— Что могло случиться в Луни? Видно, им хочется сделать его жизнь столь же несносной, как и мою.

— Не преувеличивай. Между ним и родителями возникли разногласия. Как и твой дядя, они считают, что вам обоим еще слишком рано вступать в брак. Вивиан, перестань ходить туда-сюда, сделай любезность и посмотри на меня. Я сказала «слишком рано». Это не означает, что вопрос о браке не будет поднят еще раз. Дело просто в том, что в настоящее время ты должна четко понять — поспешный союз между Луни и Мирандолой неприемлем для обоих семейств. Я не могу сказать тебе, что именно об этом думают в Луни, — маркиза весьма предусмотрительно не затрагивает этот вопрос. В ее письме нет ни единого нелестного слова о тебе, что весьма удивительно, если…

— Я бы так не сказала! Это нетерпимо, что наши судьбы решаются между ужином и завтраком!

— Я говорю, что это удивительно, если иметь в виду письмо, которое ты столь бестактно позавчера отправила месье де Луни. — Вивиан снова села. — Боюсь, оно тебе навредило. Одно дело дружить с безупречным молодым человеком. И совсем другое — тайно посылать ему письмо, равнозначное предложению заключить брак. Выслушай меня! Если ты желаешь, чтобы его родители считали тебя зрелой женщиной, которая, став женой, будет предметом гордости их сына, пора браться за ум.

Вивиан пришла в ужас. Она не могла представить, чтобы Виктор по собственной воле показал ее записку своей матери. Его отец, должно быть, заподозрил что-то, поскольку записку вручили сыну при нем, и потребовал показать ее. Вивиан стало стыдно, что ее поймали на такой нескромности — теперь она казалась подростком, плетущим тайные заговоры. Спустя мгновение она спросила:

— Вы должны показать дяде послание маркизы? Или посвящать его в подробности?

Тетя несколько секунд держала ее в напряженном ожидании, затем сказала:

— Нет. На эту тему сказано уже достаточно. — Вивиан встала, чтобы уйти, но тетя опередила ее: — Я хочу, чтобы ты заверила меня в том, что завтра будешь вести себя, как подобает даме, и хотя бы сделаешь вид, будто гордо смирилась со случившимся. Я могу на это рассчитывать?

Уже стоя у двери, Вивиан обернулась и пробормотала:

— Да, мадам.

Стальной блеск в глазах тетушки исчез, и голос стал мягче:

— Разумеется, чувства — твое собственное дело. Я уважаю твою личную жизнь, но если тебе захочется поделиться со мной своими сокровенными мыслями, пожалуйста, не стесняйся.

— Мои чувства? Мне дали ясно понять, что они недостойны внимания. Извините, мадам.

Вивиан вышла.


Следующим утром все стали свидетелями появления трех лошадей. Граф де Мирандола выбрал их в конюшнях Дурдена во время отъезда из Парижа, и их доставляли на юг поэтапно, чтобы они прибыли в Мирандолу в самом лучшем виде.

Вивиан случайно оказалась в сбруйной, когда прибыли эти лошади, и увидела, что Жюль вышел во двор поприветствовать конюхов и взглянуть на свое приобретение. Вивиан стояла в дверях и наблюдала за мужчинами и лошадьми. Дядя тщательно осмотрел каждое животное: проводил руками по груди и ногам, затем вставал перед ним, заглядывал в глаза, положив обе руки на шею и нежно разговаривая. Она впервые увидела его нежную и искреннюю улыбку.

Жюль знал, что девушка рядом, но не взглянул в ее сторону. Напрасно было надеяться, что она когда-либо сможет сделать его таким же несчастным, как она сама, но если ее присутствие нарушит его покой, она испытает определенное удовольствие.

Наконец Вивиан подошла к дяде, и тот спросил:

— Мадемуазель, что вы думаете об этих животных?

— Они кажутся очень красивыми и сильными. Если глаза меня не обманывают, то их здесь три. Вы собираетесь скакать верхом не переставая всю жизнь?

Но его трудно было вывести из себя, и он спокойно ответил:

— Уверяю вас, они стоили огромных денег; я не собирался покупать третью лошадь, но никак не мог решиться, какой отдать предпочтение в качестве запасной — чалой или серой. В то время я не знал ваших вкусов, но мне пришло в голову, что вы сами захотите испытать серую. Если я правильно угадал, то она всегда в вашем распоряжении.

Вивиан этого не ожидала и спустя некоторое время сказала тоном, который придал ее ответу отрицательный оттенок:

— Спасибо.

Он снова никак не отреагировал, если не считать едва заметной улыбки, которой не было видно, когда он повернулся к конюхам, стоявшим вокруг, и велел им отвести лошадей в конюшню. Провожая их, он похлопал большого скакуна по крупу и исчез в доме, оставив Вивиан недовольной и им и собой.

В этот момент во двор ввели лошадь Виктора, и Вивиан устремилась к шато. Выйдя на дорожку, окаймленную тополями, она увидела своего друга. Он широко шагал ей навстречу, и она вдруг подумала, что он нашел, как избавить их от всех невзгод.

Но когда их руки соприкоснулись, он сказал:

— Мне не удалось уговорить родителей. Они неохотно разрешили мне попрощаться с тобой, однако я настоял на своем.

— Я никогда не прошу им этого. И своему опекуну тоже.

— Только не подумай, что мои родители настроены против тебя. Во всем виноват я. Они рассердились на меня за то, что я все взял в свои руки. Они во что бы то ни стало сами хотят выбрать мне невесту, но только тогда, когда посчитают нужным. Нам надо подождать, пока они не придут в себя. Больше нам ничего не остается.

Виктор взглянул на девушку с такой нежностью и тревогой, что ей стало его жаль.

— Я тоже виновата, мне не следовало посылать тебе это письмо. Когда ты будешь в Париже, мы будем вести себя осторожнее.

Он вздрогнул и выпустил ее руку.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Виктор, мне невыносимо оставаться здесь и в то же время потерять тебя! Я кое-что придумала: когда ты приедешь в Париж, тебе надо будет обязательно познакомиться с Биянкурами. Мадам де Биянкур и моя тетя — добрые приятельницы, а ее дочь Луиза — моя самая близкая подруга. Она тебе понравится. Наедине с ней я могу говорить о политике в Версале или войне в Америке сколько душе угодно. Еще в монастырской школе она никому не позволяла придираться ко мне за мои смелые идеи. Я знаю, она станет нашей союзницей. Мы переписываемся все время, и ей не составит никакого труда передавать тебе мои письма и получать твои. Они будут курсировать туда и обратно в пакетах, которые мы посылаем друг дружке, и никто ни о чем не догадается.

Он нахмурился и сухо поинтересовался:

— Тебе не кажется, что всем бросится в глаза, если я поеду к Биянкурам и навяжусь им в друзья?

— Боже мой, мы будем действовать тоньше! Я уже попросила тетю рекомендовать тебя месье и мадам де Биянкур и получить разрешение нанести им визит. Я особо подчеркнула, что в Париже у тебя очень мало знакомых и тебе будет одиноко. В душе тетя питает к нам нежные чувства и выполнит мою просьбу.

Виктор на мгновение задумался, затем его лицо немного просветлело. Дойдя до моста, он остановился, прислонился к перилам и взглянул на речку.

— Мне очень захочется получать от тебя письма и делиться с тобой парижскими новостями. Ничего страшного, если мы нарушим принятые правила. Если мои родители не хотят, чтобы я встречался с тобой, то они будут виноваты в том, что нам придется переписываться тайком. — Он взглянул на Вивиан. — Я смогу рассказывать тебе о планах Лафайета. Еще я хочу познакомиться с американскими комиссарами, так что ты станешь самой информированной женщиной в наиболее важных мировых вопросах.

Виктор казался таким довольным, что Вивиан на мгновение подумала, будто он отправляется в Париж с большей радостью, чем хочет признать. Но в его привязанности к ней не было сомнений. Об этом говорили его ярко блестевшие карие смеющиеся глаза.

Она заглянула в них, и ее лицо озарилось ответной улыбкой.

— До тех пор пока ты будешь писать, надежда не покинет меня.

Ободряя Вивиан, она взял ее за руки, она подалась к нему, и он пробормотал:

— Все это глупости, им не удастся разлучить нас. У них ничего не получится.

Его губы нежно прильнули к ее устам, и они обнялись. Поцелуй, хотя и жаркий, получился робким, но он потряс Вивиан, на мгновение будто яркий свет засиял в ее глазах, и она уже не видела ничего вокруг. Что-то вроде трепета и страха нахлынуло на нее, и ей почудилось, будто они оказались в царстве, откуда невозможно вернуться назад. Затем, вероятно, обеспокоенный тем, что их могут застать врасплох во время первого тайного поцелуя, Виктор отпустил ее, и они отстранились друг от друга. Спустя мгновение оба, робко улыбаясь, рука об руку вернулись в шато.

Секреты

Вскоре после того, как Виктор де Луни прибыл в Париж, Жюль получил письмо от маркиза де Лафайета с вежливой просьбой поделиться любой информацией об Америке, которая ему известна. Он тут же ответил, понимая, что теперь взял на себя обязательство поддерживать длительную переписку, если правда все то, что слышал об этом молодом человеке.

Он также ответил своему другу Бенджамину Франклину, который в конце июня прислал письмо из Филадельфии. Курьер, которому Франклин доверил письмо, добрался до Парижа только в конце августа, и ему понадобилось некоторое время, чтобы выяснить, куда отправился граф, и найти надежного посыльного, чтобы отвезти послание в Мирандолу.

В ответе Франклину Жюль писал:


«Мне хотелось бы выразить благодарность за Ваши любезные вопросы, предоставив необходимый Вам отчет о том, что происходит в Париже. Увы, я менее Вас уверен в том, что мое письмо окажется в Ваших руках предварительно непрочитанным. Поэтому пишу в общих чертах, оставляя подробности для личной встречи, ибо надеюсь, что наше правительство признает Вашу страну, а Вас назначат послом во Франции.

Сэр, Америке необходимо, чтобы Вы были здесь. Само упоминание о Вашей борьбе вызывает здесь нечто вроде лихорадки, которая воспаляет мужчин непредсказуемым об разом. Слыша о ней, люди с мягким характером начинают спорить, глупцы — много болтать, апатичная молодежь вдруг становится храброй и готова идти на риск. Часто они кажутся просто смешными. Вы так же хорошо, как и я, помните французских офицеров из Канады, Сахарных островов и других мест, которые просочились в Континентальную армию в ожидании вознаграждения лишь за то, что они с важным видом расхаживают среди Ваших солдат. С сожалением должен сказать, что Вы должны быть готовы увидеть их в еще большем количестве.