Глаза Порции округлились.

– Мистер Смит и так причинил слишком много хлопот в гостинице «Герб королевы». И я не намерена продолжать терпеть его самоуправство.

Повернувшись на каблуках, Порция решительно проследовала по вязкой грязи к конюшням. Возможно, Фредерик Смит и был самым красивым мужчиной, какого она встретила в жизни, но он же был и самым раздражающим.

Для ее обычно спокойного характера эта комбинация оказалась слишком опасной.

Встав в угрожающую позу перед этим несносным хлыщом, Порция подбоченилась, и лицо ее приняло самое суровое выражение.

– Мистер Смит!

Не позаботившись даже поднять глаза, Фредерик продолжил расчищать глину мотыгой.

– Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Фредериком, – чуть слышно пробормотал он.

Несмотря на прохладный воздух, его льняная рубашка была настолько влажной, что липла к телу, с любовью и четкостью обрисовывая широкую грудь, запах разогретой мужской кожи дразнил обоняние.

Все тело Порции трепетало от острого и восхитительного напряжения, грозившего отвлечь ее от дела, по которому она пришла.

Трудно было поддерживать в себе гнев, когда все мысли были поглощены видом его тела, и единственным желанием было сорвать с него рубашку и провести рукой по этой мускулистой груди.

Сжав зубы, она попыталась отделаться от греховных мыслей.

– Мистер Смит, пожалуйста, положите мотыгу и обратите внимание на меня.

– Меня зовут Фредерик.

Он продолжал заниматься своим делом, а она смотрела на его медовые локоны.

– Фредерик, – с трудом заставила она себя произнести его имя.

Медленно выпрямившись, Фредерик позволил мотыге упасть на землю и вытащил из кармана платок, чтобы вытереть руки.

– Да, Порция?

– Не будете ли вы так любезны сказать мне, какого дьявола вы тут делаете?

Спрятав платок, Фредерик, наконец, позволил себе посмотреть на нее и встретил холодный взгляд.

– Буду любезен. Мне это вовсе не трудно, – ответил он с едва заметной улыбкой. – Я предлагаю вам воспользоваться моим опытом и знаниями и заверяю, что за мое умение мне готовы заплатить целое состояние.

– Если бы я пожелала воспользоваться вашими знаниями, я тоже с охотой заплатила бы целое состояние, – ледяным тоном сообщила Порция. – А так я предпочла бы, чтобы вы приберегли свои таланты до того случая, когда они потребуются.

– Почему?

– Потому что мне не нравится ваше вмешательство в мои дела.

Его безупречная бровь поднялась, Фредерик внимательно изучал ее лицо, и это ее нервировало.

– Как же я вмешиваюсь в ваши дела?

– Вы сами прекрасно знаете, что отвлекли моих слуг от их обязанностей и заставили их потратить свое время на копание в грязи, вместо того чтобы использовать его на обслуживание постояльцев.

Он пожал плечами, и это простое движение заставило сократиться мускулы у него на груди, зрелище было завораживающим.

– Но они занимаются тем, что делают здесь дренаж, чтобы, как только начнется дождь, ваш двор не был предательской трясиной, – сказал он с таким видом, будто псе это было безусловно логично. – Уверяю вас, ваши гости будут в восторге от того, что им удастся сохранить свою обувь в неприкосновенности. А вы останетесь в выигрыше, потому что гораздо больше экипажей захочет здесь остановиться, если пассажиры не будут опасаться утонуть в болоте.

Конечно, он был прав. В прошлом году Порция собиралась привести двор в порядок. Однако сознание его правоты ничуть не умалило ее раздражения.

Она не хотела, чтобы хоть один мужчина вмешивался в ее жизнь. Особенно этот.

Без того довольно тяжело выносить то, что в его присутствии все ее чувства оживали и она воспламенялась. Неужели он еще должен вмешиваться и в ее дела?

– Не в этом дело.

– А в чем же? – напирал он.

– Это моя собственность.

– И?

Ее пальцы сжались в кулаки. Он намеренно притворялся тупым. И, что гораздо хуже, ей хотелось задушить его или сорвать с него рубашку и поцеловать широкую грудь.

Порция с шумом втянула воздух.

– Вы здесь не имеете права принимать решения.

– Даже если они хороши? – спросил Фредерик.

– Принимать решения имею право только я, – процедила она сквозь зубы.

Без предупреждения он потянул ее за руку в конюшню. Порция, спотыкаясь, последовала за ним, слишком испуганная, чтобы оказать должное сопротивление.

Или, по крайней мере, именно это она внушала себе. В противном случае это означало бы, что какая-то ее тайная часть хотела остаться наедине с ним в темной конюшне.

Фредерик тащил Порцию за собой, пока они не оказались вне пределов видимости слуг, потом остановился и прищурился.

– Я в восторге от вашей независимости, крошка, но ведь джентльмен может предложить вам дар, не таящий никакой угрозы.

Она попыталась вырвать руку и высвободиться. Когда же оказалось, что без борьбы это ей не удастся, Порция удовольствовалась отчужденным выражением лица.

– Вы считаете это даром?

На его губах появилась чарующая улыбка.

– Вы ведь не из тех женщин, которые предпочли бы традиционные букеты анютиных глазок и хорошенькие безделушки.

Сердце Порции бешено забилось, когда он провел большим пальцем по ее запястью.

– О… благодарю.

«Сосредоточься, Порция! Сосредоточься, немедленно соберись с силами!..»

– Почему это вы делаете мне подарки?

– Конечно, чтобы сделать вам приятное.

Порцию охватил острый приступ страха. По спине поползли мурашки.

– Нет, Фредерик, не надо…

Она не закончила фразы, забормотала что-то невнятное и вдруг замолчала, Фредерик шагнул ближе, а его руки легко заскользили вверх по ее рукам и легли на плечи. Он держал ее за плечи несильно, но от его пальцев жар распространился по всему ее телу.

– Я ничего не прошу у вас, Порция, – сказал он, и голос его был тихим и нежным, как мед. – Но у меня есть тайный мотив.

– И что это за мотив?

Ее слова прозвучали сдавленно и хрипло.

– Я уже испортил одну пару сапог. – В серебристых глазах плясали искры веселья. – Если я лишусь и последней пары, то мне придется ходить в одних чулках.

Она опустила глаза, не в силах ясно мыслить, когда он оказался так близко.

– Пожалуйста, перестаньте шутить.

– Порция…

– Для меня это не просто работа, – перебила Порция, все еще остро ощущая его близость. Было бы так легко протянуть руку и дотронуться до этого прекрасного лица. Провести руками по его густым спутанным кудрям. Господи! Как трудно было противостоять этому. – Гостиница… залог моей безопасности. Пока она принадлежит мне и я ею управляю, я знаю, что могу не опасаться за свое будущее.

– Я понимаю, малышка, – пробормотал он. – Правда, понимаю.

Она вдруг отпрянула, стараясь оказаться подальше от него.

– Нет, скорее всего, вы не понимаете.

Его тонкие изящные черты стали жестче – он встретил ее недоверчивый взгляд и не позволил отклониться.

– Порция, я незаконнорожденный. Нет на свете никого, кто понимал бы лучше, что значит быть совершенно одиноким на свете. Моя мать умерла, когда я родился, и до восьми лет я был вынужден жить в Винчестере на попечении пожилой вдовы, которой доставляло огромное наслаждение колотить меня палкой. У меня не было друзей, и никому не было дела, если я плакал вечером, пока не засну. – Губы его сложились в невеселую улыбку. – А мой возлюбленный отец не признавал во мне даже своего бастарда, до тех пор, пока меня не отправили в школу в Лондоне.

Она прикусила нижнюю губу, против воли тронутая его суровыми словами.

– Мне жаль.

– Я открываю вам свое безрадостное прошлое не потому, что ищу вашей жалости, – ответил Фредерик, и его лицо смягчилось. – Я только хочу, чтобы вы знали, что я понимаю вашу потребность управлять своей жизнью. Когда приходится испытывать неуверенность и постоянное недовольство, неизбежно возникает потребность в защищенности.

Он понимал. Возможно, даже больше, чем она хотела бы.

Фредерик испытал ужас беззащитности перед капризами судьбы и понимал, что только от тебя зависит, выживешь ты или нет.

И в известном смысле это ухудшало дело, признала Порция. Если бы он кокетничал, гарцевал и бахвалился, как любой уважающий себя денди, она бы лишила его дара речи одним ледяным взглядом.

Но что делать, если он оказался родственной душой?

Она не представляла, как с ним бороться.

Порция обхватила себя руками, продолжая смотреть на него недоверчиво и хмуро.

– Если вы понимаете, то почему решили вмешаться не в свое дело?

Серые глаза затуманились, потому что он позволил себе предаться приятным воспоминаниям.

– Потому что я имел счастье оказаться на попечении очень мудрого человека, научившего меня быть сильным и независимым, научившего ценить доброту, если люди тебе ее дарят. Собственно говоря, это значит – раздели свою жизнь с другими, и это обогатит твою жизнь.

– Я делю свою жизнь со многими, – возразила она. – Люди, работающие на меня, – больше чем прислуга. Они моя семья.

– И их благополучие или даже жизнь зависят от вас.

Порция замерла, потому что, как ни странно, его слова уязвили ее.

– И что вы хотите этим сказать?

Он сделал еще один шаг к ней, и теперь его взгляд был направлен на ее губы.

– Они не представляют для вас угрозы, крошка, – произнес он шепотом.

– А вы?

Внезапно в его серебряных глазах появился опасный блеск.

– Возможно.

Она с трудом воспротивилась желанию облизать губы. Напряжение, мешавшее дышать, вовлекало в свой водоворот. От Фредерика к ней струился почти осязаемый жар, опалявший кожу и делавший дыхание неровным.

Легчайшее движение, и Порция оказалась бы в его объятиях. Она хотела этого.

– Мне пора вернуться в гостиницу, – хрипло сказала она.