— Это было домом некоторое время, — ответил он.

— Ты имеешь в виду, когда ты и Рафаэль скрывались после случившегося с Эль-Чарро?

— Как ты узнала об Эль-Чарро?

— Рафаэль рассказал мне.

Кажется, это его не обеспокоило. Он был тем, кем он был, не скрывая своего прошлого или поступков, которые совершил.

— Кто-нибудь знает, что ты здесь? То есть, чья это собственность? — спросила я.

— Теперь моя, — сказал он. — В общем-то, она бесполезна. Слишком маленькая для туризма, слишком большой пляж для сельского хозяйства, слишком удаленно для рыбаков.

— Но ты не живешь здесь?

— Нет. Я иду туда, куда ведет меня работа.

— Итак… — я возилась с каймой на моем топе. — Мы здесь в безопасности?

Дамиан остановил меня.

— Нет «нас», Скай. Мы выросли. Мы стали разными людьми. Мы живем в разных мирах. Как только станет безопасно, я вывезу тебя на материк.

— Ты просто собираешься высадить меня? — я уставилась на него недоверчиво. — Что насчет МаМаЛу? Ты говорил, что отведешь меня туда. Мне нужно увидеть ее, Дамиан. Мне нужно увидеть ее могилу. У меня никогда не было возможности сказать «прощай».

— Не у тебя одной, — выплюнул он. — Я взял тебя в плен, чтобы ты могла увидеть, чтобы ты поняла, почему я делал то, что сделал. Но теперь ты знаешь правду.

— Вот оно что? Ты выгружаешь меня где-то, где они смогут найти меня, как будто я просто хлам? И что я, предполагается, должна сделать? Забыть обо всем, что случилось? Забыть, что ты похитил меня, перевернув мою жизнь верх дном, и затем отпустил меня? Вот так запросто? Ну, знаешь, что? Я и в самом деле забыла. Я забыла о тебе, пока ты не вернулся обратно в мою жизнь. Ты эгоистичный чертов ублюдок, Дамиан. Ловишь меня, когда тебе удобно, выбрасываешь меня, когда тебе удобно. Я не какая-то безмозглая, бесчувственная игрушка, которую ты можешь переставлять туда-сюда в игре, в которую играешь с моим отцом. Я живая, я здесь, и я беспокоюсь за тебя.

Вот она, вспышка эмоции на лице Дамиана, сорвавшееся дыхание, как будто от удара в живот. И так же быстро она исчезла.

— Не беспокойся обо мне, — промолвил он. — Я эгоистичный чертов ублюдок. Я убивал людей, спланировал, подготовил и организовал все это и ни капельки не чувствовал угрызений совести. И я планировал, готовил и организовывал твое убийство. Поэтому не беспокойся за меня, потому что я только разочарую тебя.

— Бред собачий! Ты просто боишься подпустить меня, ты боишься подпустить любого.

Мы сердито смотрели друг на друга, ни один из нас не желал отступать.

Потом Дамиан повернулся и скрылся за деревьями.

Прекрасно.

Я в бешенстве помчалась на пляж.

Я выскользнула из своей юбки, сбросила топ на песок и шагнула в воду. Она была теплой и настолько прозрачной, что солнечные лучи танцевали на моих ногах. Я легла на спину и отдалась океану.

«Возьми это. Забери это прочь, — думала я. — Я не знаю, что делать со всем этим».

Я плыла как щепка, покачиваясь на волнах. Мой палец все еще покалывал, но это было терпимо. Я открыла глаза, когда чайка пронеслась над головой, закрыв на мгновение солнце. Я повернулась к берегу, проследив ее путь, и заметила Дамиана, наблюдавшего за мной с террасы. На мне было нижнее белье, но оно прилипло к моему телу как вторая кожа. Он уже видел меня голой, но это было другое. Он не смотрел на меня тогда так, как смотрел сейчас, почти что с желанием. Это заставило меня ощутить себя священным Граалем, который он искал. Я была оазисом — а он был парой обожженных песками пустыни ног. Он отвел взгляд и снова принялся строгать, или чем он там занимался.

Я вышла из воды и подняла свою одежду. Дамиан продолжал избегать моего взгляда. Когда я вышла из душа, вымыв свои черно-белые волосы, он ожидал меня в спальной комнате.

— Позволь осмотреть твой палец, — он снял влажный, грязный бинт и внимательно осмотрел рану. Все зажило, хотя кожа была еще очень нежной. — Так будет лучше, — он сделал для меня деревянный фиксатор, оббитый ватой со всех сторон, но не настолько объемистый, чтобы мешать.

Я уселась на кровати и позволила ему надеть его.

— Как ощущения? — спросил он, закрепив его лейкопластырем.

— Хорошо, — честное слово, действительно хорошо. Посмотри на меня так еще раз. С нежностью в глазах. — Что насчет тебя? — я провела пальцами по швам на его виске. Одна, две, три, четыре. Четыре крестообразные стяжки.

— Я в порядке, — сказал он, но позволил моим пальцам оставаться на его коже.

Он стоял на коленях на полу. Все еще держал меня за руку, хотя фиксатор был уже прикреплен. Наши глаза были на одном уровне, спрятаться было негде.

Каждый раз, когда МаМаЛу пела о горах Сьерра-Морена, я думала о глазах Дамиана. Я не знала, как выглядели те горы, но я всегда представляла их темными, с черными деревьями и угольными пещерами. Конечно, я тогда понятия не имела, что мои собственный чувства станут гангстерами, подстерегающими жертву, и набросятся на меня из засады со всех сторон.

Дамиан украдкой бросал на меня взгляды, а когда его взгляд упал на мои губы, я почувствовала, что теряю и дыхание и мысли. Я гадала, чувствовал ли он то самое неизбежное притяжение, колотилось ли его сердце так же быстро как мое, когда прошлое и настоящие дрались, будто одичавшие подростки, на задворках его сознания.

Капли воды капали с волос в ложбинку между моими грудями. Ничто не отделяло меня от Дамиана, кроме моего полотенца. Мои чувства были открыты: мои губы, моя кожа, мои глаза — все открыто и обнажено. И наконец, это было моим уничтожением, его уничтожением. Дамиан мог забрать мой палец, но не мое сердце.

Затем он отпустил мою руку и покинул комнату.

Глава 22

Я позабыла, какие на вкус округлые, сочные манго, которые теперь ела, сорвав прямо с дерева. Манго на острове были небольшими, но удивительно сладкими. Я могла вместить три штуки в своей ладони, и когда я обдирала мягкую, толстую кожицу, сок стекал по моим рукам и превращался в липкую массу. Стоило следить за муравьями, пока я ела ― они так и норовили заползти на ноги. Эти паразиты любили сок манго и заползали куда угодно. Такова была цена, которую я готова была платить за наслаждение сидеть в тени мангового дерева и вонзаться зубами в нежную оранжевую мякоть. Лучше всего было, когда я могла засунуть целое манго в рот и высосать из него все, пока не оставалась сухая бородатая косточка. Спелые, крупные фрукты падали с дерева сами, поэтому несколько всегда валялось на земле, но они были помяты или подточены насекомыми и мелкими животными. Дамиан забрался на дерево и тряс ветку, пока я стояла внизу, пытаясь поймать их в плетеную корзину.

— Ой, — повторила я в пятый раз, когда фрукт отскочил от моей головы. — Погоди! На счет пять, хорошо?

Мы вместе собирали манго. Это была одна из тех мелочей, которые вернулись так неожиданно, что Дамиан даже не заметил. И это превосходно работало.

Я все еще упивалась нашим небольшим перемирием, когда небеса разверзлись. Это не был приятный, легкий дождик, это было как одна большая волна с шапкой пены на вершине. Тропический душ сбросил еще больше манго на мою голову. Я перевернула корзину вверх дном, прикрывая себя. Все манго, что мы собирали, градом посыпались на мою голову. Я побежала к укрытию, но земля быстро превращалась в жижу, и я скользила на шаг назад, когда ступала вперед. Дамиан спрыгнул с дерева, и в несколько шагов оказался передо мной, в том же самом положении, что и я, с той лишь разницей, что он был тяжелее, так что с каждым шагом погружался глубже. Мы были похожи на двух промокших зомби с негнущимися и неловкими руками и ногами, совершающих побег из склепа.

Дамиан обернулся, когда я начала смеяться. Он окинул меня взглядом: перевернутая корзина на голове, по щиколотку в жиже и липкой грязи, и начал смеяться также.

— Сюда, — он схватил меня за руку и потянул в маленькую лесную хижину в джунглях.

Тростниковая крыша защитила нас от налетевшего вихря. Я упала на землю, промокшая до нитки, попыталась восстановить дыхание, но потерпела фиаско, поскольку не могла прекратить смеяться над Дамианом с испачканными в грязи ногами.

— Приятель, если для тебя так важно увлажнение ног, запишись на педикюр. Ужас, — сказала я, погрустнев, когда увидела, что он больше не смеется.

— Что? — спросила я. Он смотрел на меня так проницательно, что я начала ерзать.

— У тебя все тот же смех, — сказал он.

Я замерла и опустила глаза на корзину на моих коленях. Я не хотела, чтобы он понял, что эти почти незаметные спонтанные дружеские порывы вызывают во мне желание заключить его в объятья и сломать все стены, которые мы возвели, чтобы спрятаться друг от друга.

— Тот же смех, за исключением щели между передними зубами, — продолжил он, растянувшись возле меня.

— Я все та же девочка, Дамиан, — я опустила голову, и мы легли на пол, мечтая о наивном детстве, цельных сердцах, свежей чистоте и настоящей жизни. О грязных лужах и лицах, испачканных шоколадом, ободранных коленках, прыжках через скакалку. О том, как я пряталась за юбкой МаМаЛу после того, как разрисовала его лицо ярко-розовой краской, пока он спал под деревом.

— День посещения могилы МаМаЛу — один и тот же каждый год? — спросила я.

Он кивнул, глядя на сухие пальмовые ветви, разложенные на крыше.

— Обычно я ждал у стен тюрьмы. Как-то раз я услышал, как она пела. Это был последний раз, когда она пела для меня. Звук доносился настолько отчетливо, что я мог слышать его среди всего того шума и хаоса вокруг, будто бы МаМаЛу оказалась рядом со мной, напевая мне в ухо. Я думаю, это был ее способ сказать «прощай». С тех пор я каждый год прихожу туда в этот день.