Элизабет слегка нахмурилась, неуверенная, что он не подшучивает над ней.

– Это тебе решать. Но ты должен знать, что я не способна ни на какие чувства, кроме симпатии и уважения. – Она помолчала, вглядываясь в его лицо, однако понять, что он думает, было невозможно. – Я не допущу, чтобы ты влюбился в меня.

Нортхэм серьезно посмотрел на нее.

– А что, если это не в твоей власти?

– О, я понимаю. Я даже не уверена, что такое вообще возможно. Но какова бы ни была природа твоих чувств ко мне сейчас, они изменятся. Не исключено, что в один прекрасный день ты меня возненавидишь. Вообще-то я не представляю себе, как может быть иначе. Ты, наверное, думаешь, что я забочусь о тебе, но это не так. Я забочусь о себе. Оказывается, я достаточно эгоистична, чтобы надеяться, что ты будешь ненавидеть меня меньше, если никогда не полюбишь.

Нортхэма это признание потрясло. Он молча наблюдал, как слезы застилают глаза Элизабет. Она не мигая смотрела на него, словно не желала, чтобы они скатились вниз. Интересно, во что обошлось ее гордости это признание? И неужели она такого низкого мнения о себе? Или, наоборот, слишком высокого?

– Нет никакой необходимости на мне жениться, – вздохнула она, но ее голос невольно дрогнул, и она опустила взгляд. – Я хочу, чтобы все было предельно ясно. Еще не поздно забрать назад твое предложение. Мы могли бы поддерживать видимость помолвки несколько месяцев, переждать скандал, а потом каждый из нас пошел бы своим путем. Твоя репутация не пострадала бы, а меня сплетни не волнуют, поскольку я не собираюсь снова выходить замуж. Получить развод куда сложнее.

– Не будет никакого развода, – отрезал Норт. – И незачем… – И тут только до него дошло: – Что значит, ты не собираешься снова выходить замуж?

Элизабет заморгала.

– О чем ты?

Нортхэм ни на секунду не поверил, что она его не расслышала. Впервые за все время их краткого знакомства Элизабет притворялась!

– Ты сказала, что не собираешься снова выходить замуж. Из этого следует, что ты уже была замужем, Я прав?

Она яростно замотала головой:

– Нет. Нет, я не была замужем! Его глаза сузились.

– Может, все-таки объяснишь?

– Нечего здесь объяснять. Просто ты меня неправильно понял, или я оговорилась. Я имела в виду, что не собираюсь выходить замуж после нашего брака, если он состоится.

Нортхэм попытался воспроизвести в уме эту замысловатую формулировку, но у него ничего не вышло. Зато осталось общее впечатление, что здесь что-то не так.

– Ты не была девственницей, – напомнил он.

Смех Элизабет прозвучал слегка истерично. Она поспешно зажала рот ладонью и, справившись с собой, ответила ровным тоном:

– Ну, это легко объяснить, ведь я шлюха.

Нортхэм поклялся, что не позволит ей вывести себя из терпения. Хотя избранная Элизабет тактика защиты была, мягко говоря, нетрадиционной.

– Но если ты была замужем…

– Я же сказала, что не была замужем.

– Значит, имела много любовников.

– Элизабет вздрогнула, однако тон ее не изменился:

– Очень точное определение шлюхи.

Нортхэм отметил, что она опять уклонилась от ответа. Раньше он считал, что смирился с тем, что не был первым у Элизабет, но теперь у него появились сомнения. Он даже не знал, что его больше тревожит: вереница любовников, проследовавших через ее спальню, или подозрение, что у нее был, только один мужчина, и не кто-нибудь… а муж?

Он протянул ей руку.

– Пойдем, – произнес он несколько натянутым тоном. – Я провожу тебя до дома.

Элизабет встала, проигнорировав его помощь, и прошествовала мимо. Норт придержал ее за локоть. Она остановилась, устремив на него мятежный взгляд.

– Я провожу тебя, – повторил он.

Элизабет подавила детское желание вырваться. Завтра она уже не сможет поступать как ей хочется, так почему бы не начать привыкать к своему новому положению сегодня?

В свете фонаря она ясно видела, что в его темно-голубых глазах светилось сожаление, от которого ее сердце почему-то сжалось.

– Сюда, – позвал он. – Эта тропинка гораздо удобнее.


Элизабет никогда не падала в обморок и не собиралась делать этого сейчас. Она сожалела, что Норту не полагается держать ее под руку. Он с непринужденным видом стоял рядом, тогда как она с трудом сдерживала дрожь – так туго были натянуты ее нервы.

Она подняла чуть выше букетик, который держала в руках, и вдохнула нежный аромат ландышей. Лучше бы Луиза спрятала среди листьев флакончик с нюхательной солью. Тогда по крайней мере она была бы уверена, что выстоит церемонию до конца, даже если не сможет членораздельно изъясняться.

И еще она думала о публике, сидевшей за ее спиной. В правом ряду расположились лорд и леди Баттенберн, единственные из присутствующих, с кем ее связывало хотя бы длительное знакомство. Приглашенных со стороны жениха было немногим больше: члены Компас-клуба, которые вели себя куда сдержаннее, чем в тот день, когда Элизабет впервые увидела их вместе, и вдовствующая графиня, сидевшая в первом ряду. Чем вызвано похвальное поведение приятелей Нортхэма – уважением к торжественному событию или страхом перед его матерью, – Элизабет не знала. Она взглянула на ее сиятельство мельком, когда шла по проходу между скамьями, направляясь к стоявшему у алтаря жениху. То, что она успела разглядеть, вовсе не способствовало ее душевному покою.

Глаза у леди Нортхэм были чуть светлее, чем у сына, и напоминали скорее скованное льдом озеро, нежели ясное небо. Такой же скованной почувствовала себя и Элизабет, увидев эти глаза. Она так до конца и не оправилась, когда пришло время произносить клятвы.

Она услышала, как преподобный Роулингс обратился к ней с вопросом. Сверкнувшая в его очках радуга вывела Элизабет из оцепенения. Охваченная паникой, она уставилась на Нортхэма, словно рассчитывала найти в его лице нечто такое, что успокоило бы ее страхи.

Его улыбка была не просто доброй, она была понимающей. Он смотрел ей в глаза, ничего не требуя и не осуждая. «Ты вправе передумать, – словно говорил его взгляд, – но я принял окончательное решение».

Викарий снова заговорил, и Элизабет услышала собственный голос, повторяющий клятвы. Он звучал четко, ясно и на удивление искренне. Она не отрывала глаз от Нортхэма, забыв на эти краткие мгновения, что они в церкви не одни. Затем она услышала те же слова, но произнесенные более звучным и уверенным тоном. Норт приносил супружеские обеты так торжественно, что Элизабет была потрясена до глубины души. Так рыцарь приносит присягу своему сюзерену, вручая ему не только свою преданность, но и свою жизнь.

Норт надел ей кольцо на палец. Но и без этого символа супружеского союза Элизабет понимала, что он вверяет ей свою судьбу. И это после того, как она чуть ли не умоляла его перестать ей доверять.

Наконец викарий предложил Нортхэму поцеловать молодую жену. Кивка Элизабет, выразившегося скорее в трепете ресниц, чем в движении подбородка, не заметил никто, кроме ее мужа. Он склонил голову и помедлил, чуть касаясь ее губ. Это был момент, когда она в полной мере оценила степень его терпения и продуманность стратегии. Перед своей матерью, лордом и леди Баттенберн, викарием и Богом Брендан Дэвид Хэмптон, шестой граф Нортхэм, ждал, пока она поцелует его.

Приподнявшись на цыпочки, Элизабет прильнула к его губам. Со второй скамьи, где расположились приятели Норта, раздались одобрительные возгласы, более уместные на представлении в «Ковент-Гарден», нежели на венчании, однако они быстро смолкли под строгим взглядом матери жениха. Нортхэм улыбнулся и обнял Элизабет. Ее руки поднялись и скользнули ему на шею.

До чего же просто влюбиться в него, мелькнуло у нее в голове.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы она оцепенела в его руках. Нортхэм тотчас уловил перемену в ее настроении и разомкнул объятия. Не сказав ни слова, они одновременно повернулись к публике, теперь уже как муж и жена.

Леди Баттенберн первой добралась до Элизабет и прижала ее к своей пышной груди.

– Я так рада за тебя, моя дорогая. Вот увидишь, замужество идеально подойдет к твоему темпераменту. Ты вся сияешь! Правда, Баттенберн? – Она чмокнула Элизабет в щеку. – Надо быть слепым, чтобы не видеть, как ты счастлива.

Нортхэм, бросив взгляд на лицо жены, решил, что Луиза несколько переоценивает состояние Элизабет. Она больше не выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок, но сказать, что она сияет, – значило бы сильно погрешить против истины.

Баттенберн отвесил Элизабет поклон, когда его жена отступила в сторону.

– Ты и вправду прелестно выглядишь, дорогая.

Нортхэм подумал, что это чертовски слабо сказано. Элизабет была необыкновенно хороша в это утро. Даже вполне естественная нервозность не умаляла ее очарования. На ней было платье из плотного белого щелка, отделанное кружевной оборкой по подолу и атласной тесьмой, украшавшей лиф и рукава. С золотисто-каштановыми локонами, перевитыми белыми лентами, она была похожа на ангела. Конечно, его оценка не могла быть беспристрастной, но, заметив благоговейное выражение в глазах друзей, Норт понял, что он не единственный, кто пришел к такому же выводу.

Леди Нортхэм была на целую голову ниже своего обожаемого сына. Поскольку эта разница в росте возникла, когда ему исполнилось четырнадцать лет, графиня давно не обращала на нее внимания. Норт, со своей стороны, охотно подыгрывал матери, делая вид, что смотрит на нее снизу вверх.

Графиня была моложавой женщиной, сохранившей как былую привлекательность, так и влияние в свете. Нортхэм подозревал, что после смерти отца у нее были любовники, но она вела себя осмотрительно, а у него не было ни малейшего желания вмешиваться в ее личную жизнь. У нее было несколько постоянных поклонников и еще больше воздыхателей, но за внешним легкомыслием скрывался пытливый ум. Политические суждения графини бывали порой столь проницательны, что Нортхэм опасался поощрять ее интерес в этом направлении. Она никогда не ограничивалась полумерами, даже в тех случаях, когда не совсем понимала, что делает.