Киран Крамер - Будь со мною нежен

– Наловчился делать деньги – гуляй на широкую ногу, – усмехнулся Харрисон, выскребая остатки каши из пиалы. – Правда, я до сих пор питаю маленькую слабость к «Гудвиллу»[18] – без него я бы не выжил в старших классах.

– Ты прошел немалый путь. – Тру облокотилась подбородком на ладонь.

– Как и ты.

Они столкнулись взглядами, задержав их друг на друге чуть дольше, чем следовало.

– Ну что ж… – Она встала из-за стола и принялась собирать грязную посуду.

– Помочь? Ты ведь не хочешь запачкать платье.

Направившись к мойке, Тру бросила посуду в заранее подготовленную мыльную воду.

– Обычно я надеваю фартук, но при тебе – ни за что.

– А в чем проблема? – Стоило ему приблизиться, как она стремглав отпрянула к раковине. Желание прильнуть к ее губам не покидало его. – Думаешь, я стал бы тебя поддразнивать? Современная женщина в бабушкином переднике и все такое?

Тру усмехнулась.

– У Хони всегда были очень симпатичные фартуки. Я постоянно их ношу. Они не только красивы, но и весьма функциональны. Понимаешь, о чем я? – Она развернулась к мойке и занялась посудой. – Но главное – хранят в себе частичку ее души. Голову заполняют сладкие воспоминания о том, как она готовила в этих передниках. Я понимаю, ты сейчас живешь в другом мире: холеные красотки, с которыми ты веселишься в Атланте, и на смертном одре не согласятся облачиться в фартук, – а здесь все по-домашнему. Слишком маленький городок.

Харрисон следил за движениями ее рук, которые завораживали своей грацией, скользил взглядом по спине.

– Я бы никогда не стал тебя высмеивать.

Любопытство одержало верх над страхом задеть ее чувства, и он спросил:

– Тебе удалось закончить Чапел-Хилл?

– Нет. – Она сполоснула намыленную ложку. – Я отучилась два семестра, а затем была вынуждена вернуться домой.

Черт. Харрисон искренне ей сочувствовал.

– Мне очень жаль. Ты ведь так мечтала туда попасть.

– Ерунда. – Покачав головой, Тру улыбнулась ему через плечо и добавила грустно, но твердо: – Я давно с этим смирилась. Одно время мне казалось, что отсутствие высшего образования равнозначно бесцельно прожитой жизни. – Очередной фамильный постулат Мейбенков, не имеющий ничего общего с правдой. – Хоть я вернуться к учебникам и не прочь. Сейчас вот положила глаз на Чарлстонский университет.

– Вот и замечательно! – обрадовался Харрисон, но тут же укорил себя: выглядело так, будто уровень образования Тру не соответствовал его уровню. Да только он и сам не мог похвастаться дипломом.

– А как насчет тебя? – Она вытащила заглушку в раковине и вытерла руки кухонным полотенцем. – Были ли какие-то значительные повороты в твоей судьбе в течение этих десяти лет? Кроме обрушившейся на тебя славы? Твой взлет был поистине молниеносным.

– Красивое определение: «молниеносным»… – Харрисон неумело спрятал смущение за довольной ухмылкой. Надо сказать, он до сих пор пребывал в легком шоке от свалившейся на него популярности.

– Но это правда.

Он торопливо отвел взгляд. Впервые близкий человек из давней, безвестной жизни Харрисона так высоко оценил его достижения. Как же приятно! Почему он так долго избегал возвращения сюда? Что пугало его в собственном прошлом?

– Я хотел быть осмотрительным в своих мечтаниях. Богатство и слава достались мне горькой ценой. Меня предупреждали, однако я думал, что смогу обойти это правило.

– И о какой же цене идет речь?

Харрисон боялся откровенничать на столь болезненную тему. К счастью, в этот момент прискакала Уизи с корзиной яиц в руках и, едва переведя дыхание, возмущенно заявила:

– Сегодня Фред меня чуть не добил!

– Наш петух, – пояснила Тру. – Ведет себя безобразно: гоняет нас по курятнику, хлопая крыльями и горланя что есть мочи.

Раздался громкий собачий лай, знаменующий возвращение Гейджа с пробежки.

Так и есть. Не прошло и минуты, как он объявился на кухне, насквозь промокший от пота.

– Тру, я не нашел газет в почтовом ящике.

Она поморщилась.

– Я давно отменила подписку на печатные издания. Новости мы узнаем из Интернета. Хорошо побегал?

– Да.

Харрисон заметил разочарование брата в связи с невозможностью просмотреть газеты.

– Разве «Уолл-стрит джорнел» ты читаешь не в Интернете? – спросил он.

– Да. Но перед этим всегда знакомлюсь со свежим выпуском «Пост энд курьер».

– Ты прекрасно без него обходился, навещая меня и отдыхая на Коко-Бич.

– Тогда я читал их онлайн.

– Рекомендую и сейчас этим заняться! – заявил Харрисон раздраженно.

– Когда я нахожусь там, где доступна печатная версия, то предпочитаю читать ее. – Лицо Гейджа, еще красное после пробежки, омрачило волнение.

– Боже, ну и закидоны… – Харрисон не верил своим ушам.

– Ты получишь бумажную версию, как только мы завершим наши дела, – вмешалась Тру. – Никаких проблем.

– Но после полудня читать газеты бессмысленно. – Гейдж с трудом выдавил улыбку. – Не беспокойся, Тру.

– Да никто, собственно, и не планировал беспокоиться, – огрызнулся Харрисон. – Слыхал об адаптации к окружающим условиям? Поинтересуйся на досуге.

– Он старается! – обиженно скривив губы, вступилась за Гейджа Уизи. – Прекрати на него давить, Харрисон. Я где-то вычитала, что когда тебе в гримерку доставили пиццу с колбасой вместо сосисок, ты вышвырнул ее в окно.

– Наглая ложь! – возмутился Харрисон. – «Желтая пресса» пойдет на все, лишь бы не потерять читателей.

К своему огорчению, он понял, что Уизи и не думала сдаваться.

– Когда Опра спросила, писал ли ты песни во время гастролей, – продолжала она педантично, – ты ответил, что не можешь сосредоточиться в битком набитом автобусе и сочиняешь только в уединении гостиничного номера.

– Верно.

В комнате воцарилось напряженное молчание.

– Видишь? – торжествующе воскликнула Уизи. – Ты и сам не умеешь адаптироваться к окружающим условиям.

– Подловила… – Харрисон замолчал, не чувствуя особой охоты признаваться в собственном лицемерии. – Действительно, ты права.

Несмотря на сердитый вид, Уизи, несомненно, осталась довольна своей маленькой победой. Кто знает: может, ее и впрямь ждет блистательная карьера телеведущей.

– Гейдж, будешь кофе? – спросила Тру, открывая дверцу буфета.

– Конечно, спасибо. – Он неловко мялся посреди кухни, словно незваный гость.

Харрисон мог бы составить ему достойную конкуренцию: он тоже стоял с мрачным видом, уставившись на носки своих ботинок.

– Ну как, ты готова? – взглянул он наконец на Тру.

– Как только удостоверюсь, что у Гейджа все нормально, – сухо ответила она, очевидно, не в восторге от поведения Харрисона.

Проклятье! Что ни случится – все катят бочки на него.

– А мне ты все равно нравишься! – подскочила к нему Уизи и с улыбкой бросилась на шею.

– Ну ты даешь! – заявил он обиженно.

– Нравишься! Ты всегда со мной разговаривал, когда поливал мамины цветы. – Она обернулась к Гейджу: – Харрисон тебя любит, пусть иногда ты и заноза в заднице. Ведь такое со всеми бывает. И с Тру в том числе.

Щекотливая ситуация. И забавная. Но, хоть и с трудом, Харрисон все же удержался от смеха.

Гейдж как пень стоял посреди кухни. Да и Харрисон буквально остолбенел, что случалось с ним довольно редко. Тру, тоже явно ошарашенная чрезмерной прямотой сестры, стояла с открытым ртом.

– Так мы едем? – выдавила она наконец почти визгливо.

Харрисон вынул из кармана ключи от машины.

– Лично я давно готов.

Уизи как ни в чем не бывало зачерпнула себе добрый половник овсянки и объявила, наверняка возомнив себя Оливером Твистом:

– Умираю с голоду. Гейдж, тебе положить?

– Ммм… ладно, – согласился он вяло. – Хотя я предпочитаю начинать день с яичницы…

– Могу устроить, – тут же предложила Уизи.

– Нет. – Он осторожно подвинулся, словно приближался к спящему льву, а вовсе не к плите. – Пойдет и овсянка.

Тру сменила гнев на милость, снимая сумку с настенного крючка, и глаза ее искрились добротой и надеждой.

– Ну что, готовы, мисс Мейбенк? – Харрисон улыбнулся и протянул ей руку.

Тру охотно ее приняла, и он постарался не выказать своего волнения. Как хорошо, что им удалось покинуть кухню на мажорной ноте.

Дивная картина – мужчина выводит женщину на залитую солнцем дорожку и открывает перед ней дверцу роскошного «мазерати». Жизнь все-таки прекрасна!

В школьные годы, когда Тру наслаждалась своей популярностью, Харрисон одиноко бродил по краю пропасти. Нет, он не был угрюмым отшельником, но и компании активно не искал. По южным меркам, он носил необычайно длинные волосы, а его гардероб состоял из джинсов и футболки, купленных в самом дешевом магазине «Гудвилл».

Во время ленча, забившись в угол школьного двора, он усердно бренчал на гитаре.

Если кто-то к нему подходил, он прекращал играть и с удовольствием принимал участие в разговоре. Тру периодически улавливала смех, доносившийся из этого дальнего угла. И все же Харрисон стоял особняком в школьном мире разборок и сплетен. Его мало интересовали успехи футбольной команды и любовные драмы, что сильно раздражало парней из компании Тру.

«Вот уж настоящий южанин, – презрительно комментировал Дабз, хотя сам между тем был типичным препстером,[19] звездой школьной футбольной команды и бойфрендом Тру. – Его папочка погиб во время тюремного бунта, через месяц после того, как угодил за решетку. Яблоко от яблони недалеко падает. Вот увидишь».

«Хватит, – останавливала его Тру. – Не будь таким жестоким».

Они могли разругаться в пух и прах, стоило затронуть эту тему, и тогда Тру целый день наказывала его своим молчанием. Но после уроков Дабз всегда извинялся, списывая излишнюю агрессию на банальную ревность. По словам Дабза, его напрягала эта дружба Тру с Харрисоном, пусть и с пеленок, и она прощала его, убеждая себя в том, что такая преданность добавляет романтики в их отношения.