Маша кивнула подбородком на Жоржетт с котами.

Таня была удивлена. Это был неожиданный поворот. Ведь они же с Микрюковым вроде всё утвердили!

Маша снова подняла на Таню взгляд, и та заметила, что какое-то новое выражение мелькнуло и скрылось за светло-рыжими волосами её низко падающей на лоб чёлки. Злость? Настороженность? Таня не могла бы с уверенностью определить, что именно это было. Одно было ясно – что-то шло не так.

Макарьевы пришли буквально через минуту. Они вошли – шумные, весёлые, и Таня повернулась к ним поздороваться.

– Здрасьте-здрасьте! – провозгласил с порога Григорий.

И Галина, тепло улыбнувшись Тане и кивнув Маше сказала:

– Доброе утро!

Они оба ещё раз внимательно взглянули на Таню и, видимо заметив её растерянный взгляд, спросили почти одновременно:

– Всё в порядке?

– Что-то случилось?

Маша в ответ заулыбалась, тряхнула волосами и сказала:

– Ничего серьёзного не произошло. Просто я теперь руковожу проектом дизайна этого бара, и у меня есть пара замечаний по поводу оформления стен.

Григорий сразу стал серьёзным, погладил бороду и переглянулся с Галиной. Та молчала.

– Ну, что ж, – наконец сказал он, – подождём окончательного решения начальства.

Маша взяла сумку, лежавшую на столе, и потянулась за пальто, висевшим на вешалке.

– Я поговорю с Николаем и дам вам знать, что мы решили, – холодным, категоричным тоном сообщила она.

И вышла. Как только за ней закрылась дверь, Галина повернулась к Тане и спросила:

– Что произошло?

– Я не знаю, – тихо ответила Таня.

Она и правда не знала, что и думать. Ведь всё шло так хорошо.

Макарьевы ушли на кухню ставить чайник, а Таня пошла вдоль стен, думая о том, что Маша вздумала всё поменять, и теперь неизвестно, что решит Микрюков. Скорее всего он согласится с Машей, ведь она опытный специалист. А Тане так жалко было Жоржетт и моряков с пивом. Неужели, Маша решила ей отомстить за то, что Славик снова отказал ей, когда она поехала за ним в Ставрополье?

– Танюша, – позвала её Галина, – идем завтракать!

– Спасибо, я не голодна.

Галина выглянула на эти слова из кухни. В руке она держала бутерброд.

– Да будет тебе переживать-то! Оставят твои рисунки, вот увидишь! Микрюков во всём разберётся.

Но Таня не была так в этом уверена.

Вероника позвонила через час и пригласила их троих в офис к Микрюкову.

Когда они вошли, он сам встречал их на пороге своего кабинета – подтянутый, как всегда.

– Доброе утро представителям творческих профессий!

Он протянул руку Григорию и кивнул Галине с Таней.

– Прошу в мой кабинет.

Они сели на диванчик у боковой от большого окна стены. Маша тоже была в кабинете. Она сидела в одном из кресел, пододвинутых к круглому журнальному столику, и листала какой-то журнал. Ничего нельзя было прочитать по её низко склонённому лицу.

– Итак, – начал Микрюков, после того, как Вероника принесла кофе и чай, – я буду предельно краток. Мне очень жаль, но сегодня утром произошло небольшое недоразумение. Я хотел бы сразу перейти к сути дела и сделать заявление. Мария, – он коротко кивнул в сторону круглого столика, где Маша ещё ниже склонилась над журналом, – которая будет заниматься в нашем проекте дизайном помещения, не отвечает за оформление стен. Я надеюсь, теперь, когда мы выяснили этот вопрос, можно продолжать работу.

Он улыбнулся и выразительно оглядел всех твёрдым взглядом.

Таня вздохнула. Ей стало легче после этих слов. Обстановка, напряжённая до этого, разрядилась. Макарьевы заулыбались и зашептались. Потом повернулись к Тане, и Григорий ей подмигнул. Она благодарно кивнула. “Недоразумение”, как его назвал Николай, было разрешено.

Втроём с Макарьевыми, Таня вернулась в бар. Сегодня было решено рисовать гранаты.

Уже полчаса спустя Таня наблюдала, как Григорий наносит рисунок смелыми размашистыми штрихами. Галина разводила краски. Как же здорово было видеть, как её работы обретали жизнь, и отчетливо проступали контуры рисунка написанного – когда? – да уж лет десять тому назад!

Таня успокоилась и села за альбом. Она должна была нарисовать орнамент для кухни. Карандаш в руке завис над бумагой. Ей всё казалось, что у Галины эта работа выйдет лучше.

Роспись миниатюр была основной специальностью Макарьевой, но Таня наблюдала за тем, как уверенно и чётко наносила Галина рисунок на окна. Склонив немного голову вправо, сосредоточенно глядя на кисть, она выводила целую плеяду снежков и снежинок, разного размера и форм так легко и быстро, как будто те произвольно вылетали из машины с мыльными пузырями. Они и впрямь были похожи на водные узоры – обтекаемые шарики снежков и быстрые штрижки снежинок – написанные светлой голубой краской и обведённые кое-где синим для объёма.

Что нарисовать на кухне, часть которой выходит в зал, так что видна была круглая печка с самым настоящим прихватом и местом для кондитера, который, по замыслу Микрюкова, будет украшать маленькие пирожные на десерт и нарезать фигурно фрукты для барменов?

Таня ещё не встречала кондитера, но он уже представлялся ей французом с длинными чёрными волосами и непременно с длинным носом, как в мультике про повара "Рататуй".

Предполагалось, что все познакомятся на праздновании Нового года – будущие работники бара-ресторана и теперешние его создатели. Ожидался корпоратив.

Вздохнув, Таня решила, что украсит стены кухни самым простым рисунком – фигурками фруктов и выпечки. Она уже представляла себе рог изобилия, а из него сыпятся и разлетаются в разные стороны крендельки, яблочки и прочие вкусности.

Год подходил к концу. Уже явственнее ощущалось приближение праздника. По утрам Таня скользила по замёрзшим лужам. Деревья уже давно облетели. С утра над рекой стоял туман, казалось, что вода стремится испариться в серое утреннее небо, но замёрзшая влага была настолько тяжела, что ей не удавалось подняться высоко. Тогда туман клубился и расходился к полудню к берегам.

Славик приходил по вечерам за Таней в будущий ресторан Микрюкова, здоровался с рабочими, собиравшими на пустой кухне мебель – столы, стулья и скамейки. Примечательно то, что он ещё ни разу не столкнулся с Машей. Та появлялась «на объекте», как она сама называла ресторан, часам к одиннадцати утра, беседовала с рабочими и удалялась сразу же после обеда, часа в два-три, а то и раньше.

С Таней она практически не общалась, но в её взгляде, брошенном в Танину сторону, иногда читалось что-то недосказанное – обида? Раздражение? Таня не хотела гадать. Всё, что ей было нужно – это приходить рано утром на кухню, где Макарьевы пили кофе, проверять, как лёг рисунок, нанесённый вчера, наблюдать, как ловко появляется картинка на следующей стене, и пообедав, обсуждать работу назавтра.

Дело продвигалось быстро. Макарьевы были настоящими профессионалами. Таня многому научилась у них, и ей даже было доверено сделать набросок Бахуса. Потом Галина развела краску и они вдвоём, нагнувшись каждая со своей стороны, раскрашивали его целых два дня – в этом рисунке было много деталей.

Двадцать восьмое декабря выпадало на воскресенье. До нового года осталось всего три дня. Они уже нанесли все рисунки, которые планировали, и даже покрыли их блестящим прозрачным лаком. Ресторан был готов для встречи нового года. Ожидалось торжественное открытие.

До конца января планировалось закончить ещё и второй этаж – там будут находиться три зала торжеств, небольших, но очень уютных. Микрюков комментировал по этому поводу, что добивается камерной обстановки, а не многолюдных гуляний. Но пока ещё не шла речь о том, как будут отделаны эти залы.

Таня со Славиком решили, что встретят Новый год в новом ресторане, а затем отправятся посидеть с его родителями в домашней обстановке.

Таня приготовила наряд. Она знала, что в России гораздо серьёзнее, чем в Израиле, относятся к одежде. Там дресс-код практически не существовал. Собираясь на вечеринку с Лизой зимой, они могли надеть просто джинсы и свитера. Здесь же, Таня была уверена, все будут празднично одеты. Она нашла себе замечательное вязаное платье, тёплое и уютное, приятного цвета морской волны, да ещё и с вязаными шариками для украшения. Всё-таки они шли отмечать Новый год в ресторан!

До самого последнего дня держалось в секрете название нового заведения. И только накануне празднования, тридцатого декабря, состоялась закрытая вечеринка для своих, на которой Микрюков, сияющий лысиной и улыбкой, произнёс тост за счастливое существование нового места, которые отныне будет называться «Виноградная лоза». Он залпом выпил бокал шампанского, и все зааплодировали и чокнулись за успешно завершённую работу.

Таня никогда не задумывалась над тем, какое название подошло бы бару-ресторану Микрюкова, но теперь оно ей очень нравилось. Это название хорошо сочеталось с обстановкой вокруг – светло-лимонный оттенок стен, их рисунки с шуточными сюжетами.

Ещё одна деталь очень импонировала этому месту – на окна с внутренней стороны были навешаны деревянные наличники. Их расписывала Галина, и они придавали залам изысканный, какой-то сказочный вид. Микрюков приказал отделать потолки деревом. Теперь, поднимая глаза, Таня видела широкие бревна тёмного дуба. Это создавало ощущение уюта, как будто находишься в самом настоящем срубе-избушке, а не в роскошном ресторане в центре Петербурга.

На вечеринке накануне Нового года, после водружения вывески с названием, они сидели за столиками, покрытыми белыми скатертями. Таня села рядом с Макарьевыми, которые вместе с детьми заняли целый столик. Но Микрюков поискал её глазами и позвал за свой стол, за которым сидели он сам, Вероника и Маша. Теперь к ним присоединилась и Таня.

Она так и не разговаривала с Машей после того инцидента, когда Микрюков объявил, что дизайн всего помещения и оформление стен – это разные проекты. Ещё тогда, сидя в кабинете директора и глядя на Машу, Таня подумала, что та рассчитывала на большее. Уж не увела ли Таня у неё часть этого проекта? Совсем не хотелось думать об этом сейчас, когда всё было готово и радовало глаз. Да ещё и накануне праздника!