Они отошли от двери. Что-то стукнуло. Заскреблось на полу. Я закрыла глаза, надеясь заглушить эти гортанные звуки, доносящиеся из-за двери. Мы делаем глупую вещь — закрываем глаза — пытаясь скрыться от шума, который не хотим слышать. Но становится только хуже. Теперь я могла представить их в комнате: она, согнувшись, стоит у стула, пока он имеет ее, словно животное, потому что секс с Дамианом звучал так — дикий, первобытный, свирепый.

Это продолжалось целую вечность. Человек превратился в зверя. Кончая, он издал серию коротких резких звуков. Я стиснула зубы, понимая, что прошла через все это, будто была там с ним.

Женщина сказала что-то, но это было слишком тихо для меня, чтобы различить. Мне показалось, что я услышала смех Дамиана, но не могла представить его, когда он смеется ― не могла — поэтому мне пришлось фантазировать. Они тихо говорили некоторое время. Потом я услышала их шаги на палубе.

Дамиан платил мужчинам, или женщине, или всем им. Топливо, вода и хороший трах для владельца. Мы все что-то получили. А я не воспользовалась шансом на побег. Я услышала звук мотора, когда мужчины отплывали.

Дамиан зашел в комнату, когда они ушли. Он все еще был в бейсболке. Я сомневалась, позволил ли он женщине увидеть его лицо, если он вообще раздевался. Наверное, просто приспустил штаны и взял ее у двери.

Он посмотрел на меня, я лежала на кровати, мои ноги были расставлены, и ничего кроме шортиков и лифчика.

— Ужин, — сказал он, когда убрал повязку с моего рта.

— Я не голодна.

Он развязал мои запястья и ноги.

— Кажется, ты становишься забывчивой, — сказал он тихо, нарочно внимательно осматривая мой палец.

Ему не нужно было ничего говорить. Я ненавидела его и себя за то, что позволила ему сломать меня. Я последовала за ним к выходу, потирая затекшие запястья. Он развернул засаленный бумажный пакетик, вытащил оттуда пару хот-догов и положил на тарелку. Я должна была отдать душу за них, потому что ела только рис и рыбу на протяжении всех дней, но все, что я смогла уловить — это Запах Шлюхи. Сушилка для посуды была на полу, казалось, будто ее просто скинули с кухонной тумбы.

— Ешь.

Дамиан проглотил свою долю и взялся разбирать покупки, которые принес.

Когда холодильник был забит, он взял консервный нож и открыл банку сгущенного молока. Я наблюдала, как он выливает его в чистую баночку с крышкой. Я предположила, что это хранится лучше, чем свежее молоко. Он повернулся к кофеварке и начал отмерять кофе.

Мой взгляд метнулся к рваной, металлической части банки, которую он открыл. Она лежала в мусоре, возле моих ног. Я протянула руку и взяла ее. Дамиан все еще стоял спиной ко мне.

Я коснулась кусочка жести и почувствовала резкие, колючие края. Это мне необходимо, чтобы погрузиться в его уязвимое место.

На счет пять, Скай. На счет пять.

Я глубоко вдохнула и начал считать.

5, 4, 3,2,1…

Я поймала его, когда он повернулся. Это был идеальный порез, но потом он перехватил мое запястье, и я не смогла вонзиться глубже. Его глаза расширились от острой боли, прежде чем жесткий хрясь его удара не настиг меня. Он бросил меня через всю кухню, у меня на щеке остался отпечаток его ладони.

Он вырвал кусок металла из своей шеи и прижал руку к ране. Я хотела, чтобы его кровь пролилась там же, где и моя. Я хотела, чтобы он упал на колени и умер в бассейне красной мести. Я хотела видеть себя в его глазах, когда он вздохнет в последний раз.

Но ничего из этого не случилось. Дамиан лишь выругался и убрал руку, чтобы осмотреть повреждения. Это была приличных размеров рана, но я лишь поцарапала поверхность, пару пластырей и все будет хорошо. Он двинулся ко мне, безжалостная, нерушимая сила, которую я не смогла вынести, и я сломалась. Я погладила мою пульсирующую щеку и всхлипнула. И еще раз.

— Не можешь брать ― не давай, — прорычал он.

Не можешь брать ― не давай.

Не можешь брать ― не давай.

Мальчик, которого я раньше обожала, сказал это. Сразу после того, как выбил зуб Гидеону Бенедикту Сент-Джону.

В моих мыслях возникло короткое замыкание, как в проводах перегруженной электрической цепи.

Нет.

Каждая частичка меня восстала против этой идеи.

Я посмотрела на фигуру передо мной. Мальчик превратился в мужчину — его тело изменилось, голос изменился, лицо изменилось. Но человеческие глаза никогда не должны меняться так, что ты не можешь узнать по ним душу, они никогда не должны поменяться так сильно, чтобы закрыть все двери в прошлое.

— Эстебан? — прошептала я.

Нет. Пожалуйста, скажи «нет».

— Нет никакого Эстебана. Он умер очень давно, — он поднял меня на ноги и прижал к тумбе. — Здесь только Дамиан. И тебе не бросить ему вызов, не сбежать он него и не соблазнить. И уж точно ты не должна фантазировать о нем, — сказал он.

Я моргнула, пытаясь смириться с тем, что мальчик, которого я обожала, и мужчина, которого ненавидела, были одним и тем же человеком, но я не могла преодолеть мрачную, черную пропасть между ними. Она начала растягиваться, открываться и поглощать меня. Земля ушла из-под моих ног.

— Скай, — Дамиан потряс меня, но только сделал раскол внутри меня еще глубже.

Я ощущала, как падаю, радуясь пустоте, которая меня приняла.

Глава 9

Когда я пришла в себя, Дамиан спал рядом со мной.

Да, Да-ми-ан.

Потому что это тот, кто он сейчас. Я пыталась увидеть в нем того мальчишку которого я знала, но его было не отыскать в суровых чертах лица Дамиана. Ему было двенадцать, когда я в последний раз его видела.

За пятнадцать лет он изменился, став тем, кем был сейчас, исчезла мягкость, любимые выражения, голос стал глубже, а сердце ожесточилось. Луна серебрила его кожу и очертила контуры бровей и носа. Впервые он спал без футболки, словно покончил со всеми масками, слоями и притворством. И, насколько я могла судить, под одеялом он был совсем голый.

Я отодвинулась он него на край кровати. Что-то мокрое и комковатое ощущалось подо мной. Оттаявший мешочек с замороженными овощами для моей щеки.

Правильно, Дамиан. Ударь меня, а потом приложи лед.

Не можешь убить меня, но и не можешь отпустить.

Я наконец-то поняла, что видела у него в глазах. Черный борется против Черного. Дамиан держит в страхе Эстебана. Жестокость с проблесками милосердия. Дружба держит месть на ниточке.

Я не могла понять его действий, но между моим отцом и Дамианом, определенно, была вражда, и мне нужно было понять почему. Насколько я знала, в последний раз эти двое были вместе на моем девятом дне рождении, когда отец попросил Виктора записать Эстебана на курсы к мисс Эдмондс.

Эстебан так и не показался. Я проснулась и ждала МаМаЛу, но она не пришла — ни в тот день, ни на следующий, ни на последующий. Когда одна из служанок пришла и начала паковать мои вещи в большой сундук, я закатила истерику.

— Почему Абелла собирает мои вещи? — спросила я, когда отец пришел. — Где МаМаЛу?

— Мы едем в Сан-Диего, Скай, — отец сложил бумаги, которые держал в руках, и потер виски. — Мы побудем там некоторое время. МаМаЛу нашла другую работу.

— Ты не говорил ничего об отъезде! Когда? МаМаЛу и Эстебан никогда бы не ушли, не попрощавшись.

— Скай, я знаю, что ты считала их членами семьи, но они уехали туда, где теперь работа МаМаЛу. Я уверен, что они хотели сделать лучше для тебя.

— Я не верю тебе, — я оттолкнула его. — Я не поеду никуда, пока не увижусь с ними.

— Эти оставь, — сказал отец Абелле, собирающей сделанные для меня Эстебаном бумажные поделки.

— Я без них не уеду! — я забрала у нее коробку.

— У нас есть место только для важных вещей, Скай, и нам нужно поторопиться. Мы скоро поедем в аэропорт. Ты должна помочь Абелле собрать вещи. Ты можешь это сделать, Скай?

— Нет! Я не буду! Я никуда не поеду. Я не буду ничего собирать. Ты езжай.

— Скай…

— Ты всегда куда-то уходишь. Я остаюсь здесь, и когда МаМаЛу узнает, она вернется, и мы…

— Скай!

Я не знаю, кто из нас удивился больше, когда он ударил меня. Это было сильно и резко, и это было больно. Коробка выпала из моих рук, и мы оба уставились на бумажные фигурки у нас под ногами.

— Когда ты уже, наконец, поймешь что они просто прислуга? — сказал мой отец. — Они не кровь, не семья. И единственный человек, на которого ты можешь положиться, это я. И единственный, на кого могу положиться я — это ты. Все остальное, и все остальные придут и уйдут. Если МаМаЛу и Эстебан хотят увидеть тебя, они найдут способ. И ты можешь писать им. Столько, сколько захочешь. Но нам нужно уехать сейчас, Скай. У нас нет выбора.

Итак, я уехала, но оглядывалась все время по пути из Каса Палома. Мне казалось, я слышала, как Эстебан зовет меня, но все, что я могла видеть сквозь заднее стекло машины, когда мы съезжали вниз по грязной дороге, это шлейфы пыли. Я оборачивалась, когда мы покинули Мексику. Я оборачивалась, когда мы приземлились в Штатах. Я оборачивалась каждый раз, когда видела мальчика с такой же кожей, как у Эстебана, и оборачивалась каждый раз, когда замечала темные длинные волосы, украшенные цветами.

Спустя некоторое время я перестала оборачиваться, ведь МаМаЛу с Эстебаном ни разу не ответили на пахнущие земляникой письма, которые я отправляла, и тщательно склеенные коллажи, которые делала. Моя новая школа. Моя новая комната. Мой новый адрес. Моя новая стрижка, потому что волосы слишком отросли, и теперь некому мне их расчесывать. Я скучаю по тебе, МаМаЛу. Пиши, Эстебан. На счет пять. Хорошо?