Чарльз вновь позволил себе предаться мечтам. Нашел эту невероятную женщину и потерял самого себя, охваченный минутным безумным восторгом. А затем, а затем… то же самое, что привело его к ней, унесло ее прочь. Это явилось крушением всего и вся. Упасть с такой невероятной силой в такую мелкую лужу. Хватит, в конце концов, кичиться той мудростью, на обладание которой он претендовал. Да и что вообще знает он, Чарльз Форд, о жизни, кроме пыльной дороги, да кроваво-красных закатов, да ослепительного сияния солнца, встающего над пустыней и выжигающего его душу своими палящими лучами? А возможно, этого и достаточно. Вот почему он сейчас здесь. И останется здесь до тех пор, пока размышления об оставленном им мире не перестанут терзать его душу.

58

Уверенной поступью Тэсса вошла в главный офис Сотби. Ее коллеги теперь взирали на нее с почтением и некоторой долей зависти. Сейчас оснований для этого стало еще больше. Пентхауз в Метрополитен-Тауэр, как по мановению волшебной палочки, продан ею не кому-нибудь, а Рейчел Ричардсон и Мэтту Хардингу. Похоже, на свете не существует ничего, что Тэсса не могла бы продать.

Сев за письменный стол, она связалась со своей секретаршей. Боже, ну и денек! А до чего все было здорово. Попивала себе шампанское с любимой подругой, а в перерывах между глотками заработала сотню тысяч долларов. Да возможно ли проделать такое еще лучше? Почему же всего этого не было у нее в жизни прежде?

– Вам звонила некая Кэрол Маккейб, она оставила свой номер телефона в Нью-Мексико. Звонил лорд Брантисфилд, и еще был звонок насчет установки системы охранной сигнализации в вашей новой квартире.

– Кэрол Маккейб? – переспросила Тэсса.

– Да. Просила передать вам нечто довольно странное. Сказала, чтобы вы позвонили ей, если вы с нею еще разговариваете.

– Назовите мне ее номер.

Тэсса набрала его. С автоответчика в квартире Кэрол донеслись ее рыдания.

– Я должна срочно лететь в Коннектикут. Джек в больнице. Позвони мне по… – Дальше шел номер. Больше ничего.

Тэсса никак не ожидала такого поворота событий. Джек в больнице. Кэрол плачет. Дело, видимо, серьезное. Мысленно она перенеслась на несколько месяцев назад, в тот ресторанный зал. Кэрол была такая отважная – и совершенно одинокая. Тэсса положила трубку, сразу же сняла ее и позвонила по номеру, который только что записала.

– Мамы нет дома. Уехала в больницу. Кто это?

– Ее подруга, Тэсса Андерсен. А ты…

– Я Девон, ее дочь.

– Она рассказывала о тебе. Что случилось? Я так поняла, что Кэрол зачем-то срочно прилетела из Нью-Мексико.

Голос Девон дрогнул:

– Отец серьезно болен.

– Что с ним? А с Кэрол все в порядке? Могу я чем-то помочь?

– Врачи думают, что он умрет, – прорыдала Девон.

Тэсса глубоко вздохнула. Посмотрела на часы. Она знает, что нужно делать. Она немедленно отправляется в Коннектикут.

59

Рейчел стояла перед большим зеркалом. Минута, которая должна бы быть бесконечно волнующей, оставляла ее совершенно равнодушной. Обидно! В зеркале отражалось ее безупречное свадебное платье, красивое, стильное, даже ультрамодное и вместе с тем классически элегантное. Модельер Мария Галана выполнила свою работу идеально, доведя ее до совершенства: вставки из тончайшего шелка, фата, отделанная кружевом, нежно обрамляющая лицо невесты, и шлейф из бледно-желтого шелка, который будет струиться по проходу между скамьями в церкви, подобно бурлящему пенистому потоку шампанского.

– Оно великолепно! – сказала Мария, наклоняясь, чтобы расправить складку.

– Да, – произнесла Рейчел без всякого энтузиазма. – Действительно! – добавила она, с усилием подчеркивая это слово.

– Вы правда так считаете? Мне так приятно! – воскликнула Мария.

Конечно, не платье беспокоило Рейчел, а то, что она не испытывает соответствующих чувств при виде его. Всего один-единственный раз на протяжении этой малозначительной в целом процедуры, именуемой бракосочетанием, ей хотелось быть иной, чем всегда. Хотелось испытать трепетную дрожь перед алтарем. Хотелось проплыть по воздуху к мужчине, с которым соединяет свою жизнь, поцеловать его в губы и раствориться в этом поцелуе, который станет куда более прочным и стойким символом их любви, чем какое-то золотое колечко.

И ведь она пыталась… Господи, как она пыталась… И уже была так близко… Но потерпела поражение. Ее предали еще более бессердечно, еще более неожиданно, чем она могла себе представить. Эта адская боль останется в ее сердце навсегда.

– Немного узковато в талии, – сказала она.

– Вы так думаете? А по-моему, вам больше пойдет, если здесь будет облегать. Это платье будет на вас всего несколько часов. Мне кажется, можно немного потерпеть ради осиной талии.

– И все же было бы лучше, если бы я могла дышать, – сказала Рейчел, хотя бы частично излив охватившее ее раздражение на Марию.

– Да, конечно. Немного выпустим вот тут. – Мария Галана не собиралась спорить с такой важной клиенткой.

Рейчел было не по себе, ведь по сути этот брак – не что иное, как акт мести. Она наносит удар Чарльзу и даже не знает наверняка, ощутит ли он его. Неужели он не испытывал к ней ни малейшего чувства? И все это было лишь отвратительной игрой коварного и жестокосердечного донжуана? Нет! Она не могла в это поверить. Он действительно любил ее. У них были такие минуты, расценивать которые как-либо иначе просто невозможно. Вспоминая о том, как трепетали их тела, вспоминая об их полной доверия близости друг другу, Рейчел верила в это.

Нет, Чарльз любил ее – по-своему. Но на подлинную, настоящую любовь был не способен. Ему хотелось другого. Постоянного ощущения новизны. Видимо, его не привлекали глубокие постоянные чувства, а будоражил сам процесс выбора очередной женщины, ухаживания за ней, соблазнения… Это так примитивно! Нечто вроде охотничьих инстинктов. Она была уверена, что подобное не для такого человека, как Чарльз.

Рейчел вздохнула. «Не для такого человека, как он». Как же плохо мы разбираемся в людях, и прежде всего в тех, кого любим. Неужели их истинные намерения полностью скрыты, поскольку мы видим в них только то, что хотим видеть? Неужели у них и впрямь развязаны руки для непринужденных эгоистичных игр: легкие обманы и никаких разоблачений? Вероятно, да. Она попыталась представить его себе заурядным негодяем. Но ничего не вышло. Рейчел почувствовала, как у нее тоскливо заныло внутри. О, Чарльз! Почему? Почему ты не смог быть тем, за кого я тебя принимала?

Зазвонил телефон.

– Вы не могли бы подойти, Мария?

Мария сняла трубку.

– Квартира Рейчел Ричардсон, – ответила она. Затем обернулась к Рейчел. – Какая-то женщина по имени Тэсса Андерсен. Звонит из Коннектикута и хочет срочно поговорить с вами.

Эпилог

Звуки Скрипичного концерта Мендельсона ми минор плыли в прохладном вечернем воздухе над пустыней. Яркие фонари, расположенные вокруг бассейна, освещали ветви деревьев и выхватывали из напоенной запахами жасмина темноты насекомых, совершающих свой бесконечный полет в никуда. Донесся легкий хрустальный звон – это слуга расставлял бокалы для шампанского, которое пили здесь каждый вечер перед ужином.

Чарльз сидел на веранде один, ожидая гостей. Он посмотрел вдаль, на гору, освещаемую светом полной луны. Кто же придет первым? Каждый вечер это был кто-то другой, и эта непредсказуемость нравилась Чарльзу. Он поднялся, поставил на столик бокал с тонким розовым вином.

– Все любуешься этой горой? Собираешься писать ее? – раздался сзади голос Кэрол.

Обернувшись, он мягко улыбнулся ей.

– Она чересчур красива, чтобы изображать ее на холсте. Как и ты.

Кэрол действительно выглядела замечательно. Удивительно, до какой степени состояние души наполняет красоту жизненной силой, или наоборот. На Кэрол было простое белое платье и одна-единственная нитка жемчуга, прекрасно подчеркивающая золотисто-коричневый оттенок кожи. Перемены, происходившие с нею, Чарльз наблюдал собственными глазами и знал, что именно он ускорил появление на свет новой Кэрол.

Он и сейчас помнит ее, полузамерзшую в занесенной снегом пустыне. Чувствует тяжесть ее податливого мягкого тела у себя на руках, когда ночью он вез ее к себе на ранчо. Он и сейчас видит, как она крепко спит в кровати Розы. Когда машину перегнали из пустыни на ранчо и Чарльз увидел ее рисунки, он сразу понял, что у Кэрол есть талант.

Весь этот год ее полотна представлял Гарри Уордлоу, и хотя известность ее пока невелика, она неуклонно растет. Его собственное творческое начало в свое время возродила к жизни именно Кэрол. Без нее, возможно, он и по сей день не отошел бы от тягостных воспоминаний о Розе, пребывая в состоянии неопределенности, когда прошлое одновременно является и настоящим, и будущим. Тогда она помогла ему заново научиться тому, что он уже забыл, вновь обрести способность писать и любить. Они помогли друг другу, и в знак благодарности она написала для него картину, которая перевернула всю его жизнь вверх дном.

– Когда-то я тоже писала гору, помнишь?

– Разве могу я забыть это? – усмехнулся Чарльз.

Она подошла к нему и вложила свою руку в его. Он крепко сжимал ее ладонь, чувствуя, как через это пожатие его нежность стремительно передается ей.

Они улыбнулись одновременно, прекрасно понимая друг друга без слов.

– Шампанского? – предложил он.

Слуга с серебряным подносом подошел к ним. Взяв наполненный бокал, Чарльз протянул его Кэрол.

– Благодарю вас, сэр.

Беря бокал, она посмотрела ему в глаза.

– На самом деле мне никогда не отблагодарить тебя, Чарльз. Ты ведь знаешь это, правда?

– То, что ты здесь, – уже благодарность, – возразил он. – Каждая картина, написанная тобой, – благодарность. Просто смотреть на тебя, на новую, подлинную Кэрол, – этого более чем достаточно. И в любом случае мой долг перед тобой никак не меньше. Ты знаешь это. Вспомни, каким я был.