саду, его страсть и нетерпение могли ее оттолкнуть.

– Я удивлена, что вижу вас в столь ранний час на ногах.

Фредерик скривился, сознавая, что головная боль оставила следы на его бледном лице.

– Я питал надежду, что врачевание головной боли в числе ваших умений и что вы сжалитесь надо мной и принесете еду в комнату.

– Я и в самом деле решила сжалиться над вами.

– Ах!.. – Он позволил своему взгляду скользнуть по ее нежным губам. – Мне следует вернуться в комнату?

На ее щеках появился слабый румянец, скорее, намек на него, она вручила Фредерику стакан, который держала в руке.

– Только если вы желаете насладиться лекарством миссис Корнелл в уединении.

– Лекарством? – Фредерик с опаской понюхал странный коричневый настой. – Воля Господня! Да это пахнет омерзительно.

– Не важно, как это пахнет, уверяю, оно поможет от головной боли, – возразила Порция.

– Если уж мне суждено выпить это пойло, то наименьшее, что вы можете для меня сделать, это составить мне компанию, – принялся он хитроумно торговаться.

Он бы принял хорошую дозу мышьяка, только чтобы побыть несколько минут с Порцией. – Нужно, чтобы кто-нибудь предал земле мои останки.

Она только фыркнула, оценив его поддразнивание, но все же торопливо села напротив него.

– Довожу до вашего сведения, что настойки и мази миссис Корнелл славятся на всю страну.

Все еще разглядывая отвратительную бурду, Фредерик опустился на стул.

– Неужели? Пожалуй, мне стоит поговорить с ней о том, чтобы разлить ее зелье по бутылкам и пустить на поток, – пробормотал он, прежде чем заставил себя сделать глоток этой жидкости. Желудок взбунтовался против адского варева. Господи! Это хуже, чем пить ил. – Может, все-таки не стоит это пить? – простонал он. – Не важно, насколько это действенно. Не верю, чтобы кто-нибудь выложил монету за напиток, имеющий такой вкус, будто его зачерпнули из канавы.

– Я подожду вашего извинения, когда вы почувствуете себя лучше, – заметила Порция, равнодушно взирая, как он борется с приступом тошноты. Черствая девчонка!

Хорошо же! Пожалуй, он заслужил это за свое поведение в саду.

– Вообще-то мне стоит попросить извинения еще до того, как я почувствую себя лучше, – тихо произнес он.

Ее брови взметнулись – она была смущена.

– Почему это?

– Прошлым вечером я вел себя не самым лучшим образом.

– Нет, Фредерик, не извиняйтесь, – властно перебила она. – В этом нет нужды.

Фредерик с трудом удержался, чтобы не захлопать в ладоши.

– По крайней мере, позвольте мне уверить вас, что я не из тех джентльменов, кто постоянно глядит в рюмку.

– Я и не считаю вас таким.

С явным намерением поскорее сменить тему Порция указала пальцем на записную книжку, которую он все еще держал в руке.

– Над чем вы работаете?

С привычной легкостью Фредерик принялся листать страницы и остановился на той, что была испещрена многочисленными набросками. Положив вырванный листок бумаги на стол, он незаметно сунул записную книжку в карман, вшитый в подкладку сюртука.

Фредерик еще не был готов рассказать, почему приехал в Уэссекс. Во всяком случае, до тех пор, пока не узнает о тайных грехах своего отца.

– Откровенно говоря, у меня есть нечто такое, что могло бы вас заинтересовать, – сказал он.

Оглядев наброски, Порция недоверчиво прищурилась:

– Что это такое, ради всего святого?

– Это ряд блоков и шкивов. – На губах Фредерика появилась улыбка. – И они могли бы стать новшеством в вашей гостинице.

Она широко распахнула прекрасные глаза, и против воли из ее уст вырвался смех.

– Право же, вы невозможны!

Фредерик пожал плечами:

– Стараюсь.

Воцарилось молчание: Порция внимательно изучала его лицо.

– Зачем вы здесь, Фредерик?

Застигнутый врасплох этим неожиданным вопросом, Фредерик медленно опустил глаза на вытертое дерево стола. Ему не хотелось лгать Порции. Ведь он чувствовал, что Порцию всю жизнь обманывали мужчины.

– У меня здесь есть кое-какие дела, – уклончиво пробормотал он.

– Какого рода?

– Я… – Он медленно опустил глаза и заметил, что она хмурится. – Я собираю кое-какую информацию.

– Вы на удивление таинственны.

– Мои дела требуют таинственности.

По крайней мере, это было полной и абсолютной правдой. Он довольно рано, еще на заре своей карьеры, узнал, что среди изобретателей и тех, кто вкладывает деньги в изобретения, немало беспринципных негодяев.