Над ее второй угрозой Ник раздумывал дольше, чем мать ожидала. Наконец он повернулся к сестре, и по его тону леди Спенсер поняла, что шутить он больше не намерен.

– Я изо всех сил старался, чтобы не возникло каких-либо недоразумений касательно моих намерений относительно Клары. Девушка чуть ли не вдвое младше меня.

– Ничего подобного! – Фрэнсис подвинулась к брату. – Прошлой зимой Кларе Пьюрфой исполнилось восемнадцать. А тебе тридцать четыре.

– Но ведь она совсем еще ребенок.

Леди Спенсер изогнула бровь.

– Послухам, которые доходят до меня в Брюсселе, ты способен покорить женщину любого возраста. – Александра похлопала сына по колену. – Твое беспокойство, мой дорогой, проистекает из мыслей о женитьбе и ответственности. Возраст Клары – всего лишь отговорка.

– Правда, Ник, – прощебетала Фрэнсис, – в ней есть все, что нужно для хорошей жены.

– Клара – единственная дочь, и у нее богатое приданое.

– Впрочем, приданое тебя не интересует, – заметила Фрэнсис.

– Но, учитывая твой образ жизни, иметь чуточку больше денег тебе не помешает. – Леди Спенсер уставилась в окно, не желая оказывать на сына чересчур сильное давление. – Удивляет другое: семья Клары без ума от тебя.

– Но, матушка, родители всегда стремятся выдать дочь за человека, имеющего титул. Даже баронет со столь дурной репутацией, как у Ника…

– Дело не в этом! – Александра нетерпеливо отмахнулась от дочери. – Их очаровала теплота личности твоего брата. Его образование. Его доблестная военная служба. Его ответственность…

– До двадцатилетнего возраста.

Леди Спенсер адресовала дочери гневный взгляд.

– Фрэнсис Мэри, придержи, пожалуйста, язык. – Александра вновь разгладила на юбке невидимые складки и целиком переключила внимание на сына, поглощенного мелькавшим за окном пейзажем. – Так, о чем это я?

– Ты хотела остановить карету, – подсказал Николас мрачно. – Чтобы вы обе могли вернуться в Лондон.


Старый епископ и его секретарь с ужасом смотрели, как несколько мятежников в белых рубахах стегали кнутами лошадей, посылая карету, оставшуюся без возницы, вперед по дороге. С полдюжины слуг епископа, согнанных силой со своих мест, когда экипаж был остановлен, бежали теперь по дороге следом за лошадьми.

– Вам это не сойдет с рук, подлые мерзавцы. – Голос епископа срывался от гнева. – Вас не спасут ни ваши маски, ни дьявольские полотняные рубахи, когда на ваши шеи накинут петли и отправят на Божий суд. «Аз воздам», как говорит Господь.

Пятеро всадников наблюдали, как вокруг священников сжимается круг из двух десятков пеших. Их безмолвное приближение действовало на нервы. Прежде чем епископ продолжил, его секретарь, дородный молодой человек с красными щеками, увидел в сжимавшемся кольце брешь. Воспользовавшись ситуацией, он швырнул на землю сумку, которую прижимал к груди, и бросился наутек. Толстый мешок с бумагами и увесистым кошельком развязался, и его содержимое высыпалось наружу. Останавливать испуганного секретаря никто не удосужился.

– Я знаю всех, кто скрывается за этими масками, – солгал епископ. – Знаю ваши семьи и грязные лачуги, в которых вы ютитесь.

Несколько головорезов угрожающе вышли вперед, заставив старого священника отступить к дереву у дороги.

– Только троньте меня, собаки, и я призову Господа обрушить гнев на ваши головы! Я служитель добра, а вы – дьявольское отродье! Вы…

Он запнулся. Накинутая на него сзади веревка перехватила его посредине туловища и рывком притянула к дереву.

– Это за то, что заставил арендаторов к северу от Кинсейла платить десятину, хотя у них в прошлом месяце во время бури погиб весь урожай.

Епископ в страхе смотрел на человека в маске, который произнес эти слова. Он слышал, что прошлой весной одного католического священника оставили привязанным к дереву. Бедолага два дня провел без еды и питья, пока его не обнаружили и не отпустили восвояси. Три недели назад примерно то же самое произошло с викарием близ Кайер-Касл. Но думать об этом ему не хотелось. Ни одного священника, слава Богу, не убили. Лишь обошлись с ними неуважительно и напугали до полусмерти.

Двое подошедших мужчин обвязали веревкой запястья епископа.

– Это за отказ крестить новорожденных в Ольстере только потому, что у родителей не было столько денег, сколько ты потребовал.

– Я здесь ни при чем! Я не отвечаю за то, что происходит… – Священник, охваченный страхом, осекся. От группы отделился еще один человек и, приблизившись к дереву, ловко набросил веревку священнику на голову. – Нет! Умоляю вас!

В памяти епископа тотчас всплыли картины встречи с магистратом,[3] сэром Робертом Масгрейвом, состоявшейся всего три дня назад. Тот обещал защитить священников от подобных нападений «Белых мстителей». В ответ епископ предложил поддержать землевладельцев в окрестностях Югола, выселявших своих арендаторов с земель, освобождаемых под пастбища. В конце ему была гарантирована личная безопасность. Гарантирована! И где этот проклятый магистрат теперь?

– Желаете в последний раз помолиться, ваше преосвященство? Не хотите попросить прощения у Господа за то, что очернили Его доброе имя? За свою постыдную алчность?

Священнослужитель перевел взгляд на веревку, свисавшую с его шеи. Клерикалы, пострадавшие от нападений раньше, являлись простыми священниками. А он епископ. Может, эти люди действительно хотят его убить, чтобы заявить о себе на всю страну.

Его губы зашептали слова молитвы. Он молил о прощении за те поступки, в которых его обвиняли.


Экипаж внезапно покатил медленнее. Николас высунул в окошко голову, пытаясь разглядеть, что делается на дороге. Он слышал, что на путников здесь порой нападают разбойники. Но этот был самый странный из всех, кого он когда-либо видел.

Впереди за развилкой, где одна из дорог резко уходила вправо, он заметил бегущего в их сторону священника. Тяжело пыхтя и отчаянно размахивая руками, он издавал жалобные нечленораздельные звуки.

Велев вознице остановиться, Николас выскочил из экипажа.

– «Белые мстители»… епископ… убивают… там… вот! – Человек, казалось, от страха совершенно спятил. Он схватил Николаса за руку. – Спасите меня, помогите епископу…

Отстранившись, баронет передал человека своему лакею, скакавшему позади на лошади хозяина. Велев жестом Фрэнсис, открывшей дверцу, чтобы выйти наружу, оставаться в карете, он устремил взгляд в том направлении, откуда прибежал священник. Простиравшийся к западу склон порос густым лесом, и ничего нельзя было рассмотреть.

– Сэр, для безопасности дам нам лучше продолжить движение, – заметил возница на облучке. – Местные называют их Шанавесты, что значит по-ирландски «Белые мстители». Беспокойная орава, скажу я вам.

Привалившийся к карете священник пытался отдышаться. Внезапно он выпрямился.

– Но… но вы не можете бросить его. Его попросту убьют.

– Возможно, – согласился возница. – Но эти ребята вооружены до зубов, сэр. Самые настоящие бунтари. Их вон сколько! Для дам небезопасно свернуть с дороги.

– Сколько их? – обратился Николас к священнослужителю.

– Пятеро на лошадях и еще дюжины две пеших. А может, и больше.

Николас перехватил у лакея поводья своей лошади.

– Можно и мне с тобой, Ник? – радостно воскликнула Фрэнсис.

Николас обернулся как раз в тот момент, когда мать с громким стуком захлопнула дверцу экипажа, пресекая попытку дочери выскользнуть наружу. Ник велел вознице следовать прямиком в Вудфилд-Хаус, а его лакей переместился на запятки кареты.

– Полезайте внутрь, – приказал баронет священнику.

Бормоча слова вечной благодарности, секретарь епископа распахнул дверцу и впрыгнул в карету с невероятным для своей комплекции проворством.

– Новый магистрат сэр Роберт Масгрейв объявил награду за головы этих ребят, – поведал возница Николасу доверительным тоном. – Говорят, он хочет повесить всех «Белых мстителей», которых поймает. А это неправильно, доложу я вам, когда большинство местных фермеров души не чают в этих мятежниках. Впрочем, не мне, простому вознице, об этом судить.

Прежде чем карета тронулась, леди Спенсер высунулась из окошка:

– Не стоит вмешиваться, Николас. Их слишком много.

– Не волнуйтесь, матушка. Я просто хочу на них взглянуть.

– Тогда почему бы не подождать, когда прибудет следующий фургон? Со слугами тебе в подмогу…

– Со мной ничего не случится. – Жестом он велел вознице ехать. – Пожалуйста, присмотри за моей сестрицей.

Дождавшись, когда карета скроется за поворотом дороги впереди, Николас вскочил в седло и, обнажив шпагу, пришпорил животное.


Острие лезвия ножа оставило тонкий белый след на багровой морщинистой коже горла человека.

Испуганный епископ перечислил все, что мог предложить, в обмен на свою жизнь, начиная от мешков с деньгами, доставленных в любое место, куда они пожелают, и кончая отказом от всех церковных поборов в епархии в течение всего года. За крещение, венчание, похороны. За все.

Они достигли своей цели, и главарь подал знак к отступлению. Священник остался стоять привязанным к дереву, зажмурившись и бормоча молитвы. Богатые одежды священника были замараны. Однако вреда ему не причинили, если не считать нескольких царапин на лице.

– В другой раз, когда задумаешь вступать в сделку с магистратом, вспомни, что с тобой произошло сегодня, – прошептал ему в ухо молодой исполин, убирая в ножны кинжал. – Мы всегда тебя отыщем.

На глазах главаря все тот же исполин, прежде чем уйти, ударил епископа кулаком в бок. Старик поморщился от боли.

Мешок с деньгами опустошили. Трофеи, забранные ранее из экипажа епископа, унесли. Отряд рассеялся так же неожиданно, как и появился. Остался только предводитель в маске, восседая на прекрасной лошади.

Привязав своего жеребца к суку березы у дороги, Николас наблюдал за происходящим из сосновой рощи. Спустя некоторое время священник поднял голову и взглянул на одинокую фигуру.