Однако Норман не обратил внимания на ее слова.

- Тебе сейчас необходим компресс изо льда, Аманда. И как можно быстрее. Не бойся моего отца. Он всего лишь несчастный безумный старик, который никому не может причинить вреда. Неужели в тебе нет к нему ни капли сострадания?

В голосе Нормана послышался упрек, и Аманде стало стыдно. Она молчала, пока Норман усаживал ее на переднее сиденье джипа рядом с собой. И за всю дорогу к дому Нормана никто из них не проронил ни слова.

Дом показался Аманде таким же страшным и неприветливым, как и в тот раз, когда она увидела его впервые. Норман подъехал прямо к крыльцу. Несмотря на уверения Аманды, что она уже может идти сама, он вышел из машины, распахнул дверь в дом, потом вернулся к джипу и вынес Аманду на руках.

Теперь она была одна в большой гостиной, когда-то, без сомнения, роскошно обставленной. Пыльные тяжелые портьеры из красного бархата были покрыты паутиной. Столы и стулья красного дерева казались старыми и ветхими. Рядом с расшатанной софой, на которую ее посадил Норман, находился камин из гладкого мрамора с красивой отделкой… Потом взгляд ее скользнул наверх, и она увидела портрет, выполненный в натуральную величину. Изображенная на нем женщина была необыкновенно красива. Тонкие черты лица, вьющиеся локоны… На ее губах застыла улыбка, но художник сумел передать и несчастное выражение ее глаз. Это был очень грустный портрет - прекрасная, но несчастная молодая женщина. Аманда поняла, что это мать Нормана - Джулия Харкер.

В это время в гостиную вошел Норман. Он нес небольшой таз, кувшин с водой и поднос с кубиками льда. Опустившись на колени и закатав Аманде брюки, он поставил ее ногу в таз с водой. Аманда тихонько взвизгнула. Однако какое-то движение в дверном проеме заставило ее отвлечься от ледяной ванны. Девушка затаила дыхание: в дверях стоял старый Нед Харкер. Он смотрел на них, и губы его шевелились, как будто он снова произносил единственное слово - «Джулия».

- Отец, это не Джулия. - Норман явно был раздражен. Он даже не поднял глаз, разговаривая со стариком. - Иди в свою комнату и ложись. Ты уже надоел нам!

С трудом выговаривая отдельные слова, Нед Харкер спросил у сына, кто эта девушка. Норман ответил. Сердце Аманды сжалось при виде слез, выступивших на глазах старика. Она видела, как он дрожал, уходя, пока не скрылся совсем в темноте коридора.

- Ты не должен быть с ним так суров, - с упреком обратилась Аманда к Норману. - Конечно, он напугал меня там, в лесу, но это был всего лишь испуг, и ничего больше. Норман, ведь он плачет…

- Теперь ты будешь считать меня жестоким и бессердечным, - улыбнулся ей Норман. - Прости, я заслужил этот упрек, Аманда. Ему, конечно, не место в этом доме, но я знаю, что он и месяца не протянет, если положить его в больницу или отвезти в приют. Поэтому я и держу его здесь и сам остаюсь с ним, вместо того чтобы пытаться устроить свою собственную жизнь где-нибудь в другом месте. Мне нелегко, но ведь он мой отец, и я понимаю всю его боль и страдания лучше, чем кто-либо другой. К тому же теперь я знаю, как с ним обращаться.

Аманда почувствовала раскаяние. Она узнала Нормана с другой стороны, узнала, как предан он своему отцу. Возможно, именно эта преданность и определяла всю его жизнь. Он оставался здесь, в старом и ветхом доме, только из-за своего отца, зная, что тому не выжить в незнакомом, чужом для него внешнем мире, начинающемся сразу за стенами его обители.

- Мне кажется, я стала лучше тебя понимать, - сказала Аманда после нескольких мгновений тишины, во время которых она пристально смотрела на Нормана. Внезапно они в одно и то же мгновение потянулись друг к другу, обнимаясь. Их губы встретились.

- Любовь рождает понимание, - прошептал Норман, отпуская наконец Аманду. - А понимание - очень важная деталь в отношениях между мужчиной и женщиной. И это только начало.

Он замолчал и глубоко вздохнул, проводя кончиками пальцев по щеке Аманды.

Глава 10

К вечеру стало окончательно ясно, что идти сама Аманда не сможет - боль в ноге была довольно сильной.

- Я боюсь везти тебя домой на своем стареньком джипе, - сказал ей Норман. - Если тебя растрясет по дороге, нога разболится еще больше. Может, стоит позвонить твоим соседкам, чтобы они приехали и забрали тебя?

Аманда согласилась - это и впрямь было лучшим решением проблемы. Весь вечер она наслаждалась обществом Нормана. Они много говорили и много молчали. Но их молчание не имело ничего общего со скукой. Аманде казалось, что она могла бы часами сидеть и просто смотреть Норману в глаза - преданные, страстные, искренние глаза. Однако она устала, и ей хотелось спать - просто надеть пижаму, лечь и расслабиться. Она дала Норману свой телефонный номер.

Он ушел, но вскоре вернулся. Дина и Ева обещали быть через полчаса.

- Мне так хотелось потанцевать с тобой сегодня вечером, Мэнди, - сокрушенно сказал он ей, - но тебе сейчас нельзя двигаться. А мне, я чувствую, нужно будет поработать над книгой сегодня ночью.

- Ночью? - удивилась Аманда.

Норман кивнул:

- Я, должно быть, сяду за работу, как только уложу отца. Наверное, просижу до рассвета. А едва взойдет солнце, вся исписанная за ночь бумага полетит прямо в корзину для мусора. - Он улыбнулся.

- Тогда зачем вообще работать? - с удивлением спросила его Аманда. - Зачем работать, если ты не уверен в том, что делаешь?

Он покачал головой:

- Видишь ли, я пишу о том, чего и сам толком не понимаю. Я хочу написать большую книгу о своей жизни, о родителях и их отношениях. Мне приходится все время гадать, что же все-таки могло между ними произойти. И все, что приходит мне в голову, кажется недостаточно убедительным и правдоподобным. Если бы я только знал правду…

- А ты никогда не пробовал поговорить с отцом? - спросила Аманда, с сочувствием глядя на Нормана и кладя ему руку на плечо. - Может, он и вспомнил бы прошлое и смог бы все тебе рассказать?

Норман покачал головой:

- Спрашивал, и не раз. Сначала он что-то бормотал и пытался сказать, но потом, по-видимому, вспоминал что-то очень мучительное и тогда начинал плакать и звать по имени мою мать. Нет, лучше не мучить его расспросами.

Аманда вздохнула:

- А ты сам, Норман? Сам-то ты что-нибудь помнишь? Сколько тебе тогда было лет? Семь? Восемь?

- Шесть. Боюсь, что сам я могу вспомнить лишь очень немногое. Не помню, чтобы какая-то ночь показалась мне тогда особенной, отличной от всех остальных. А потом я вдруг понял, что мама от нас ушла и больше не придет. Тогда к нам стало вдруг приходить очень много родственников. И еще полиция… На мои расспросы никто не отвечал. - Норман покачал головой, словно воспоминания причиняли ему боль. - Я был тогда слишком маленьким, чтобы что-то понимать. Тетя Милдред и дядя Бэррет приехали и стали с нами жить, ухаживать за отцом. В то время его рассудок был еще не столь помрачен, как сейчас, и он отказался куда-либо уезжать из этих мест. Тетя умерла, когда мне было двенадцать лет, а дядя - когда только-только исполнилось пятнадцать. Тогда я был уже достаточно взрослым, чтобы самому решить, что мы с отцом никуда отсюда не уедем. Так с тех пор и живем с постоянно сменяющими одна другую экономками и домработницами. Очевидно, какие-то чувства отца передались и мне. Я чувствую внутреннюю потребность, необходимость для себя оставаться здесь, по крайней мере до тех пор, пока не найду ответа на мучающие меня вопросы.

Норман сварил кофе, и когда Дина и Ева приехали, Аманда сидела на софе, положив больную ногу на высокий стул рядом. Она размышляла о только что услышанном от Нормана. Он ей очень нравился. Она чувствовала, что, если увезти его подальше от затхлой атмосферы этого старого дома, он станет совсем другим - страстным, живым и энергичным. Но он был привязан к отцу.

Но только ли сыновний долг держал его здесь? Она посмотрела на портрет Джулии Харкер, печально улыбающейся ей. Может, Норман остается здесь и из-за собственных сомнений и страхов? Может, он до сих пор так ограничивал свои контакты с внешним миром потому, что чувствовал вину за преступление, совершенное отцом? А разве возможно счастье, когда твою жизнь опутывает паутина прошлого?

Мысли ее были прерваны стуком в дверь. Норман улыбнулся и пошел открывать. Уже через несколько секунд она услышала голоса своих соседок. Норман пытался объяснить им в нескольких словах, что произошло, уверяя, что переломов у Аманды нет и вообще беспокоиться не о чем.

Зайдя в гостиную, Дина со свойственной ей прямолинейностью и резкостью спросила Аманду:

- О Господи, что ты можешь делать в этом жутком, старом домище? И как это ты ухитрилась подвернуть ногу? От злых духов убегала, что ли?

Ева, вошедшая за Диной, тоже чувствовала себя явно не в своей тарелке. Однако она искренне улыбнулась и сказала:

- А у тебя неплохой дом, Норман. Я хотела бы приехать сюда как-нибудь днем и побродить вокруг. Уверена, здесь поблизости есть чудесные места.

В ответ Норман тепло улыбнулся:

- Что ж, мы можем как-нибудь договориться. Мне бы очень хотелось, чтобы вы втроем приехали сюда на уик-энд. Мы можем покататься на парусной лодке или просто погулять, побродить вокруг.

- Аманда говорила, вы писатель, - вступила в разговор Дина.

- Да, я продал как-то несколько рассказов и триллеров в небольшие журналы. А сейчас работаю над романом. Про тайну, окружающую мой дом и мою семью. Досадно, что мне не хватает достоверных знаний о том, что здесь происходило. Преступление так и не было раскрыто, и мне сложно работать - ведь конца этой истории я не знаю.

Ева и Дина закивали. Речь Нормана, несомненно, произвела на них впечатление. Дина, занервничав, спросила Нормана прямо:

- А что здесь случилось, Норман? Кого-то убили? - Она непроизвольно вздрогнула.