Еще я много думаю о маме. Я был зол на нее, когда она бросила нас с Юлькой и укатила со своим хахалем. А теперь мне стыдно. Мама заслужила свою капельку счастья. Капельку и получила. Я не спрашивал, как она рассталась со своим избранником, и сложно ли ей дался выбор между любовью к мужчине и любовью к своему ребенку. Наверно, для женщины и матери подобный выбор всегда очевиден. Она устала и искала забвения. Только сердце не обманешь. Даже боль, привычная боль бывает роднее и ближе, чем самая сладкая жизнь, если ты изменяешь себе. Попытка бегства от обязательств, от ответственности и собственной слабости и отчаянья, не решает проблемы, и почти всегда обречена на провал. Короткая передышка, чтобы собраться с мыслями и принять единственно верное решение. Мама вернулась. А, если бы, она осталась со своим любимым мужчиной?… Теперь я не уверен, что смог бы ее осуждать. Я вижу печаль в ее глазах, и мое сердце плачет вместе с ней. Если бы я мог чем-то помочь и облегчить ее боль. Если бы она сказала, я бы поехал на поиски ее любовника и умолял бы его вернуться. Но мама молчит, а я слушаю, как она плачет по ночам. Было бы легко обвинить еще и отца. Ведь именно он оставил нас разбираться с проблемами, избрав самый легкий путь. Видимо, для него выбор тоже был очевиден, и явно не в нашу пользу. Было бы очень легко обвинить отца… Только я не могу. Откуда мне знать, как он живет, понимая, что совершил, и понимает ли… Я не чувствую ни злости, ни обиды, ни желания свалить вину за собственные несчастья на кого-то другого. Только опустошение и растерянность. Я вернулся. Но из меня словно вынули половину. Не знаю, как теперь ее найти.

В ближайшем будущем позвоню Степанову. Может, он что подскажет.»


Психологическая областная больница

Пациентка из восемнадцатой палаты сидела за небольшим столом и методично складывала из белого листа бумаги фигурку собачки. Ушки, мордочка, хвост и лапки. Полюбовавшись творением своих рук, она откинулась на спинку стула, задумчиво взглянула в зарешеченное окно. Жарко, а ей не разрешается открывать форточку. Сплошны запреты. Собачка получилась бы лучше, будь в ее распоряжении цветные карандаши, или хотя бы мелки. С нарисованными глазками, носиком и шерсткой Берта выглядела бы, как настоящая. Но разве попрешь против инструкции. Мелки раньше разрешали, но в последний раз она их съела, а потом ее тошнило всю ночь. Наказали медсестру. За что наказали? Она же не ела мелки.

Девушка тягостно вздохнула, заправила за ухо черную прядь волос, взяла двумя пальчиками бумажную собачку и поместила в маленький домик, который сконструировала вчера. Нужно еще оградку сделать.

Только скучно, когда все в белом цвете.

Сама виновата.

Уныло оглядела свою палату, заваленную оригами. Среди многочисленных поделок попадались и цветные экземпляры. Голубые незабудки, например. Она любила работать с полевыми цветами. Сложно и кропотливо создавать крошечные соцветия и тонкие стебельки, но у нее целый вагон времени и буйная фантазия.

Пациентка восемнадцатой палаты вздрогнула, услышав звук поворачивающегося ключа в металлической, обитой мягкой тканью двери.

Она повернулась и увидела пожилого мужчину в белом халате. Снова белое! Его лицо показалось ей смутно знакомым. Кажется, она видела его раньше.

— Ну, здравствуй, Мира. — сказал он, проходя внутрь и запирая за собой дверь.

— Вы ошиблись. Меня зовут Маргарита.

Он мягко и добродушно улыбнулся, взял свободный стул и, придвинув к столу, сел рядом.

— И чем сегодня занимается Маргарита? — спросил мужчина. Девушка взглянула на него с опаской. Что ему от нее нужно? Почему он так странно одет?

— Вы, мой доктор. — внезапно осенило ее. — Я вспомнила. — в изумрудных глазах мелькнула тревога.

— Ты помнишь, как меня зовут, Маргарита? — Игорь Владимирович наклонился к девушке, а она инстинктивно отодвинулась, опустила глаза, губы скривила недовольная усмешка.

— Я не хочу с вами разговаривать. Вы снова начнете задавать вопросы о людях, которых я не знаю.

— Не волнуйся, и просто зашел проведать тебя. Ты смастерила новую фигурку? — доктор дружелюбно улыбнулся девушке. После недолгого замешательства, она подвинула в сторону Степанова бумажный домик с маленьким обитателем. Робко взглянула на врача.

— Это Берта. — сообщила пациентка.

— Мне нравится Берта.

Девушка широко и радостно улыбнулась.

— Мне тоже, доктор. Она больше не лает и не пугает меня.

— А почему раньше тебя пугала маленькая бумажная собачка?

— Она была живая. — заговорчески прошептала девушка.

— А сейчас?

— А сейчас она другая.

— Такая же, как ты?

— Нет, доктор. Что вы! Я тоже живая.

— А бумажная девушка? Как ее зовут, Маргарита?

— Здесь нет бумажной девушки, доктор. Здесь только я, вы и Берта.

— И бумажные цветы. Для кого ты сделала бумажные цветы, Маргарита?

— Взяла и сделала. Вы можете взять любой букет или даже Берту.

— О чем ты думала, когда мастерила Берту?

— Я думала, что ей нужен домик.

— Но Берта появилась после того, как ты сделала домик.

— Нет, доктор. Берта всегда была здесь. Просто она была другая. Я же вам говорила.

— Если Берта всегда была здесь, то зачем тогда ты создала ее из бумаги?

— Чтобы вы могли увидеть ее, доктор.

— А ты можешь сделать для меня бумажную девушку? Я бы хотел ее увидеть.

— Это невозможно, доктор. Сирену никто не может увидеть.

— Значит, бумажную девушку зовут Сирена?

— С чего вы взяли?

— Ты сама так сказала.

— Да? Вы обманули меня, доктор. Вы снова задаете вопросы.

— Маргарита, ты знаешь Сирену?

— Выходит, что да.

— Ты расскажешь мне о ней?

— Нет. — пациентка резко изменилась в лице, подобрала под себя ноги и нахмурилась.

— Почему, Маргарита?

— Я боюсь, что она вернется. — прошептала девушка. В глазах отразился неподдельный ужас. Степанов выждал несколько секунд, спокойно глядя на нее.

— А что произойдет, если вернется Сирена?

— Она снова сделает что-то плохое. Она убила Берту.

— Ты помнишь, что еще сделала Сирена или это была Мирослава?

— Нет. Мирослава — хорошая, но она очень болеет.

— Маргарита, ты бы хотела, чтобы Мирослава поправилась?

— Нет.

— Почему? Разве ты не сказала, что она хорошая?

— Она вспомнит, что сделала Сирена, и ей будет больно.

— А ты помнишь, что сделала Сирена, Маргарита?

— Что-то ужасное, доктор.

— Ты расскажешь мне?

— Я не могу.

— Может, тогда ты расскажешь Мирославе?

— Она не хочет знать, доктор.

— Ты в этом уверена?

— Да.

— Давай попытаемся, Маргарита. Ты понимаешь, что обманывать нехорошо?

— Но я не обманываю. Мира не станет меня слушать. Она думает, что я ничего о ней не знаю. Она испугается, доктор, и тогда вернется Сирена.

— Сирена приходит, когда Мирославе страшно?

— Да. Сирена думает, что помогает ей быть сильнее. Но она — ужасное существо. Бумажная девушка не живая, она не знает, как бывает больно, когда тебя обижают.

— Видимо знает, раз пытается помочь?

— Нет, она только думает, что помогает.

— Маргарита, мы можем помочь Мирославе. Но для этого я должен поговорить с Сиреной. Я заставлю ее уйти.

— Но тогда Мирослава вспомнит, что сделала Сирена. Испугается и снова позовет ее. Вы не понимаете… Бумажная девушка никогда не умрет и не состариться, и никогда не уйдет.

— У нее очень красивое имя, Маргарита.

— Да. Вы помните мифы о морских девах, своими песнями завлекающих мужчин в пучину? Сирена не любит мужчин. Но ей нравится, когда они смотрят.

— Смотрят на нее?

— Какой вы глупый доктор! Конечно, на нее.

— Но ты говорила, что ее никто не может увидеть.

— Некоторые могут.

— Даниил видел ее?

— Я не буду говорить о Данииле.

— А Ник? Ты помнишь Ника, Маргарита?

— Я просила вас не задавать вопросов.

— Ник видел Сирену?

— Да. Ник знает Сирену. Но она отпустила его, потому что не любит мужчин.

— В том, что Сирена отпустила Ника, нет ничего плохого, Маргарита. Ничего ужасного. Она совершила хороший поступок.

— Вы уверены, доктор? Сирена не способна на хорошие поступки. Она защищает Мирославу, думает, что защищает. Если бы Ник был настоящим, то она бы убила его.

— Зачем Сирене убивать Ника? Чем он угрожал Мирославе?

— Он мог разбудить ее.

— Но разве Ник был знаком с Мирославой?

— Он подошел близко, доктор. Очень близко и Сирена прогнала его.

— Ты хочешь, чтобы Ник вернулся?

— Ника не существует, доктор. Мы придумали его.

— Кто это — вы?

— Мы все, доктор.

— А Вадим? Его вы тоже придумали?

— Нет, Вадим был настоящим.

— Как ты это определяешь, Маргарита?

— У него была кровь, когда Сирена пыталась убить его.

— А разве это был Вадим, а не его сосед по общежитию?

— Мирославе нравился Вадим. И она не хочет думать, что могла позволить Сирене обидеть его, и решила, что пострадал другой человек.

— Мира догадывается, о том, что сделала Сирена?

— Ей очень страшно, доктор. Она боится вспоминать.

— Это необходимо, если Мирослава хочет поправиться.