Он повалил ее на постель и стал быстро расстегивать маленькие пуговки на платье, покрывая поцелуями ее лицо и шею.

— Господи, я счастливейший человек на земле! — шептал он. — Неужели я стану отцом? Не верится! Просто не верится! — Он весело рассмеялся и звучно чмокнул ее в губы. — А ты, клянусь Богом, будешь самой лучшей мамой на свете! Кстати, когда я в последний раз говорил тебе, что люблю тебя?

— Пять минут назад, но это уже было так давно… — Вновь обретя уверенность в себе, Джорджина стала расстегивать на нем рубашку. — Не будем терять времени. Мама сказала, что скоро я стану толстой и некрасивой и ты сразу охладеешь ко мне.

— Никогда! Никогда этого не будет! — горячо зашептал Дэниел, вдыхая аромат ее кожи. — Ты всегда будешь самой желанной для меня. И особенно сейчас, когда ты носишь под сердцем моего ребенка! Боже, как я тебе благодарен!

— Благодарен?! — Она поймала его за волосы и чуть отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них блестели слезы, и у нее зашлось сердце от осознания силы того чувства, каким они в ту минуту были полны. — Господи, но за что? Я люблю тебя и сама хочу родить тебе ребенка!

— За это и благодарен, любимая, — пробормотал он. — А теперь хватит болтать, женщина, и перейдем к делу!

Она тихо охнула и задрожала, когда Дэниел, расстегнув на ней корсаж, проник губами к соску через тонкую ткань рубашки. Застонав, она помогла ему поскорее освободиться от рубашки. За три месяца совместной жизни она, казалось, давно должна была уже привыкнуть к его ласкам, но Дэниел каждый раз представал перед ней новым. Сегодня, например, его переполняла гордость от полученных известий, и вдобавок он был ослеплен желанием и потому требователен и ненасытен. И Джорджине это нравилось.

Одежда полетела на пол. Теплый сентябрьский ветерок ласкал обнаженную кожу, в незанавешенные распахнутые окна беспрепятственно вливалось яркое солнце. Джорджина вдруг поймала себя на мысли, что они еще ни разу не занимались любовью при дневном свете и, открыв глаза, залюбовалась широкой и мощной грудью Дэниела. Когда она встретилась с его серыми глазами, он улыбнулся, и рука его сначала опустилась ей на живот, а потом скользнула ниже, и Джорджина почувствовала, как в нее вошел его палец. Она вновь зажмурилась и всем телом жадно подалась ему навстречу.

Дэниел овладел ею мягко, как и положено нежному мужу и опытному любовнику. Он наполнил ее собой, и Джорджина воспарила к тем горизонтам, которые никогда в жизни не увидела бы без него. В ответ она дала ему то, что он просил, окружив его своей любовью, удовлетворяя все его желания. Джорджина отдалась мужу телом и душой и готовилась подарить ему ребенка.

Потом Джорджина лежала в объятиях Дэниела и лениво наблюдала за тем, как солнце медленно клонится к горизонту. По ее обнаженной коже бродили причудливые тени. Опустив взгляд, она пробежалась кончиком пальца по полоске волос, росшей у него на животе, до пупка.

— Какой ты красивый… — прошептала она. Дэниел фыркнул:

— Если красота — это главное для тебя в муже, то ты жестоко просчиталась. У меня есть по крайней мере два брата, которые переплюнули меня по этой части.

Джорджина шлепнула ладонью по его плоскому животу.

— Ничего ты не понимаешь. Они не идут ни в какое сравнение с тобой по смелости, уму и честности. Но ничего, ты еще сделаешь из них настоящих мужчин.

Дэниел как-то странно притих, гладя ее по распущенным волосам, а потом проговорил:

— Боюсь, уже поздно. Питер планирует уехать, как только мы с ним подпишем все необходимые бумаги на дом. Он больше не хочет иметь никакого отношения к «Маллони энтерпрайзис». Я не сумел его отговорить и чувствую себя виноватым.

Джорджина приподнялась на постели и сурово взглянула на мужа:

— Ты здесь ни при чем, Дэниел! Питер взрослый человек и вправе принимать самостоятельные решения. Остается лишь вопрос, хочешь ли ты взять в свои руки его дела?

Дэниел залюбовался ее обнаженной грудью. Нежные розовые соски отвердели. Заметив их, он вновь почувствовал желание, но напомнил себе о том, в каком она положении, и удержался. Его взгляд переместился на ее живот, и его вновь наполнила гордость. Наконец он нашел женщину, которая полюбила его настолько, что захотела иметь от него ребенка. От осознания этого по всему его телу забегали приятные мурашки.

— А что? Препираться с отцом мне не составит большого труда, пока он на постельном режиме. К тому же врачи говорят, что он теперь вряд ли когда поднимется с кресла-коляски. С «Маллони энтерпрайзис» теперь не будет столько проблем, как в прошлые времена, да и доход приличный. Если Питер все же уедет, мне будет недоставать его помощи, но я вполне смогу найти ее в другом месте. Пол и Джон горят желанием учиться делу.

Джорджина внимательно заглянула ему в глаза.

— А как же твоя газета? — наконец осмелилась она спросить.

Он улыбнулся, вдруг поднялся с постели и потянул ее за собой:

— Я хочу тебе кое-что еще показать. Помнишь, я говорил, что пришлось доводить тут кое-что до ума?

— Да…

— Вот сейчас все увидишь своими глазами.

Джорджина колебалась:

— Но, Дэниел, я не одета!

— Я тоже, — беззаботно ответил он и взглянул на нее так, что она покраснела с головы до пят.

С трудом поборов желание прикрыть чем-нибудь свою наготу, Джорджина упрямо вздернула подбородок и последовала за своим мужем из спальни. Оба были в чем мать родила и разгуливали по дому босиком, совсем как язычники. Но Джорджине эти новые ощущения были даже приятны.

Дэниел повел ее ко второй лестнице, они спустились на кухню и остановились на мгновение перед ступеньками, ведущими в подвал. Джорджина бросила на Дэниела неуверенный взгляд, но последовала за ним, когда он стал спускаться первым. Внизу было холодно, но она видела перед собой голую спину Дэниела, и от этого ей почему-то становилось теплее.

Он распахнул какую-то дверь, и Джорджина изумленно вскрикнула. Там, сверкая стальными боками, царственно высился тот самый типографский станок, который стоял на складе, где они жили раньше. Джорджина, зачарованно разглядывая его, провела рукой по металлическому кожуху и вопросительно уставилась на мужа.

Дэниел в ответ пожал плечами и, сложив руки на груди, проговорил:

— Теперь нам уже нет нужды зарабатывать им себе на пропитание. Нынче я уже не против семейства Мал-лони, а за него, так что главную нашу тему можно считать исчерпанной, но в городе и округе, к сожалению, есть еще много того, что следовало бы исправить. И я решил, что мне ничего не помешает издавать ежемесячник. Если, конечно, удастся найти парочку толковых репортеров…

Джорджина приложила палец к его губам и одарила невинной улыбкой:

— Вроде меня? Дэниел нахмурился:

— Только через мой труп! И думать забудь! Ты носишь моего ребенка!

— Но он и мой тоже. Ты слышал, что железнодорожная компания уволила почти всех своих бывших сотрудников и наняла иммигрантов — фактически неквалифицированную рабочую силу, — которые согласны получать вдвое меньше? Я видела фотографии, сделанные на месте той недавней аварии. Поезд съехал с рельсов по вине неопытного машиниста. А еще один знающий человек рассказал мне, что мост, который сразу за Джаспером, вот-вот рухнет, но компания отказывается выделять средства на его ремонт. Если ты найдешь репортера, который напишет материал, я отправлюсь туда и сама сделаю снимки. Уверена, что, когда наша газета выйдет в свет, эти фотографии захотят перепечатать в Цинциннати…

Дэниел видел, что Джорджина начинает увлекаться. Поэтому он приложил палец к ее губам точно так же, как она сделала это минуту назад. Подхватив ее на руки, он стал подниматься вместе с ней по лестнице.

— И думать забудь, мисс Ягодка. Никуда ты без меня не отправишься.

Джорджина укусила его за палец.

— Тогда тебе придется отправиться со мной. А теперь поставь меня на землю, Дэниел. Неужели тебе не тяжело?

Ему было не тяжело нести ее, а тяжело сдерживаться. Особенно учитывая, что ее розовые ягодицы прижимались к такому месту… А Джорджи еще нарочно подвигала бедрами.

— Сдавайся, Дэниел. Тебе со мной не тягаться. Он уложил ее прямо на пол на кухне и сел сверху, зажав коленями.

— Вот тут ты ошибаешься, мисс Ягодка. И предупреждаю, если ты попытаешься сбежать в Джаспер без меня, мне придется телеграфировать своему старому другу Пекосу, он приедет и привяжет тебя к воротному столбу.

— Не посмеешь! — воскликнула Джорджина, но тут же рассмеялась, когда он пощекотал ей шею.

— Я настоящий книжный герой, а герои всегда побеждают, — заметил он, склоняясь над ней.

Вскоре Джорджина вскрикнула от наслаждения, но в душе не сдалась. Солнце ярко заливало кухню, проникая через окно, и отбрасывало блики на ее лучезарную улыбку. Она отдалась мужу телом, но дух ее воспарил так же высоко, как и его.

Все, что может сделать герой, сделает и его жена.