К столику подошел официант:

— Что джентльмены закажут на десерт?

— Слоун, — обратился к нему отец, хотя какой он теперь ему отец? — Сдобная ватрушка смотрится совсем неплохо.

— Десерт? — Сент непонимающе посмотрел на него. — И после всего этого ты предлагаешь мне десерт?

— У нас есть прекрасный клубничный мусс, — вмешался официант. — А ореховый торт — просто чудо.

— Спасибо, нет, — ответил Сент, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

— Принесите мне кофе, — услышал он голос отца.

Отца? — Без кофеина. Слоун?

Сент покачал головой. Официант поклонился и исчез.

— Тогда кто же он? — спросил Сент. — Кто мой отец?

Человек, сидевший напротив, пожал плечами. На его лице появилось выражение брезгливости.

— Не имею ни малейшего представления. Спроси об этом у своей матери, может, она сумеет вспомнить.

«Ну ты, старик, просто превзошел себя, — подумал Сент. — Тебе мало было воткнуть в меня нож, так ты еще и повернул его. Молодец, ничего не скажешь».

Он с сожалением посмотрел на него. Неужели можно быть таким расчетливо и мелочно жестоким? Это даже не жестокость, а подлость. «С этого момента, — подумал Сент с холодным презрением, — я тебе ничем не обязан. Я любил тебя, старался заслужить твое уважение. Но теперь хватит».

— Может, я поступил жестоко, Слоун, но, думаю, ты должен знать правду.

Сент скомкал розовую салфетку и аккуратно положил на тарелку для хлеба.

— Никакой жестокости, — спокойно ответил он. — Просто тебе нужно было насладиться местью.

— Местью? О чем ты говоришь? Не надо театральных жестов. Сейчас в тебе говорит твоя мать.

«Несчастный человек, достойный сожаления, — с горечью подумал Сент, затем медленно поднялся, ухватился за спинку стула, прижавшись к нему коленями, так как ноги его дрожали. — Для полноты картины не хватает только группы официантов с именинным тортом и песней о счастливом дне рождения».

— Почему ты не рассказал все это раньше? — спросил Сент. — Тогда не пришлось бы вводить меня в наследство.

Не знаю, что тут скрывается, но определенно я не имею никакого права на эти деньги.

Сент вспомнил тот давний холодный, морозный день, когда он разорвал перед носом мисс Геррити тысячу долларов и бросил к ее ногам. Какое удовлетворение он тогда испытал. Вот бы разорвать сейчас пять миллионов долларов, удовлетворение было бы в тысячу раз больше.

— Ты как-никак мой законный наследник, Слоун. Эти деньги по праву твои.

— Я уже сам начал зарабатывать себе на жизнь и не нуждаюсь в этих деньгах.

— Не смеши меня. Аванс в десять тысяч долларов даже нельзя назвать деньгами.

— Это только начало.

Сент повернулся и направился к выходу.

— Слоун, немедленно вернись, не валяй дурака. — Впервые голос Тредвелла-старшего звучал не так уверенно, как раньше. В нем чувствовались некоторая растерянность и даже страх. — Слоун, не забывай, кто ты есть!

Сент бросил последний взгляд на человека, которого когда-то любил, чье уважение пытался заслужить все эти годы, и с грустью заметил:

— Если бы знал, то, может быть, и не забыл.

Сент быстрой походкой шел по улицам.

Злость душила его. В голове непроизвольно вырисовывался сценарий:

«Натура: улица, ночь. Воздух горячий и влажный. Толпы народа на улицах — влюбленные, люди, выгуливающие собак, зеваки, глазеющие на витрины магазинов. Молодой человек в модном итальянском спортивном пиджаке быстро шагает по улицам, кипя от злости.

Перед ним мелькают знакомые очертания домов, пока он резко не сворачивает в Центральный парк на Девятнадцатой улице. Молодой человек с востока на запад пересекает темный пустынный парк в полной уверенности, что аура гнева, окружающая его, служит ему превосходной защитой от подстерегающей опасности…»

Сент дошел до западной окраины города и на Амстердам-авеню резко развернулся и зашагал обратно в деловую часть города.

Он бродил по улицам до тех пор, пока совершенно не вымотал себя, и, только немного успокоившись, пошел на квартиру к матери. Было два часа ночи.

Пройдя в свою комнату, Сент хотел лечь спать, но скоро понял, что все равно не заснет: нервы слишком взвинчены. Решив не ждать до утра — да и матери к тому же не было дома, — он быстро сложил в сумку свои вещи, выскочил на улицу и, поймав такси, поехал в аэропорт Кеннеди.

Купив билет, Сент первым же рейсом улетел в Сан-Франциско.

Приземлившись, он забрал свой «ягуар», припаркованный возле аэропорта, и помчался по прибрежному шоссе в сторону утопающего в туманной дымке города. Все его тело болело, ныла каждая косточка.

Как страшно узнать, что ты вовсе не Тредвелл, что твой отец никогда не был твоим отцом и что тетя Глория больше тебе не тетя, да и никогда ею не была. Как горько услышать все это, к тому же преподнесенное с таким холодным торжеством, но еще горше внезапно осознать, что твоя любовь, которую ты питал к человеку всю жизнь, ему совершенно не нужна. Сейчас Сент чувствовал себя последним дураком.

Когда он добрался до города, все его эмоции сконцентрировались в одном неукротимом желании: поделиться с кем-нибудь своей болью.

Машина как бы сама свернула в сторону Телеграф-Хилл.

Сент знал, что есть на свете единственная душа, которая поймет его.

Он припарковал машину и подошел к дому.

Нажав на кнопку звонка, Сент слушал, надеясь и страшась.

Джи Би открыла дверь.

Позже он будет спрашивать себя, что бы случилось, если бы дверь открыла Вера, которая почти всегда оставалась дома, но именно сегодня ушла в прачечную, и поэтому дверь открыла Джи Би да так резко, что Сент чуть не упал на нее.

— Что ты раззвонился, — начала она сварливо. — Я не глухая.

— Джи Би, мне надо срочно поговорить с тобой.

Пальцы Сента впились в ее голое плечо с такой силой, что девушка вскрикнула и отскочила.

— Прекрати немедленно! Какая муха тебя укусила?

Джи Би растирала плечо, на котором уже появились красные следы от его пальцев.

— Мне же больно, Сент.

— Ты мне очень нужна, Джи Би, — сказал он, не обращая внимания на ее замечание. — Можно я войду?

— Ты уже вошел.

Сент прошел в гостиную и чуть не споткнулся о раскрытый чемодан.

— Что это значит? — спросил он.

— Я собираю вещи.

— Собираешь вещи? Ты что, уезжаешь?

— Да, в Лос-Анджелес, в конце этой недели. Я переезжаю, я же тебе говорила, — добавила Джи Би, заметив его недоуменный взгляд.

Все полетело в тартарары, Сент даже растерялся. Неужели судьба уготовила новый удар?

— Ты не можешь уехать, я не хочу, чтобы ты уезжала.

Ему не стоило этого говорить. Он сразу все понял по вспыхнувшему в ее глазах гневу, но уже не мог остановиться.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала.

— Я не твоя собственность! — завопила Джи Би. — Я вольна делать что хочу.

— Но ты мне сейчас нужна здесь, Джи Би, ты даже не представляешь, что со мной случилось… Господи, я же люблю тебя… ты мне так нужна…

И Сент схватил ее, крепко прижал к груди, чувствуя, как напряглось ее тело, как оно сопротивляется его объятиям и девушка вертит головой, стараясь уклониться от поцелуев. В своей горячности он даже не почувствовал боли, когда она схватила его за волосы и что есть силы потянула назад.

— Пожалуйста, Джи Би. Ради Бога, Джи Би. Ведь я знаю, что ты тоже любишь меня, ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Я это чувствую. Ты должна ко мне вернуться.

Ты должна…

Ей наконец удалось вырваться из его объятий. Лицо ее пылало от гнева.

— Я тебе ничего не должна, я даже не люблю тебя. Не смей ко мне прикасаться.

— Если ты уедешь в Лос-Анджелес, я последую за тобой. Я буду следовать за тобой повсюду.

— Нет, Сент. В последний раз говорю тебе: оставь меня в покое. Я не желаю тебя видеть, не хочу и никогда не хотела тебя.

— Нет, хотела. — Сент даже засмеялся. — Вспомни нашу последнюю ночь на яхте. Тогда ты впервые испытала желание. Я это говорю со всей определенностью. Попробуй сказать, что это не так.

Джи Би тоже засмеялась, но ее смех звучал безрадостно и холодно.

— Не обольщайся. Я и тогда притворялась, как притворялась все время, пока спала с тобой. Я просто использовала тебя, потому что тогда ты был мне нужен, но сейчас я больше не нуждаюсь в тебе. Прошу, ради всего святого, уходи и никогда не возвращайся снова. Оставь меня в покое. Я этого больше не вынесу.

Сент по изнуряющей жаре мчался в сторону Траки и озера Тахо, знойный ветер хлестал ему в лицо. Ревя мотором, он обгонял дисциплинированных водителей, грубо подсекая их на поворотах и не обращая ни малейшего внимания на сигналы, выжимал скорость семьдесят, восемьдесят, а зачастую и сто миль в час, ожидая, что вот-вот раздастся вой полицейской сирены, и в то же время твердо веря, что аура гнева защищает его сейчас в тысячу раз сильнее, чем прежде, потому что последнее потрясение не шло ни в какое сравнение с преследованием полиции и прочими мелочами жизни. Никакая сила не могла его сейчас остановить.

Не сбавляя скорости, Сент свернул на дорогу, ведущую к озеру Тахо, и поехал вдоль берега извилистой реки Траки, не замечая ни прохладной манящей тени прибрежных кустов, ни зеркальной, сверкающей глади воды.

Открыв большие ворота, он подъехал к дому Арни и только тут увидел блестевшее сквозь деревья озеро и ощутил острый запах сосен.

К счастью, здесь не было ни души.

Арни уехал в Лос-Анджелес.

У Евы и Вернона выходной.

Сент резко затормозил, подняв столб пыли. Кинув на крыльцо сумку, он бросился к озеру и, ломая кусты, выскочил к пустынному причалу.

Единственное, чего он сейчас хотел, — это плавать, плавать долго, до полного изнеможения, чтобы очистить себя от ненужных эмоций, забыть все, что накипело на душе.

Сент сорвал с себя всю одежду и голым бросился в холодную воду. Вода обожгла разгоряченное тело, и он вынырнул, чтобы перевести дыхание. Размашистыми гребками Сент доплыл до середины озера, не щадя себя и не замечая холода, сковывавшего тело. Он плавал до тех пор, пока не заболели руки, затем перевернулся на спину и долго лежал, глядя в безоблачное голубое небо. Вода в озере оставалась неподвижной, в тишине можно было расслышать движение воздуха.