На девяносто минут в день его загоняли в камеру для занятий, где он растягивался и делал выпады и приседания, используя по максимуму дополнительное пространство. На оставшиеся в сутках двадцать два с половиной часа Дамиана оставляли в гробовой тишине и темноте. Впервые с тех пор, как он признал себя виновным в предъявленных ему обвинениях, Дамиан был один. Изолятор, как предполагалось, должен был сломать его, но он был только рад одиночеству. Он и так зашел слишком далеко, избегая ответственности за мужчин, кровь которых все еще была на его руках: Альфредо Рубен Замора, Эль-Чарро, бесчисленные члены картелей Синалоа и Лос Зетас, погибшие во время взрыва на складе.

Но то, что он сделал со Скай, лежало самым тяжелым грузом на его душе. Он не мог перестать думать о том дне, когда видел ее в последний раз, и, несмотря на то, что это причиняло адскую боль, он воскрешал в памяти каждую деталь.

* * *

Когда Дамиан вошел в зал суда, первым человеком, которого он увидел, была Скай. Его глаза инстинктивно переместились на нее, потому что так и должно было быть. Когда она была рядом, она владела всем его вниманием.

Она выглядела по-другому, не как та девушка в башне из слоновой кости и не как девушка в его постели на острове. Она не выглядела как Скай Уоррена или как Скай Дамиана, или Скай Разорванная пополам.

Эта Скай принадлежала себе. Так или иначе, случай на острове изменил ее. Дамиан чувствовал отрешенность, будто она закрылась не только от него, но и от всего, что ее окружало. Она находилась в помещении, но в своем собственном мирке, вдыхая свой собственный воздух.

Пуля задела ее плечо, и, несмотря на то, что она не нанесла серьезных повреждений, ее раненая рука была все еще в повязке. Дамиан не мог смотреть на нее без мысли о ее крови, которая просачивалась сквозь его пальцы в момент, когда он подхватил ее. Эту кровь пролил он.

Парни Уоррена схватили его. Они перенесли Скай и Виктора, который отключился от потери крови, к вертолету. Уоррен улетел с ними в больницу. Дамиана схватили, надев на него наручники, и увезли под конвоем к отделению полиции. Рафаэль держал его в курсе состояния Скай и ее реабилитации, но он не видел ее с момента ареста.

Она снова была блондинкой. Ее гладкие, длиной до подбородка волосы были заправлены за ухо с одной стороны. Это подчеркивало ее полные, розовые губы и заставляло Дамиана желать повторения всех тех вещей, право на которые он потерял, когда нажал на курок.

Скай сидела между отцом и Ником Тернером, парнем, с которым она ужинала в ночь, когда Дамиан похитил ее. Дамиан ненавидел его за то, что тот сидел настолько близко с ней, что их плечи соприкасались. Он ненавидел его еще больше еще из-за одной вещи — обвинения предъявлял самолично Ник, потому что он был адвокатом Скай.

Несмотря на то, что у Дамиана было двойное гражданство — мексиканское и американское, он был под следствием в Сан-Диего, поскольку похитил Скай на территории США. Но дело не должно было дойти до суда. Дамиан признал себя виновным. Он искалечил Виктора, похитил Скай, удерживал ее в заложницах, отрезал ей палец и, наконец, стрелял в нее. Адвокату Дамиана и Нику удалось заключить сделку о признании вины, но лично Ник настаивал на суровом наказании.

Ник презирал Дамиана за то, что тот забрал девушку, которую он обожал, и за вещи, которые, по его мнению, Дамиан с ней сотворил. Скай отказалась встречаться с Ником за пределами суда, Ник был уверен, что это из-за перенесенной травмы и что со временем она даст ему еще один шанс. Он не поверил ей, когда она сказала, что влюблена в Дамиана. И что с того, что Дамиан был этим Эстебаном, мальчиком, которого она когда-то давно знала? Скай была не в своем уме, и это было его и Уоррена дело — посадить Дамиана за решетку навечно. Они изменили формулировку дела о похищении на дело о похищении с отягчающими обстоятельствами, исходя из того, что Дамиан нанес Скай телесные повреждения. Они хотели еще прибавить изнасилование при отягчающих обстоятельствах, но Скай настояла на том, что секс был согласован, и не позволила им превратить процесс в фарс.

Разумеется, Дамиан ничего этого не знал, наблюдая за Скай, сидящей между двумя мужчинами. Он видел их как единое целое, трио, действующее сообща. «Вне зависимости от твоего выбора, Дамиан, знай, я всегда, всегда буду любить тебя», — сказала она ему.

Он хотел верить в это. Он хотел верить ее словам так сильно, но как он мог, зная, что она скрыла то, что могло бы смягчить его наказание? То, что он позволил ей уйти. Он освободил ее, высадил ее на материк, а она решила вернуться к нему. Это знали только они двое. Да, он сделал неправильный выбор. Он поддался тьме, когда следовало бы поддержать ее, но ему нужно знать что она все еще переживает за него. Он охотно бы провел остаток своих дней за решеткой за все то, что совершил, но он нуждался в том единственном мимолетном мгновении света, чтобы продолжать двигаться, зная, что для нее это было по-настоящему.

Когда Дамиан стоял перед судьей, готовый принять наказание, его взгляд упал на Скай. Один взгляд, одна вспышка тех преследующих серых глаз, и он был бы оправдан. Скажи что-нибудь — я перестаю верить в нас. (Примеч. это слова из песни Кристины Агилеры «Say something»).

Но она держала свою голову опущенной. Она не посмотрела на него ни разу за время слушания, и она не смотрела на него сейчас. Скай знала, что если она это сделает, если поднимет глаза от колен, она ничего не сможет скрыть от него, и она сдерживала это слишком долго, чтобы позволить всему разрушиться. Чем раньше это дело закончится, тем лучше для всех них. Она рассказала своему отцу и Нику, что Дамиан позволил ей уйти, что именно она была той, кто вернулся, но они были уверенны, что она подверглась своего рода психологическому расстройству. Они были готовы вызвать психиатра, чтобы перевернуть любые ее слова о Дамиане, чтобы подтвердить, что она страдает Стокгольмским синдромом и посттравматическим расстройством.

— Я не могу понять, почему ты защищаешь его, Скай, — ее отец мерил шагами палату в больнице, где она восстанавливалась после огнестрельного ранения. — Посмотри, что он сделал с тобой. Он стрелял в тебя, Скай. Он собирался выстрелить в меня, но в итоге выстрелил в тебя. Разве это тот парень, которому ты хочешь помочь избежать уголовного наказания? Тот, кого так ослепила жажда мести, что он ничего не видит перед собой?

— Ты тоже был слеп, пап, так слеп, что даже не заметил, что ты сделал МаМаЛ…

— Ты хочешь знать, что я сделал МаМаЛу? — глаза Уоррена вспыхнули негодованием. — Я спас МаМаЛу. Верно. Я спас ее. Эль-Чарро и его люди могли убить ее. Тюрьма была ее спасением. С глаз долой — из сердца вон. Я заплатил Виктору целое состояние, чтобы быть уверенным, что за Эстебаном присмотрят и что МаМаЛу получит все необходимое ей в Вальдеморо. Я не знаю, доставляли ли ей что-то за эти деньги. Я подозревал, что Виктор использовал эти деньги, открыв свой охранный бизнес, но теперь это не имеет значения. Как только мы обустроились в нашем новом доме, я собирался послать за МаМаЛу и Эстебаном, сделать им новые паспорта и опекать их. Я был в долгу перед ней. Новая жизнь — начать с чистого листа. Но мой план не сработал. Она умерла, прежде чем я высвободил их. Я отправился на поиски Эстебана, но его дядя умер, а мальчик исчез. Не было никаких его следов. Никто не знал, куда он подевался или что произошло с ним. Я закрыл эту главу нашей жизни с тяжелым сердцем, Скай. Я сжег письма, что ты писала. Это разбивало мне сердце, но я хотел защитить тебя. Ты была еще так молода, я был уверен, что ты забудешь. Я подумал, что будет легче, если ты примешь тот факт, что они просто стали жить далеко от нас. — Уоррен вздохнул и опустился в кресло. — Если и есть то, о чем я сожалею, не учитывая невозможности отъезда из Мексики, когда твоя мама была жива, то это — МаМаЛу. И если Дамиан хочет поквитаться со мной за это — прекрасно. Но я не позволю, чтобы ему сошло это с рук, — он махнул рукой в сторону кровати Скай и окружающих ее приборов.

Скай закрыла глаза. Так много недоразумений, так много времени потрачено впустую, и каждый мужчина упрямо настаивал на своем.

— Дамиан должен узнать что произошло, пап, каковы были твои намерения.

— Он ни разу не дал мне шанса объясниться, не так ли? Он просто сделал свои предположения. Судья, присяжные и самосуд. Он похитил тебя, причинил тебе боль, и он изувечил человека. Виктор никогда не сможет пошевелить той рукой. Врачи пришили ее, но нервы отрезаны. Это необратимо.

— Это была самозащита! — отрезала Скай. Она была сыта по горло этим нескончаемым перетягиванием каната. — Виктор действовал, основываясь на договоренности с тобой. Он знал, во что ввязывался. Опасность идет рука об руку с его работой. Дамиан не был вооружен. Он был ранен. Именно Виктор был тем, кто наставил на него пистолет.

— Почему? — ее отец выглядел опустошенным. — Почему ты сражаешься со мной на каждом шагу? Позволь мне разрешить эту проблему, Скай. Однажды ты оглянешься на прошлое и увидишь истину. Ты сейчас не в себе. Ты не знаешь…

— Хватит! — Скай прервала своего отца. — Достаточно.

Это было то время, когда прежняя Скай отключилась, а новая Скай заняла ее место.

— С меня хватит, — сказала она. — Я закончила с тобой. И я закончила с Дамианом. Я не позволю ни одному из вас использовать меня, чтобы подобраться друг к другу.

Ник уговаривал ее отклонить признание вины, которое предложил адвокат Дамиана, но Скай знала, что если доказательства предоставят суду, Дамиан превратится в монстра и ее свидетельские показания не примут в расчет.