Я хотела дотянуться до руки Дамиана, сжать его пальцы. Я хотела заверить его, что он был хорошим сыном, и сказать ему, как сильно его любила МаМаЛу, но было слишком трудно проглотить комок, образовавшийся в горле.

Мы слушали стук дождя, пока грязь высыхала на наших ногах.

— Что это за место? — спросила я, оглядываясь вокруг. Хижина была хлипкая, но было видно, что ее использовали. Фонарь висел на одном из столбов, внутри стояла импровизированная скамейка с инструментами и заржавелыми болтами и гвоздями, лежащими на ней.

— Это вроде мастерской теперь. Я соорудил ее, когда мы с Рафаэлем впервые приехали сюда. Тогда это была просто заросшая травой хижина, но мы обшили ее древесиной и залатали. Со временем я построил дом и перестал сюда приходить.

— Ты построил его сам?

— Понемногу. Перевозка материалов в это место была сложной. Это заняло несколько лет, но мне нравится приезжать сюда, работать — и быть в одиночестве.

— Ты как МакГайвер.

— Мак кто?

— МакГайвер. Это любимое шоу моего отца, о сапере, который чинит практически все, что угодно, с помощью канцелярской скрепки и швейцарского армейского ножа. Бьюсь об заклад, он мог бы показать тебе, как вставить стекла в окна.

— Что заставляет тебя думать, что я не установил их намеренно?

— Ты ведь никогда не любил стекла в окнах, — проговорила я, думая о временах, когда мне приходилось открывать свое окно, чтобы он мог проскользнуть в него. Я знала, что он вспомнил о том же. Дамиан не передвинулся, когда я дотронулась до тыльной стороны его пальцев своими. Это было так интимно — возможность держаться с ним за руки.

— Помнишь желтые цветы, которые падали с деревьев? — спросила я.

— Да.

Я улыбнулась, когда дождь, скопившийся на крыше, стал просачиваться сквозь листья, капая на наши лица с громкими «кап». Мы остались на месте, не желая шевелиться, притворившись, будто капли дождя — это влажные солнечные цветы.

— Дамиан, — сказала я, удерживая глаза закрытыми, — я знаю, что должна вернуться назад в тот иной мир, мир, из которого ты меня похитил. И я понятия не имею, что произойдет между «сейчас» и «тогда», но прямо здесь, пока идет дождь, в этой хижине, на этом острове, в этот момент я хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Дамиан не ответил, но пальцы убрал. И все-таки, это было хорошо. И если точно, это было больше чем хорошо, потому что Дамиан Кабальеро боролся кое с чем, чего он боялся до чертиков. Со мной.

Глава 23

― Готова? ― спросил Дамиан.

― Ты уверен, что это безопасно? ― я сложила вдвое листок со списком продуктов, в которых мы нуждались, и поправила солнечные очки.

― Это туристический город, оживленные улицы, масса народу. У меня борода. У тебя другой цвет волос. Мы совершенно отличаемся от наших фотографий. Никто не узнает, ― Дамиан натянул свою бейсболку. Сан-Диего.

Сексуальный Дамиан.

План Рафаэля работал. Из-за выброшенной в Каборасе телефонной сим-карты Дамиана поиски пошли по ложному следу. Им не потребуется много времени, чтобы понять, что след потерялся, но в данный момент мы были в безопасности.

― Не забудь это, ―Дамиан передал мне ожерелье из ракушек, которое он сделал для меня. ― Ничто не выдает туриста лучше, чем здешние изделия ручной работы.

Я надела его и посмотрела на свое отражение. Я была одета в черную майку и брюки, в которых была, когда Дамиан похитил меня. Они выглядели потрепанными: солнцем, жарой, водой.

Я не представляла себе, что когда-нибудь мне придется садиться в этих брючках на поросший мхом ствол дерева, не думала, что надела бы их для прогулки в джунгли за червями. Разумеется, я только держала ведро, когда Дамиан откапывал червей. Одно дело ― испачкать подол, но я вовсе не собиралась брать этих извивающихся тварей в руки.

Дамиан скинул маскировочное покрытие из пальмовых листьев, которое он привязал к лодке. Было странно вернуться в место, из которого раньше я так страстно желала сбежать. Чувство свободы, которое я ощущала сейчас, раньше я себе и представить не могла.

Быть оторванной от моего блистательного мира «напоказ» было ужасно тяжело, но я не знала, смогу ли я когда-нибудь снова стать тем человеком. Я больше не была пластмассовым манекеном, красивым и идеальным, я была переделана внутри и снаружи. Мои волосы выглядели ужасно, мои ногти выглядели ужасно, мое сердце выглядело ужасно. Но моя кожа жила и ее целовало солнце, и мое лицо сияло от океанского бриза и соленых брызг.

Я наблюдала, как Дамиан управлял судном и старался не глазеть на меня. Ветер заставил его рубашку прильнуть к телу, обрисовывая его плечи и безупречный пресс. Он не брился с тех пор, как мы были на острове, но его борода не была чересчур густой. Это делало его облик беззаботным, богемным и супермужественным, как будто он сошел со страниц морского журнала. Его лицо зажило. Все швы все еще были на месте, их уж скоро можно будет снять, и они спрячутся за линией волос и под его кепкой. У него острый нос, бронзовая кожа, плотно обтягивающая его скулы, черные ресницы обрамляли его глубокие темные глаза. Проклятье. У него был прекрасный, горделивый профиль.

Было начало второй половины дня, когда мы бросили якорь в оживленном порту. Круизные суда и яхты усеивали сверкающую гавань. За пляжами находились обширные курорты, магазины и рестораны. Мы просачивались сквозь потоки розовых такси, мимо сувенирных лавок, переполненных загорелыми телами туристов, суши баров и назойливых продавцов. Извилистые переулки открывали главную площадь, магазины и банки смотрели на толпы проходящих мимо людей из-под глубокой, арочной крытой галереи.

Я последовала за Дамианом, огибая вместе с ним высокие здания, игнорируя супермаркеты и сети магазинов, на другой стороне рыночной площади. Там, в стороне от зданий, на другом конце улицы, был открытый рынок. Яркие киоски, заполненные практически всем, что только можно вообразить: рядами арбузов, ананасов и апельсинов, халапеньо размером с маленькие огурцы, специями, сложенными в высокие ароматные пирамиды, пиратскими DVD и CD, поддельными пилюлями-энергетиками Gap и Hollister, повязками с торчащими из них огромными пенисами и веслами из кактусов, как минимум два метра высотой, сложенными в стопки.

Дамиан был прав. Это головокружительная какофония достопримечательностей, звуков и запахов была идеальным местом, чтобы смешаться с толпой. Мы купили яйца и белую фасоль, а еще томаты размером с кочан цветной капусты. Я присосалась к покрытым чили и сахаром шарикам тамаринда, которые заставили мой рот гудеть, а глаза слезиться. (Примеч. Тамаринд ― индийский финик, плодовое растение из семейства бобовых). Мы проходили мимо рядов с разложенными на льду морепродуктами. Там были окунь, осьминог и злые на вид акулы, которых называли cazón. (Примеч. Cazón Papas Locas это маленькие акулки, узкие и быстрые). Дамиан купил несколько моллюсков с мягкими, коричневыми раковинами.

― Шоколадные моллюски, ― сказал он. ― На случай, если ты захочешь настоящее севиче.

Я скорчила гримасу и отмахнулась от еще одного продавца, задумавшись, почему никто не подсовывает кусок сыра и авокадо под нос Дамиану.

― Ты самый ужасный компаньон для похода за покупками, ― сказала я, когда он шлепнул меня по руке, которую я протянула к прилавку с сумками ручной работы и обувью. Я задержалась на несколько секунд, чтобы полюбоваться замысловатыми узорами на коже ручной выделки, прежде чем бросилась вслед за Дамианом.

— Я голодна, ― сказала я.

Мы стояли возле киосков с тако. Я чувствовала запах свежих лепешек и древесного дыма, обжаренных овощей и мяса на гриле.

― Мы почти закончили.

― Но я хочу есть сейчас.

― Ты самый ужасный компаньон для похода за покупками, ― промолвил он.

Я доплелась за ним еще к паре киосков, прежде чем устроила акцию протеста.

― Для шопоголика со стажем у тебя полностью отсутствует концентрация и дисциплина, ― он оттащил меня к обочине. ― Хотя, с другой стороны, ты привыкла к кондиционированным торговым комплексам и перерывам на чай с пузырьками.

― Я ненавижу чай с пузырьками, ― сказала я, следуя за ним вниз по узкой мощеной дорожке к уличным ларькам.

― Как насчет Papas Locas? Безумной картошки? ― спросил он. (Примеч. Безумная картошка ― блюдо из картофеля, нарезанного палочками или кружками, обжаренными в масле, фаршированного различными сортами мяса и политыми одновременно кетчупом, майонезом и горчицей).

Продавец обжаривал в фольге крупный картофель, смешанный с маслом и молодым сыром и подавал его с бесчисленной разновидностью начинок, запеченная говядина, свинина, бекон, бобы, лук, чеснок, кориандр, сальса и соус гуакамоле.

― Вкусно? ― спросил Дамиан, когда я вгрызлась в нафаршированную картофелину.

― Рай, ― ответила я.

― Хочешь немного этого? ― он протянул свое буррито со стейком средней прожарки с тмином, чесноком и соком лайма.

― Нет спасибо, ― выглядело оно аппетитно, но я не собиралась признаваться, что хотела его буррито.

Я по-прежнему улыбалась сама своей глупости, когда шумный свадебный кортеж пошел по аллее ― веселые жених и невеста, в сопровождении группы хохочущих детей, за которыми следовал целый ансамбль марьячи, а следом ― родственники и друзья. (Примеч. Марьячи (испан. mariachi) ― мексиканский традиционный народный инструментальный ансамбль. Основной состав инструментов ― скрипки, гитары, хараниты, гитарроны; позднее под влиянием городских оркестров стали включаться трубы и тромбон). Дамиан и я прижались к противоположным сторонам дорожки, чтобы пропустить их. Звуки фанфар ревели нам в уши, немного фальшиво, атакуя нас тяжелым взрывом вибрато. Моя картошка затряслась в отчаянии, и несколько кружочков зеленого лука соскользнули вниз. Наши с Дамианом взгляды встретились. Внезапно мы снова стали детьми, и засмеялись, когда мужчины с объемными сомбреро и звонкими скрипками двинулись цепочкой между нами.