Притушив эмоции, он начал мысленно расставлять вопросы, не дающие ему покоя, по порядку и ставить задачи.

Во-первых, надо срочно переходить с Ариной на более близкое и более откровенное общение, а во-вторых, перестать циклиться именно на этих вопросах, помимо них Красногорского интересовала сама Арина, ее жизнь в целом. Например, от мамы он знал, что у нее нет родителей и воспитывала ее Анна Григорьевна. И ему было очень интересно почему.

Что за трагедия произошла в ее жизни?

И кем она работает, что легко может позволить себе снять дачу на три месяца не в самом дешевом поселке и выходить на работу в любое время? Она как-то вскользь упоминала, что сама себе начальник и что у нее «вкусная» работа, а он отчего-то не развил тогда эту тему.

А сейчас Артем понимал, что ему на самом деле интересно узнать про девушку как можно больше – все ее трудности, сложности, радости и победы, все этапы жизни, ее планы и устремления. Это оказалось важным, очень важным для него.

Вообще-то, надо признать, ему было очень легко и радостно общаться с ней, они чувствовали настроение и какие-то тонкие, необъяснимые настройки друг на друга, и Артем несколько раз ловил себя на мысли, что хотел бы рассказать ей о себе, поделиться своими мыслями и даже какими-то идеями. Каждый раз, дивясь такому желанию, он одергивал себя при разговорах с ней, чтобы не начать вспоминать что-то уж очень личное.

Красногорский знал за собой такую черту характера – излишнюю закрытость. Нет, он, конечно, мужик не угрюмый и мрачный, напротив, вполне общителен, доброжелателен и в меру открыт, но личные переживания, мысли, прошлое как-то ограждает от чужого любопытства и придерживает информацию о себе, не распространяясь. Есть такой момент. Но его никогда не грузила данная особенность, наоборот, вполне устраивала и частенько помогала в жизни.

А с этой девушкой Артему отчего-то постоянно хотелось расслабиться, поговорить, рассказать о себе что-то закрытое для других и даже порисоваться немного, похвастаться, особенно когда она вскидывала вдруг на него свои поразительные темно-синие глаза, хотелось говорить и говорить, поражая ее снова и снова.

Ладно, все это лирика. Обманывать себя он не собирался – девушка была ему интересна как личность, как человек и невероятно сильно привлекала сексуально. Прямо вот очень привлекала. Прямо…

Хотел он ее с самого первого их знакомства. Очень мощно хотел. Чего уж тут скрывать, есть такой момент.

А поздним вечером, в их ставшие уже традиционными посиделки на веранде, когда угомонялся и засыпал весь дом и у соседей гасли окна, Артем предложил:

– Арина, а давай уже на «ты». Мне кажется, что давно пора.

– Давай, – легко согласилась девушка, – мне не кажется, а я уверена, что давно пора.

– Я тут подумал и вспомнил, что не знаю, кем ты работаешь и где? – с интересом спросил Красногорский. – Ты вообще кто по специальности?

– Я экономист, – ответила Арина, – закончила Вышку.

– О как, – уважительно протянул Артем, – серьезное заведение. Что, нравилась экономика или просто так, ради престижа поступала?

Арина рассказала о своем выборе вуза, как не могла определиться с профессией, не чувствуя призвания ни к чему и желания-стремления в чем-то реализоваться.

Рассказала весело, с тонкой, изящной иронией. Легко посмеялись.

Помолчали, глядя в ночь.

– А знаешь, – заговорил Артем, – мы с тобой в этом вопросе чем-то похожи. Я тоже не знал, куда поступать и чем мне хотелось бы заниматься в жизни и куда себя приложить. Не чувствовал никакого призвания в себе, – и усмехнулся с иронией. – Только я пошел дальше тебя и вообще отказался поступать после школы.

Лидия Архиповна находилась в глубоком шоке от столь сильного решения сыночка.

– Артемушка, ты что? – обескураженно вразумляла его мама. – У тебя пятибалльный аттестат, спортивные достижения, выигранные олимпиады! У тебя голова работает, как компьютер, тебе прямая дорога в вуз!

– В какой? – спокойно спрашивал встревоженную маму сынок.

– В технический, разумеется! – убежденно заявляла мама.

– По какой специальности? – уточнял сын.

– Да по любой! – взмахивала она в сердцах руками.

– Вот и я о том же, мам, – возражал Артем. – По любой специальности не хочу, хочу по конкретной, а по какой – не знаю. Вот за год определюсь, тогда и поступлю.

– Какой год! – негодовала Лидия Архиповна. – Тебя же в армию загребут! В стране Чечня! Я же с ума сойду! – и принималась плакать.

Маму он жалел ужасно, но стоял на своем – поступать не буду, пока не пойму, чего хочу.

Тогда отец, останавливая все эти дебаты, вынес свой вердикт:

– Это твой первый, важный и самый серьезный мужской выбор, сын. – И предупредил: – Делая его, ты должен понимать, что берешь на себя всю меру ответственности за его последствия. Даже если сто раз пожалеешь потом, что так настаивал на этом своем решении.

– Я понимаю, пап, – уверил Артем.

Он еще тогда крепко поспорил с Игореней, доказывая тому свою правоту, а друг отговаривал и вразумлял:

– Да какая армия… твою дивизию! – возмущался Брагин. – С твоей башкой и «ать-два от меня и до того дуба»? Какие сапоги? Ты охренел, Горыч, реально! Зашлют под пули, и пропал профессор.

– Да фигня все, прорвемся, – беспечно отмахивался Артем.

Так и проспорили до самого призыва Красногорского в ряды Российской армии.

Мама, не уговорив сыночка, не смогла все же оставить такое дело на самотек, нашла какие-то связи, знакомства-через-знакомства, вышла на начальника районной призывной комиссии и уговорила, а может, и заплатила, сие до сих пор остается личной тайной Лидии Архиповны, чтобы не отправлять единственное неразумное чадо на Кавказ.

Да, видимо, так усиленно уговаривала и достала вояк, что заслали Красногорского… как бы это сказать-то мягко и цензурно? – далеко… Аж за полярный круг. Но не просто тебе за полярный круг, а в закрытую, засекреченную часть ПВО, то бишь войск противовоздушной обороны, обслуживающую шахты с ракетно-ядерными зарядами стратегических ракет.

И вот так у нас сложилась действительность – стоит их часть, и на несколько сотен километров вокруг только тайга и тишина-а-а, мать ее. И никакого человеческого жилья. И спецснабжение раз в месяц, если доедет.

А на дворе девяносто седьмой год и в стране полный развал… а они служат!

– Я пожалел не сто раз, как предполагал отец. А по сто раз каждый день, – тихо засмеялся Артем. – До того, как попасть в часть, была сначала учебка. И, помнится, ползу я себе на пузе до условного противника, по раскисшей глине (несколько дней подряд дожди затяжные шли, а как перестали, так нас на полигон и загнали). Так вот, ползу я с автоматиком в руке, весь в грязище, в дерьме коровьем, в сапогах хлюпает, рожа в грязи, во рту, в носу, везде грязь, промок до белья и матерю себя последними словами. Ну не чудак ли я с другой буквы, а? Весь в дерьме ползаю тут, как последний… а Игореня там сейчас за парточкой сидит себе в институте, девчонок красивых снимает да пивко потягивает. И какого хрена меня перемкнуло в ту армию пойти? Ну не дурак ли я после этого, а?

Арина посмеялась тихонько и спросила:

– А как вообще служилось там, в этой шахте?

– Не в шахте, – поправил ее Артем, – в гарнизоне. Да в общем-то неплохо служилось.

Начнем с того, что хорошие мозги всегда и везде в цене, и Артем нес службу на офицерской должности, с соответствующими дежурными сменами, дающими больше личного свободного времени, и с соответствующим пайком. Разве что выслугу лет и зарплату не получал офицерскую.

Фигово было то, что в армии в тот момент творился полный бардак, но в то же время именно поэтому их служба проходила весело и более расслабленно, что ли.

Сколько раз старшие офицеры с досадой повторяли, что при Советском Союзе здесь такая дисциплина и муштра стояла, что чихали и пукали с разрешения начальства, не то что бы кто-то мог волынить и манкировать своими должностными обязанностями, это вообще с ума соскочить – такое представить. А сейчас…

Ну а что не поволынить? Проверяющие почти не наезжали, а фига им наезжать, когда зарплат нет, за высокие кресла в столице драка, от которой далеко лучше не отходить, а то и пролететь можешь, главкомы меняются один за одним. Хорошо хоть, при всем бардаке высшее руководство отдавало себе отчет, что такое стратегические ракеты, и относились к ним все же по-особому. Снабжали хорошо, и офицерам платили регулярно и не копейки какие.

А то мало ли что взбредет тем офицерам в голову, если осерчают на родину за жен и детей, сидящих в нищете и голоде.

Так что служили. Было достаточно много свободного времени, хотя места вокруг суровые – зимой до пятидесяти мороза, бывало и ниже, а летом мошка и гнус реально могли до смерти загрызть и до сумасшествия довести, но у них имелись специальные репелленты, методы защиты. Спасались как-то, не всегда, правда, удачно, но в основном терпимо.

А природа, вообще-то, там удивительная, красоты бывают – залюбуешься! Остановишься так, засмотришься на закат какой-то совершенно фантастический, словно небо горит разными цветными сполохами, а потом затухает, затухает, переходя в малиновые и пурпурно-розовые цвета, синеет, темнея. И меняется что-то внутри тебя, и чувствуешь такую мощь земли и себя каким-то иным…

Охотиться ходили, рыбу ловили в реке, что рядом текла. С эвенками общались – аборигены им приносили на продажу свои поделки, мясо-рыбу, хоть по уставу и не положены контакты с людьми без допусков. Так где устав, а где они… Вот именно.

Артема армия многому научила и многое дала.

Он тогда даже не знал, не понимал и не оценил до поры, как много на самом деле дала ему та служба.

– Но профессию-то выбрал? – спросила заинтересованно Арина. – В институт-то поступил?

– Поступил, – кивнул Артем, – сразу после возвращения из армии. В Бауманку. На ракетно-космическую технику. В чем-то по профилю службы.