– Я?.. – оторопела Арина и ринулась возражать. – Нет уж! Меня на страсти-мордасти, так чтобы прямо все забыть, голову потерять, родителей и ребенка бросить, вот уж точно никогда не потянет! – и заявила с горячей убежденностью: – Я вообще не могу быть яблочком от этих яблонь! Может, меня в роддоме подменили и у меня какие-то другие родители, которые меня бы не бросили!

– Вот уж это вряд ли, – усмехнулась Анна Григорьевна. – У тебя совершенно отцовские необыкновенные глаза. Погибель, а не глаза, из-за них-то, в числе прочих его достоинств, женщины и влюблялись в Аркадия до потери сознания. А еще у тебя отцовская роскошная шевелюра.

– Дикая какая-то, – пробурчала, но уже без надрыва Арина, возражая уже по инерции, без прежней эмоциональности и накала.

– Великолепная, – поправила ее бабушка. – И пылкости и сильных чувств в твоей натуре более чем хватает.

– У меня крышу от шальной влюбленности и желания секса не сносит! – Арина никак не соглашалась быть похожей на родителей.

– О-о-о, – многозначительно вздохнула Анна Григорьевна, – не спешила бы ты с такими заявлениями. Вот когда влюбишься, тогда и посмотрим, что там с твоей пылкой натурой. Совладаешь ты с ней, не теряя голову, или понесет тебя во все тяжкие.

– Не понесет! – уверила-таки со всей той самой пылкостью своей натуры Арина.

– Посмотрим, – улыбалась бабушка. – Ты вот сейчас всю свою огненную страсть в учебу, в спорт и дела общественные вкладываешь, я даже побаиваюсь за тебя, не перестаралась бы ты, не загнала бы себя до истощения.

– Я просто хочу, чтобы ты была за меня спокойна и не нервничала, не переживала, что у меня может что-то не получиться, – призналась Арина.

– Да я прекрасно знаю, что у тебя получится все, за что бы ты ни взялась! – поразилась Анна Григорьевна, только сейчас поняв, зачем девочке нужны были все эти победы и достижения, и переспросила для верности: – Так это ты из-за меня, что ли, так стараешься и перегружаешься ужасно?

– Ну-у-у, – протянула Арина.

Анна Григорьевна снова погладила ее по голове, поцеловала и пообещала строгим, торжественным тоном:

– Ты за меня не бойся, Ариночка, я умирать не собираюсь. Я крепкая, у меня замечательное здоровье. – И повторила: – Не бойся и даже не думай и в голову не смей брать, что я могу оставить тебя одну. – И усмехнулась, все же смахнув предательскую слезинку, – не просто ей дался этот спокойный, выдержанный тон. – И прекращай так уж стараться с этими своими общественными и спортивными достижениями. Бог бы с ними.

– Бог, – кивнула, соглашаясь, Арина и снова расплакалась.

Теперь уж очищающими слезами облегчения.

Они просидели в кухне и проговорили полночи о самом важном, о самом главном – Арина признавалась в своих детских мечтах и ожиданиях, лелеемых годами (о том, что вернутся домой блудные родители), о страхах и мыслях, накопившихся в ней до критической массы. Анна Григорьевна внимательно слушала, успокаивала, объясняла что-то очень важное, но больше давала выговориться внучке, освободиться от тяжести.

Бабушка всерьез подумывала отправить Арину на сеансы к психологу, но обошлось как-то и без него, сами справились. Ариша после той бурной ночной истерики чувствовала какую-то небывалую легкость в душе, словно освободилась от тяжкого, давившего годами груза. Хотя почему словно? Освободилась, и просветлело что-то внутри, даже дышать стало легче.

Родителей, может, и не простила, так и не приняв до конца то, что они ее бросили, но как-то это перестало быть болячкой душевной – просто факт в ее биографии. Хорошо ли, плохо ли, но у нее вот так.

Ну а что касается пылкого темперамента ее натуры, так убедиться в его наличии девочке представилась возможность уже в шестнадцать лет, когда, первый раз в жизни, Аринка влюбилась до одури в старшеклассника из выпускного класса.

Вот где они с бабушкой попереживали!

Понятно, что каждая переживала свое. Анна Григорьевна, видя, как ухнула внученька с головой в первую, безрассудную любовь, больше всего боялась, что девчонка сломает себе жизнь – бросит напрочь учебу и все свои былые достижения.

Какие там достижения! Забыты, как детский лепет и тяжкий бред! Хорошо хоть, учиться не перестала, и то лишь по той причине, что парень собирался поступать в серьезный вуз и учиться ему приходилось без пропусков и прогулов. Пришлось и Арине сидеть на уроках и делать домашку, когда предмет ее страстной любви занимался тем же, а не целоваться по парковым скамеечкам, забыв обо всем на свете, как хотелось обоим.

Разумеется, Анна Григорьевна отдавала себе отчет, что никакими запретами, запорами и иными принудительными мерами она внучку не остановит и не удержит ни от секса, ни от глупостей, ни от возможной беременности, и сделала только то, что могла в сложившейся ситуации. Подгадала время и место таким образом, чтобы перехватить парня и поговорить с возлюбленным внучки наедине.

– Петенька, – уговаривала она его, – я все понимаю: у вас страсть и гормоны бушуют. Я, конечно же, просила бы вас воздержаться от интимной близости с моей внучкой, но отдаю себе отчет, что вряд ли смогу остановить вас обоих, даже если вы поклянетесь мне этого не делать.

– Тогда что вы хотите, Анна Григорьевна? – недовольно, но все же с уважением спросил мальчик.

– Я хотела просить, Петр, во-первых, не соблазнять ее, не настаивать и не уговаривать, подталкивая к этому шагу, а дать Арине возможность самой решать, хочет ли она и готова ли к этому. А во-вторых, умоляю вас, Петр, если все же вы оба ринетесь в близость, предохраняться. Вы старше, пусть всего на год, вы мужчина, вы обязаны в такой ситуации позаботиться о девочке. Всегда соблюдайте осторожность и предохраняйтесь.

Внял ли мальчик мольбам женщины и услышал ли ее вообще, осталось тайной. Ясный перец: у детей любовь, в голове туман, и, разумеется, они считают себя совершенно взрослыми и не собираются отказываться от секса. И сие эпохальное событие произошло.

И неоднократно.

Но странность заключалась в другом. Как только «осуществилась их любовь», парнишку-то снесло с катушек напрочь и всерьез, и он забыл и про учебу, и про поступление в крутой вуз, и про родителей, возлагавших на его поступление столько надежд. Его занимал только один вопрос – где и как можно уединиться и заняться любовью с подругой. И несмотря на то что он дал бабушке возлюбленной «мужское слово», мальчонку-то накрывало настолько, что про контрацептивы он благополучно забывал несколько раз.

А вот Арина – наоборот.

Она помнила и про учебу, которую не задвинула и не бросила, и про нежелательную беременность, все так же где-то в глубине сознания пугаясь до ступора, что бабушка может не перенести сильного потрясения и с ней сделается что-то плохое.

Вот такую диковинную предохранительную функцию сыграли с Аринкой ее страхи. Чудны дела твои, наша психика!

«Любовь» прошла быстро, где-то за полгода.

Мальчик поступил в свой вуз, Арина с бабушкой уехали на каникулы в Крым, к морю, и страсти как-то сами собой улеглись и поостыли до полной потери интереса Арины к предмету некогда бурной любви. Не в пример этому самому предмету, который еще несколько месяцев поджидал Арину после школы или у дома, искал встреч и все рвался выяснить отношения и вернуть их близость.

А она – нет. Все – страсти улеглись. Арина с неким тайным восхищением и восторгом, но все же немного стыдясь и смущаясь той себя необузданной, недоумевала, что это она вытворяла такое, и вспоминая, как именно вытворяла, смущалась еще пуще.

Но и тут Анна Григорьевна смогла найти правильные мудрые слова, чтобы открытие своей сексуальности и ее бурных проявлений не превратились для ребенка в проблему.

И на этот раз обошлось без психологов. Справились.

Школа подходила к концу, и во весь рост вставал естественный вопрос – что делать дальше? Понятное дело, поступать, но вот куда?

Определенно у Арины имелись прекрасные способности к точным наукам, но и к гуманитарным тоже. Она одинаково хорошо могла реализоваться и в той, и в другой области, вся закавыка состояла лишь в том, что девочка совершенно не знала, к чему испытывает тягу.

Не понимала и не представляла даже близко, чем бы хотела заниматься в жизни и кем стать.

Однозначно не медиком, и не космонавтом, и не ветеринаром. Не моделью, не музыкантом и не артисткой, как ни удивительно при ее-то внешности и данных.

А кем? Уже и выпускные экзамены на подходе, а Арина все в размышлениях.

Махнули с бабулей рукой на этот выбор и решили, что если и получать образование, не имея стремлений к конкретной профессии, то уж непременно достойное, и поступила Ариша в Вышку, то есть в Высшую школу экономики, – учиться на экономиста и маркетолога.

Ну вот так, а там посмотрим, куда жизнь приведет да вывезет, никогда не поздно получить еще какое-нибудь образование, если понадобится.

Так и порешили.

Поступила, кто бы сомневался, и училась замечательно и ненапряжно.

За время учебы пережила парочку бурных романов, но уже без жгучих страстей и отключения головы – так, влегкую, хорошо, бодряще, в удовольствие, но не более.

Закончив учебу, в двадцать один год Арина Ахтырская сразу же устроилась на работу по своей специальности экономиста в одну известную крупную корпорацию, занимавшуюся производством и поставками оборудования для нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих компаний.

Везуха совершенно фантастическая!

А повезло вот каким образом: компания имела и государственное долевое участие, и, в рамках какой-то там правительственной программы, принимала к себе на работу талантливых выпускников ведущих вузов страны. Что-то вроде продвижения молодых, одаренных кадров.

Выбирали из самых лучших, в числе которых оказалась и Арина.

Оставим за рамками, что большая часть этих молодых и талантливых, не пройдя испытательный срок в полгода, в результате увольнялась из компаний, принимавших участие в этой программе, освободив место, может, и менее талантливым, но «своим» или имевшим опыт работы в данной области.