— А как вообще выглядит эта цыпа? Ты мне никогда не рассказывал.

— О, она как… — он издал восхищенный стон. — Хотя нет. Но… да. Немного худовата, правда.

— Очень четко выразился, как всегда. — Редактор, которого я не заметил, положил передо мной на стол лист корректуры.

— Она даже… она даже не в моем вкусе, понимаешь? Совершенно. Но… блин, она держит меня за мозги, за яйца, за кишки, не знаю, за что еще.

— И чем это все закончится? — спросил я, вертя в пальцах ручку. Страница передо мной была вся в редакторских исправлениях.

— Знал бы я! — невнятно пробормотал он и закашлял. По звукам я догадался, что он достает из пачки очередную сигарету. — Ты, наверное, считаешь меня идиотом, да, Ферон? — трагическим голосом спросил он. Не дождавшись ответа, добавил: — Да, я идиот. Но… она так прекрасна. Хотя нет, она совершенно не прекрасна. Нет, прекрасна. Она пылкая, она холодная. Она…

— Замужняя женщина, которая пышет то жаром, то холодом, все понятно. Но ведь она не одна такая, правда же, МакДи? Сегодня с ней на контакт не выходить, — отрезал я, роль вершителя судеб мне давалась без труда.

— Ну ты гад!

Я рассмеялся и положил трубку. Мне пришло три новых сообщения. Быстро просмотрел их — это были Рен и пара начинающих литераторов с предложениями о сотрудничестве.

Я представил себя со стороны: возбужденный и неуверенный человек, готовый броситься по вечерней улице, с взволнованно бьющимся сердцем. Мне на ум пришли строки какого-то смутно знакомого стихотворения:

Когда по улицам идешь,

Никто тебя не признает.

Никто… не взглянет на ковер

и золотой, и алый,

Который топчешь ты,

когда проходишь,

Несуществующий ковер[26].

Пришло еще одно сообщение. Кликнул по нему. Не от нее.

Начал было сам ей писать, но остановился. Отредактировал половину рецензии. Плюнул на работу и вернулся к письму. «Ты где?» — написал я.

К полудню ответа так и не пришло. Несколько недель назад я то и дело случайно встречался с этой женщиной. Тогда она присылала мне списки книг, достойных, по ее мнению, того, чтобы написать на них рецензии. Она явно шерстила все доступные книжные каталоги и просто выбирала из них подходящих авторов. Такой халтурный метод работы как-то не вязался с образом ученого-отшельника. Постепенно мы стали обмениваться электронными письмами регулярно и часто.

По-прежнему ни ответа, ни привета. Я ждал. Что со мной такое? Может быть, мне не хватает работы? Нет, корректуры, с которыми нужно было работать, накапливались; названивали писатели, обеспокоенные судьбой своих рецензий, к работе над недельными страницами я едва приступил. Мне казалось, что я медленно схожу с ума. Пришло новое сообщение. На нем было ее имя. Кликнул по нему.

«Только что, глядя на экран, я услышала твой голос. Ты, может быть, удивишься, но сегодня ночью я видела тебя во сне, хоть мы так давно не встречались. Мне приснилось, что ты мелькнул где-то рядом, но когда я подняла глаза, тебя уже не было. Где ты прятался?

Я совершенно запуталась… Мне нужно было поработать, и я только сейчас освободилась, не успела ни одеться как следует, ни поесть. Похоже, сейчас день… Надеюсь, у тебя все хорошо.

Целую, Сильвия».

В воображении зазвучал знакомый хрипловатый голос, как всегда, немного официальный и с едва заметным акцентом, мне ужасно захотелось услышать ее голос на самом деле, увидеть ее бледное простое лицо. Вдруг вспыхнуло страстное желание встретиться с ней, хотя я и сам не понимал, с какой целью.

С одного из соседних рабочих столов раздался смех, несколько голосов его поддержали. Зазвонил мой телефон. Я не стал снимать трубку, пусть поработает моя голосовая почта.

Нашел номер ее телефона и торопливым движением набрал. Посмотрел на целый ворох писем и пресс-релизов, которые пришли с сегодняшней почтой. Я не мог представить, что в оставшееся время найду в себе силы нормально работать, если сперва не увижу ее. У меня возникло такое чувство, что мне во что бы то ни стало нужно удовлетворить эту странную потребность, очень похожую на сильнейшее любопытство. Я твердой рукой прижимал к уху трубку, каждый гудок, прерываемый гремящей паузой, затягивавшейся на минуты, был испытанием на прочность моих нервов. Я напомнил себе, что могу бросить трубку в любую минуту.

Она ответила.

— Привет, это Ричард Ферон. Привет. Слушай, не хочешь со мной позавтракать? — сбивчиво затараторил я. Потом кашлянул, со стороны я, наверное, выглядел полным идиотом.

Она помолчала немного.

— А не слишком ли поздно для завтрака?

— А я еще не завтракал. И ты написала, что сама ничего не ела. Если ты сейчас придешь, мы могли бы вместе позавтракать.

— Я не могу, — ответила она.

— Почему?

— Мне нельзя, тут кое-кто…

— Но почему?

Она замолчала.

— Мы же с тобой никогда нормально не разговариваем, — сказал я. — Общаемся только по электронке. Это уже становится смешным.

— Правда? — быстро спросила она.

— Мне так кажется.

— Ну, вообще-то я могу зайти ненадолго. Но у меня много работы.

— Пишешь отзывы?

— Я не… в общем, да, — смутилась она.

— Для кого? — удивился я. — Для кого-то другого?

— Понимаешь…

— Вот гады!

Она засмеялась.

— Они не имеют права. Пиши для меня.

— Я очень занята, — повторила она.

— Занята? — вскричал я. — Это же я тебя открыл, забыла? Прояви благодарность! За сколько ты сюда доберешься? — спросил я, не спуская паров. — Пятнадцать минут хватит?

— Двадцать, — сказала она.

Двадцать минут. Я посмотрел на часы в уголке компьютерного монитора. Было уже без четверти два, а я еще практически ничего не сделал. Принялся за работу с пугающей энергией, просмотрел почти всю почту.

Встретились мы все в том же кафе ниже по улице, там, где никто не станет обращать на нее внимания. Она сидела, зажатая между другими, безмятежно улыбаясь, и была практически незаметна. Я уже успел забыть ее сущность, ее внешний образ. Даже немного смутился. Ее волосы были аккуратно и туго зачесаны назад в хвостик. От этого ее прямой нос стал казаться самой заметной частью лица. Хотя ротик у нее сексуальный, неожиданно подумал я. Раньше я никогда не обращал на это внимания, потому что она не красила губы, как другие женщины. Ужасно соблазнительный ротик, свет лишь подчеркивал его бледно-малиновые контуры.

— Я сегодня подумал… вспомнил стихотворение Неруды, — сказал я. — «Когда по улицам идешь…»

— …te reconoce, — подхватила она. — Nadie ve tu corona de cristal…

— Черт возьми! — изумился я.

Она посмотрела на людей, толкущихся вокруг нас.

Даже в такое время в клубе было очень людно и накурено. Мы заняли последние свободные места на длиннющей старой церковной скамье со спинкой. Другие сидели на ней же, но за отдельными столиками. Ее локоть касался куртки того, кто сидел рядом с ней с другой стороны. Время от времени ее подталкивали в моем направлении, и, несмотря на запахи вина, дыма и жареной еды, я чувствовал ее собственный аромат.

Ну же, поговори со мной, думал я, вспоминая ее письма, вроде бы несерьезные, но в то же время формальные, как будто она жила мыслями в давно минувших временах.

Мужчина, сидевший по другую сторону от нее, двинул рукой, снова подтолкнув ее, отчего локоть Сильвии прижался к моей руке. По моему телу волной прошла дрожь. Она уже сидела совсем рядом со мной, и теперь я совершенно четко различал ее запах, который, похоже, шел от ее шеи, млел от ее голоса и думал лишь об одном: снова почувствовать ее прикосновение. Прикоснись! — мысленно взмолился я, удивляясь самому себе. Мужчина двинулся, отчего она тоже шевельнулась, и в ответ мое тело затрепетало.

— Я не знаю, как вести себя в окружении таких людей, — бесстрастно сказала она.

— Не знаешь? — переспросил я.

— Их прически. Язык… даже то, как они произносят слова. Вся их жизнь полностью лежит за пределами… моего понимания.

— Идиоты, — коротко сказал я.

— Ты знаешь, как вести себя с ними. Ты знаешь, как вести себя с кем угодно.

У меня появилось ощущение, что по моему телу постепенно разливается тепло, словно вино просочилось во все чувства, хотя я не выпил еще ни капли. Мы разговаривали, мне было легко на душе, я мог говорить что угодно и какими угодно словами, мог проводить любые параллели и не бояться, что буду не понят.

— Плачут ли они по ночам? — говорила она. — Когда я встречаю кого-нибудь, у кого жизнь построена правильно, не так, как у меня, я задаюсь вопросом: а плачут ли они по ночам?

Мне казалось, что моя рука рассекает воду, оставляя за собой пенистый след, Восхитительное ощущение сладчайшего возбуждения накрыло меня с головой.

— А ты плачешь?

В ответ она улыбнулась. А я улыбнулся ей.

Но я не позволил своим чувствам выплеснуться наружу. Мы просто сидели рядом и разговаривали, прерывая друг друга. Я долгое время держал себя в руках, но потом по моим нервным окончаниям прошла волна электрических импульсов, сперва по плечу, потом по грудной клетке. Я приблизил лицо к ее волосам, чтобы ощутить ее восхитительный запах. Незаметно втянул носом воздух, пропитанный дымом.

Сидящий рядом с ней мужчина развернулся на пол-оборота, чтобы позвать официанта. Его движение передалось ей, отчего она на мгновение потеряла равновесие и скользнула рукой по моему бедру. Тут же тело покрылось мурашками. Она отдернула руку. На лице появилось выражение, которое трудно было понять. Снова на ум пришло все то же стихотворение. «Есть более достойные, чем ты. Есть более красивые… когда являешься, звенят все реки в теле моем». Было уже двадцать пять минут пятого. Мне этого не хотелось, но нужно было уходить. Ни она, ни я ничего не сказали. Поерзав на месте с полминуты, я поднялся. Мы коротко попрощались, и она растворилась в Клеркенуелл-роуд, с лицом неподвижным, как у беломраморной статуи.