И день минутой был тогда,

В той жизни ты со мной всегда.

Другая жизнь, в которой я

Теперь, спустя уж год и месяц,

Живу по-прежнему любя,

Но только солнце так не светит.

И рядом больше нет тебя,

Как жаль, жаль, что рядом нет тебя...

Голос мой лился по внезапно затихшему залу, грустная мелодия и смысл песни

вызывали слезы на глазах. К концу песни я уже сама с трудом сдерживалась, чтобы

не разреветься.

Ветер пусть тоску мою с собой уносит,

Пусть развеет, разметёт её по свету,

Почему меня ты, милый, бросил,

Почему тебя со мною больше нету.

Ты вернись, я так тебя молю,

Видит Бог, я до сих пор тебя люблю.

Когда затих последний аккорд, мое сердце замерло. Кто-то шмыгал носом,

шуршали бумажные салфетки, самые эмоциональные всхлипывали. Я заметила,

как Наталья Дмитриевна судорожно вдохнула, ее глаза блестели.

Первым поднялся Максим Георгиевич. Напряженное, почти каменное выражение

его лица сменилось выражением восхищения. И встретившись со мной глазами, он

громко зааплодировал. Буквально секунду спустя весь зал взорвался

оглушительными овациями. Аплодировали стоя.

- Подумать только! - воскликнула Инна, уже за кулисами заключая меня в объятья.

- Ты заставила рыдать нашу Грымзу!

- Не рыдать, а лишь слегка прослезиться, - буркнула я и вдруг расплакалась,

уткнувшись ей в плечо.

- Ну что ты, - гладила меня по волосам подруга. - Ну не надо. Ты такая умница. Так

проникновенно пела. Я сама тут ревела, не могла остановиться. Готовься раздавать

автографы. Ты своей песней произвела настоящий фурор!

- Не хочу никаких автографов, - вновь спрятала я зареванное лицо на ее груди. - И

вообще петь больше не буду.

- Почему? Тебя ведь так хорошо приняли. Аплодировал весь зал. Причем, стоя. А

как на тебя смотрел Максим Георгиевич, заметила?

- Нет, - зачем-то слукавила я - его образ до сих пор стоял у меня перед глазами.

Никогда не видела, чтобы директор так улыбался - широко и по-мальчишески

искренне. Лицо его в те минуты оказалось совершенно другим, не таким, каким я

его помнила по той нашей встрече на педсовете. Черты смягчились, глаза стали

добрыми, насмешливыми, и я заметила ямочку у него на подбородке и складочки

на щеках, когда он улыбался, и лучики вокруг глаз.

Я зажмурилась - это какое-то наваждение.

- Да что с тобой, Сашка? Ты так взволнованна.

Я подняла голову и посмотрела на нее - сердце все еще билось где-то в животе.

- Инна, это было волшебно! Я еще никогда такого не чувствовала. Я не ощущала

своего тела, не видела никого вокруг. Я парила, как... как Роза и Джек Доусон на

"Титанике". И существовала только эта песня и мой голос.

"И еще взгляд Максима Георгиевича", - добавила я про себя.

- Но ведь я пела эту песню и раньше, - задумчиво проговорила я. - И все же

ощущения тогда были другими…

- Видимо, валерьянка не помогла, - сделала заключение Инна. - Ты слишком

переволновалась. И... - она взглянула на мои руки. - Блин! Да ты вся дрожишь!

- Ничего. Скоро пройдет, - я смущенно умолкла, ругая себя за то, что не смогла

сдержать эмоций. Инне еще самой выступать. Как бы мое волнение не передалось

и ей. - Ладно, пойду приведу себя в порядок.

- Да, иди, - подоткнула она меня к двери. - Скоро мой выход. Мне еще нужно

подготовиться.

Я вновь обняла ее, ободряюще погладив по плечу, и вышла из-за кулис прямо в

холл. И едва не вскрикнула, обнаружив там директора - он явно кого-то ждал.

Он стоял, прислонившись плечом к стене, засунув руки глубоко в карманы. В

строгом черном костюме и белоснежной бабочке он был похож на героя-

любовника, сошедшего со страниц любовного романа.

Увидев меня, Максим Георгиевич стремительно оторвался от стены и сделал шаг

навстречу. Но что-то в моем облике ему, видно, не понравилось, так как он замер,

нахмурившись, с беспокойством вглядываясь в мое лицо.

Проклятье! Я же зареванная вся. Тушь наверняка потекла, теперь разводы по

всему лицу. Как повела себя помада и вовсе неизвестно. Глаза красные, нос

опухший. Другой человек на моем месте танцевал бы от счастья и почивал на

лаврах, а я реву и хнычу.

- Александра Юрьевна, с вами все в порядке? - сглотнув, произнес Максим

Георгиевич, продолжая поедать меня глазами. - У вас что-то случилось?

Все-таки заметил. Ну если я выгляжу примерно так, как рисует мое воображение,

то немудрено.

- Нет, я в порядке. Простите, мне нужно... в туалет.

Он опустил глаза, коротко кивнул.

- Да, конечно.

И я пулей пролетела мимо него, с наслаждением втянув ноздрями обалденный

аромат его жутко сексуального парфюма. Ммм, запахи - моя слабость.

В заключении я под минусовку спела "Hit The Lights" Селены Гомес - популярный

хит и любимую песню большинства девчонок-старшеклассниц. Мне и самой она

очень нравилась. А на подтанцовку я пригласила двух мальчишек, подопечных

Инны Эдуардовны. Они реально зажигали, и я искренне веселилась, танцуя вместе

с ними. Кружила по сцене, как сумасшедшая.

Меня вновь провожали громкими аплодисментами и криками "Браво!". Ребята из

11 "А" даже попросили выступить на "Бис", но я твердо отказалась. Все-таки это

праздник учителей. А им имя "Селена Гомес" вряд ли о чем-то говорит.

В этот раз я уже не плакала - делать макияж так утомительно. Да и песня не

предполагала сантиментов. Коротко поклонившись и послав в зал воздушный

поцелуй, я убежала со сцены, а за кулисами скинула ненавистные шпильки и с

наслаждением размяла ноющие ступни.

Единственное, что омрачало мое счастье, это мысли о предстоящем корпоративе.

Как-то страшновато вновь встречаться с Максимом Георгиевичем - уж очень

противоречивые чувства он во мне вызывает. Просто проигнорировать собирушку

я не могла, а врать не умела и не хотела. И что делать?

Черт. И зачем вы, Максим Георгиевич, появились в моей жизни? Ну кто вас

просил?

Спустя пару часов мы были уже в ресторане, и праздник продолжился. Только уже

в более тесном кругу - директор, учителя, кое-кто из бухгалтерии.

Ресторан поражал атмосферностью и обилием красного цвета. Ну очень дорогой

ресторан. Страшно подумать, какой счет выпишут в конце вечера Максиму

Георгиевичу.

Мы поели, выпили, начались конкурсы - роль ведущей взяла на себя учитель

химии, Яна Владимировна. Нужны были две пары: две женщины и двое мужчин.

Первой вызвалась Елена Вячеславовна, потянув за собой Виктора Леонидовича,

учителя математики, страшного зануду и женского угодника. За ними на сцену

вытолкнули заскучавшую было меня. Конкурсы я не любила и долго упиралась.

Уже довольно румяная - от смущения - я вышла-таки на сцену и замерла: на

вопрос Яны Владимировны "Ну смелей! Кто поддержит нашу певунью Александру

Юрьевну?" выходил... директор. Но когда создавали пары для конкурса, я

облегченно выдохнула - Максима Георгиевича утянула на свою сторону

хихикающая (сколько же она выпила?) Елена Вячеславовна, а Виктор Леонидович

- с недовольной, как мне показалось, миной - перешел ко мне. Когда же озвучили

условия конкурса, я потрясенно ахнула и покраснела, а моя соперница радостно

захлопала в ладоши.

Игра называлась "Пуговички". Мужчинам выдавались толстые рукавицы, их

задача состояла в том, чтобы попытаться расстегнуть как можно больше пуговиц

на одежде своих партнерш. Яна Владимировна - добренькая наша - решила

облегчить задачу мужской половины и вместо рукавиц раздала им по паре

вязанных перчаток. Когда объявили "старт", я зажмурилась, дыша через раз.

Похоже, не только я задержала дыхание - свидетели всего этого действа

наблюдали за нами, не проронив ни слова. Отчаянно потея и обдавая меня

алкогольными парами, Виктор Леонидович честно боролся с крохотными

пуговичками на одолженном у Людмилы Николаевны вязанном кардигане.