– Люблю тебя. Я люблю тебя, Артем Красногорский. Полюбила сразу, как только увидела. – Помолчала и добавила с улыбкой (он услышал эту теплую, легкую улыбку у нее на губах): – С пресловутого первого взгляда. Сразу и как-то безысходно.

Он не ответил. Приподнялся на локтях и поцеловал долгим, благодарным поцелуем. Оторвался от ее губ, всмотрелся ей в лицо и предложил:

– Давай выпьем?

– Давай, – согласилась девушка, улыбаясь через набежавшие от чувств слезы.

Быстренько поцеловав ее в губы, он поднялся, наполнил их бокалы, стоявшие на тумбочке у кровати, передал Арине один из них, снова забрался в кровать, устроившись рядом, но поверх одеяла, звякнул бокалом о бокал без всяких тостов, отпил вина и задумчиво посмотрел в окно.

– Знаешь, – через какое-то время произнес Красногорский, – я не представляю, как это объяснить и бывает ли у кого-то так, как произошло со мной, но я чувствую такую настоящую, такую сильную отцовскую любовь к Матвею, что меня это даже пугает.

– Почему пугает? – шепотом спросила Арина.

– Потому что это странное и очень сильное чувство, – совершенно откровенно признался Артем. – Я давно хотел иметь детей, семью. Лет десять назад, когда умер отец, я все думал, смог бы я стать таким настоящим отцом для своих детей, каким был он. И как-то вдруг понял, что быть отцом для меня важно и необходимо. Но первый раз в жизни я по-настоящему испытал, что это такое, держа на руках спящего Матюшку. Вдруг почувствовал поразительную нежность и страх за него, даже дышать стало тяжело.

– Ты привыкнешь, – тихо произнесла Арина. – Любовь к ребенку и страх за него – это просто есть, и все. Постоянные чувства, которые уже никогда никуда не денутся, как и желание защитить, закрыть собой от любой напасти, отдать ему самое лучшее и сделать все для его счастья. И ты живешь с этим, как дышишь, и все.

– И все, – повторил он за ней задумчиво и сделал глоток вина.

Молчали. Дождь торжественно и монотонно отбивал свою дробь по деревянному настилу веранды, собака давно перестала лаять, видимо, высказав миру все, что о нем думала, дом тихонько «дышал», издавая еле слышимые разнообразные поскрипывания и легкие вздохи.

– Мне надо идти, – разбила Арина тишину тихим шепотом, отставив бокал на тумбочку.

– Нет-нет, – опомнился Артем. – Куда идти? Что ты?

Быстро отставив бокал, он перекатился на нее и прошептал сексуальным голосом:

– Я хочу целовать тебя. Долго, нежно, без остановки, пока ты не потеряешь голову.

И воплотил все перечисленное в жизнь.

Но ранним утром, когда едва забрезжил рассвет, Арина все же ушла в свою комнату.

– Останься, не уходи, – уговаривал сонным голосом Артем. – Так сладко спать с тобой под бочком. Ты такая мягенькая, горячая и так славно пахнешь.

– Не могу. Когда Матвей просыпается, первым делом бежит ко мне в кровать. Да и все поймут и увидят…

– Пусть увидят и поймут, – из чистой вредности лениво возражал Артем, засыпая.

– Пусть, – согласилась с ним Арина, поцеловала легким прощальным поцелуем уже заснувшего мужчину и тихо вышла из комнаты.

Красногорский проснулся с чувством потрясающе приятной истомы и отголосками полного мужского удовлетворения во всем теле.

А что бы ему этого не чувствовать?

То, что было у них с Ариной, это… Да охренительно у них было! Чистый, фантастический улет!

Артема проняло так, что он до сих пор ощущал сладкое послевкусие последнего их оргазма в чуть гудящих той самой приятной усталостью мышцах. А когда услужливая память подкинула особо яркие и сильные моменты их близости, горячая волна мгновенно прокатила по всему телу, и захотелось немедленно вернуть девушку Арину в свою постель и повторить кое-что из тех самых ярких воспоминаний…

Но эротические мечты Красногорского ощутимо притушило, когда он вспомнил о своем ночном откровенном признании про внезапно пробудившиеся сильные отцовские чувства к Матвею.

Вот на кой, спрашивается, разоткровенничался, досадовал он. Что его пробило-то на откровения? Он и самому-то себе до конца не мог объяснить, что с ним случилось и почему так произошло, и приноровиться к этим чувствам пока не успел, а взялся, видишь ли, признаваться Арине.

Но даже эта досада на самого себя не смогла притупить ощущение потрясающего послевкусия, которое наступает только после по-настоящему классного секса.

А их с Ариной секс не был просто классным. Это было… да хер знает, как офигительно это было!

Ладно, надо выбираться из постели, вон доносятся звуки давно проснувшегося дома, да и поселка в целом.

Кстати, а это сколько же у нас времени? Ого! А ничего он так, не хило соснул, наверное, самым последним встанет.

Оказалось, нет, не последним, буквально за десять минут до него в кухню пришла Арина, проснувшаяся ненамного раньше Артема.

Старшие дамы даже и мысли не допустили будить их обоих, посчитав, что молодежь так умаялась «отдыхать» в том аквапарке, что пусть себе спят сколько угодно, хоть до утра понедельника. К тому же где же еще и отдыхать напряженно работающим людям, как не на даче?

Артем с Ариной завтракали, заговорщицки обмениваясь красноречивыми взглядами и улыбками, когда считали, что на них никто не смотрит. Впрочем, никто и не смотрел – день сегодня с самого утра стоял шикарный: солнечный, по-настоящему жаркий, да так, что земля успела подсохнуть после дождя, шедшего всю ночь, правда, лужи остались, но это-то ерунда. И все домашние находились на участке по случаю такого прекрасного солнечного денечка, редкого для нынешнего лета.

– Какие на сегодня планы? – спросила Арина и слегка покраснела, когда Красногорский с большим значением приподнял одну бровь в ответ на оказавшийся провокационным при всей его невинности вопрос.

– Помимо самых главных? – уточнил он с явным намеком.

– Помимо них, – поджав от веселья губы, кивнула Арина.

– Ну… – начал было Артем.

Но вся особенная прекрасная расслабленность утра выходного дня после великолепной жаркой сексуальной ночи была безжалостно порушена ворвавшимся перепуганным Степаном Сергеевичем.

– Ребята! – взмолился он с порога. – Ох, боюсь, беда у нас приключилась!

– Что? – в момент собравшись, деловито и строго спросил Артем. Куда только делась вся его медлительная леность вкупе с сексуальностью и настроем на эротические игры.

– Да Вовку щас мыл от грязи, ваш-то тоже весь уделался, это они на самокатах по лужам наяривали, – принялся торопливо объяснять встревоженный сосед, – так вот и нашел на ноге у него клеща. И такой непростой клещ-то, здоровый и цвет фиолетово-коричневый. Ой, ребята, боюсь, что энцефалитный клещ-то это! Я сам и вытаскивать не решился. Надо его в больницу вести, ребята! Выручайте.

– Спокойно, – начальственным тоном сказал Красногорский, и Сергеич замолчал, ощутимо взбодрившись при этом. – Так, Степан Сергеич, бери Вовку, свой паспорт, документы на пацана, если имеются таковые. Родителям пока не звони, нечего их волновать, пока все точно не выяснится, к тому же они на работе.

Родители Вовки работали по сменам на производстве, причем по разным: он в одном графике, она в другом, потому и приезжали на дачу редко, успевая дома лишь денек отдохнуть, денек дела поделать, и снова на работу.

– Ариш, ты с нами? – спросил Артем.

– Конечно, а как еще? Я быстро, пять минут!

И вот намучались же они с Вовкой и его клещом!

В районной поликлинике, куда они приехали спешным порядком, их не приняли, объяснив, что у них нет таких реагентов и такой аппаратуры в лаборатории, и отправили в областную поликлинику.

Пока доехали, пока выстояли очередь таких же потерпевших любителей отдыха на природе, пока Вовке достали из ножки «подселенца» и выяснилось, что анализ будет готов только через несколько дней и никаких экспресс-анализов платно не делают…

Ждите. Ничего с ребенком не случится за это, а делать укол на всякий случай, как требовал перепуганный насмерть Степан Сергеевич, – только зазря нагружать организм ребенка ненужной химией.

Уставший от нервного напряжения взрослых, от поездок и поликлиник, от этих строгих тетенек-лаборантов, волнения деда, передавшегося ему, Вовка смотрел с тревогой, то и дело собираясь заплакать.

– Нет, так дело не пойдет, – решительно взялся успокаивать малыша Красногорский, – ты же смелый парень, победитель шланговых драконов, подумаешь, какой-то малюсенький клещ. Что он нам, соперник, что ли?

– Нет, не соперник, – твердо уверял Вовка и в подтверждение крутил головой.

– Вот именно, – похвалил его Артем, ну и поощрил, разумеется: – А давай-ка угостимся чем-нибудь вкусненьким для профилактики?

Пока они угощались «для профилактики», после которой сытый, успокоенный и довольный Вовка заснул прямо за столом в кафе, пока возвращались обратно, там и поздний вечер подобрался незаметно.

На ужин они опоздали, дамы было засуетились, ринувшись подогревать, ухаживать, но Арина с Артемом их остановили.

– Я сначала в душ, – объявила Арина, – есть пока не хочу. – И поинтересовалась, переводя взгляд с бабушки на Лидию Архиповну: – А вы чего такие уставшие и замученные? Матвей что-то выкинул?

– Да нет, Матюша как раз вел себя почти идеально, – призналась Анна Григорьевна, – просто мы что-то не рассчитали свои силы и перестарались с возней с грядками и в саду.

– Мам, – тут же мягко пожурил Артем, – мы же договаривались и, кажется, железно, что грядки-кусты и деревья не для того, чтобы упахаться, а в радость. По чуть-чуть, легко и без фанатизма.

– Да так, Артемушка, получилось, – оправдывалась Лидия Архиповна, – денек уж больно хороший выдался, и надо было убрать после дождя, и все в порядок привести, вот мы с Аней и увлеклись.

– Ладно, что уж теперь сетовать, – прервала разговоры Анна Григорьевна, – пойдем мы спать-отдыхать. Да и вы не задерживайтесь, небось устали, а вам завтра вставать ни свет ни заря.

Ладно, и впрямь, чего уж теперь удручаться попусту.