— Да, убить меня трудно. Но не невозможно.

— Но вы не можете умереть, скажем, от рака, не так ли?

Вряд ли Шапель был бы поражен больше, если бы она облила его святой водой и приставила к его горлу распятие.

— Нет, — признался он откровенно, хотя и против воли. — Я вообще не подвержен болезням — по крайней мере человеческим.

Теперь выражение ее лица сделалось суровым.

— Значит, ни болезнь, ни рана убить вас не могут. Однако вы утверждаете, что у вас тоже есть слабости. Какие же?

Она явно сердилась, более того, напрашивалась на ссору. Он мог предположить, какой одинокой, преданной, запутавшейся и, самое главное, беспомощной она чувствовала себя сейчас. Все это легко читалось в ее взгляде. И все же ему не нравился ее тон, хотя Шапель допускал, что вполне этого заслуживал.

— Яд может вызвать у меня болезнь, — сообщил он ей, — как, например, тот яд, который я удалил из вашего тела тогда в погребе. А лучи солнца, как в то утро, когда я нес вас на руках, могут меня убить. В действительности, если бы вы находились в тот момент в сознании, один мой вид вызвал бы у вас ночные кошмары. Вам достаточно этих слабостей, Прю, или прикажете продолжать?

— Нет, — прошептала она. — С меня достаточно.

Он зашел слишком далеко. Шапель видел это по ее глазам. Сам того не желая, он причинил ей боль. Нет, не совсем так. Какая-то часть его существа действительно желала причинить боль Прю — дать понять, что ей не стоило ни винить его за собственную болезнь, ни завидовать его бессмертию.

Потому, что жизнь нельзя назвать жизнью, если ты не живешь по-настоящему.

И возможно, та же самая крохотная часть его существа негодовала на Прю из-за того, что именно благодаря ей он увидел в жизни нечто стоящее. Так легко было умереть в то утро, когда он нес ее на руках. Он мог бы сдаться, взмолиться о прощении и уйти навсегда в то место, которое предназначалось в посмертном бытии для его породы. Но он отчаянно цеплялся за жизнь, не желая покидать этот мир. И причиной тому было только его желание увидеть Прю еще раз.

Возможно, когда она обретет покой, он тоже найдет в себе силы уйти, однако Шапель почему-то в этом сомневался. Не часто ему представлялся случай принести себя в жертву ради другого человека — этот был первым за долгие века. Ему удалось спасти Прю и ее семью ценой ее доверия. Он мог жить с этим — до тех пор, пока она дышала. Но что, если орден вернется, едва узнав о том, что Райленды уцелели? В следующий раз они могут выждать до тех пор, пока солнце не поднимется высоко в небо, прежде чем нанести удар. На сей раз им повезло заручиться содействием Маркуса. В следующий раз…

Что ж, придется удостовериться, что следующего раза не будет. Даже если ради этого ему придется выследить и отправить в могилу каждого члена ордена Серебряной Ладони. Очевидно, некоторые из этих кровожадных мыслей отразились на его лице, потому что собравшиеся наблюдали за ним с побледневшими лицами.

Наконец вперед выступил Молино. Если не считать струйки крови, стекавшей по его лбу и вокруг левого глаза, в целом он выглядел неплохо. Пожалуй, этот пожилой священник мог бы бросить вызов самому сатане и в итоге отделаться так же легко.

— Знаю, что вам все это покажется фантастическим. Я провел большую часть жизни рядом с Шапелем, но даже мне порой кажется, что я вот-вот проснусь и обнаружу, что это было просто каким-то странным сном. Возможно, я смогу облегчить вам понимание.

Слова Молино, по-видимому, немного ободрили все семейство, за исключением Прю. Болезненное выражение появилось в ее глазах, когда Молино признался, что провел большую часть своей жизни рядом с Шапелем. Его бессмертие в данный момент оставляло зияющую рану в ее душе. Что хуже: то, что она считала его до сих пор обычным человеком, или то, что он переживет ее, даже если она каким-то чудом исцелится?

— Пожалуйста, извините меня, — пробормотала Прю, поднявшись с софы прежде, чем Молино успел продолжить. — Полагаю, мне лучше удалиться к себе.

Шапель хотел было последовать за ней, однако Маркус остановил его, решительным жестом положив руку ему на рукав. Кивком темноволосый юноша указал ему на коридор, примыкавший к гостиной. Он был освещен так ярко, что у Шапеля защипало в глазах. Солнце.

— Ей нужно некоторое время побыть одной, — тихо сказал Маркус. — А если вы изжаритесь на солнце, это вряд ли поможет делу.

Шапель кивнул, движения его были резкими от еле сдерживаемой досады. Ему придется скрыться в своей темной спальне, как змее под камнем, до тех пор, пока он не сможет без опаски ее покинуть. И тогда малышка Прю снова встретится с ним лицом к лицу. Он вполне мог подождать еще несколько часов.

В конце концов, времени у него имелось в избытке.

Глава 16

Маркус не поднял глаз, когда Прю вошла в гостиную, которую он использовал вместо кабинета. Юноша сидел, склонившись над грудой бумаг и пожелтевших от времени журналов. Волосы его были взъерошены, одной рукой он набрасывал какие-то заметки в записной книжке, а другой водил по темным кудрям.

— Вы знали об этом?

Маркус поднял голову. Его явно удивило, что в комнате кто-то был, но совсем не удивило, что это оказалась именно Прю.

Грей также не стал утруждать себя формальными приветствиями.

— Вы имеете в виду Шапеля?

Прю кивнула:

— Да, конечно.

Убрав руку от волос, Маркус откинулся на спинку кресла. Его рубашка выглядела изрядно помятой, но, к счастью, чистой. По крайней мере у него хватило времени переодеться после кровавой сцены внизу. Теперь он больше походил на того Маркуса, которого она знала и любила, а не на незнакомца, представшего перед ней этим утром.

Подумать только, прошло всего несколько часов с тех пор, как эти люди явились сюда, чтобы убить ее и всю ее семью. Всего несколько часов назад она узнала, что Шапель не был человеком и прожил едва ли не дюжину жизней, тогда как ей не дано было прожить и одну. И еще она узнала, что Маркус подружился с ней потому, что его к этому подтолкнули члены ордена.

И тем не менее Прю не чувствовала себя преданной, хотя у нее и имелись на то веские причины. Маркус не раз доказывал ей искренность своей дружбы, рискуя ради нее жизнью. Он пошел на этот шаг лишь из желания узнать больше о прошлом собственной семьи — поиск, который занял у него многие годы, — и Прю никак не могла укорять его за это.

Что же касается Шапеля, то он спас не только ее саму, но и всех ее родных. Как она могла злиться на него после этого?

Впрочем, во всей этой истории была и ее вина. Именно ее эгоистичное желание во что бы то ни стало продлить свою жизнь сделало нападение возможным Орден никогда не смог бы использовать Маркуса, чтобы добраться до нее, не будь она так одержима поисками Грааля. Ранее, когда этот предмет представлял для Прю чисто исторический интерес, она не стала бы с такой легкостью хвататься за наживку. Однако Прю не испытывала особой горечи и по этому поводу тоже. Все равно в этом не было никакого смысла.

Девушка моргнула и обнаружила, что Маркус молча наблюдает за ней.

— Я знал о Шапеле еще с тех пор, как начал расследовать судьбу моего предка, Дре Боврэ. Хотя тогда он был мне известен под другим именем.

— Северьен де Фонс?

— Да. Его странное отвращение к дневному свету, а также привычка бродить по ночам вызвали мое любопытство, и когда я проверил свои записи, то обнаружил то, что искал, — имена шести рыцарей, которые они взяли себе, когда впервые отдались в руки церкви. Северьен значился в этом списке под прозвищем Шапель.

Получается, он узнал об этом не так давно, но все же он скрывал от нее правду.

— А почему вы мне ничего не сказали?

Его губы изогнулись в робкой улыбке:

— А вы бы мне поверили?

«Скорее всего нет».

— Возможно.

Улыбка на его лице сделалась шире:

— Думаю, вы бы просто приняли меня за сумасшедшего.

Прю возмущенно фыркнула.

— Что ж, допустим, но суть не в этом. — Собравшись с духом, она посмотрела ему прямо в глаза. — Вы лгали мне, Маркус.

— Да.

По крайней мере он не пытался отрицать очевидное. Прю ждала продолжения, но он только молча уставился на нее.

— И вы не хотите попросить у меня прощения? — подсказала она.

— Но я не чувствую себя виноватым. — Только Маркус мог произнести подобные слова и при этом сохранять невинный вид. — Я сожалею лишь, что вы об этом узнали, а также о том, что вы подвергались опасности из-за знакомства со мной.

Раньше он не был полностью честен с ней, зато теперь высказал всю правду.

— Сначала я лгал вам потому, что считал это более полезным для дела, чем признаться в том, что я охочусь за какими-то мифическими созданиями, а потом для того, чтобы защитить вас и вашу семью. Я не предполагал, что дело зайдет так далеко.

— И себя тоже. — Прю едва скрыла насмешку в голосе. — Вы лгали еще и для того, чтобы защитить самого себя.

Маркус даже глазом не моргнул.

— Разумеется. Разве вы сами в первое время не скрывали от меня, зачем вам был нужен Святой Грааль?

Жар прихлынул к ее щекам.

— Это совсем другое.

Маркус скрестил свои загрубевшие от работы руки на животе.

— Если вам удобнее думать так — что ж, превосходно.

Не странно ли, что Прю вдруг нашла его привлекательным именно теперь, когда он раскрылся перед ней с новой, неожиданной стороны? За обычной жаждой знаний, присущей истинному ученому, скрывалась тяга к приключениям. И именно эта сторона его натуры чем-то напомнила ей Шапеля — преданного, надежного и вместе с тем неистового и неустрашимого. Какой бы романтической ни казалась эта мысль, она была чистой правдой. По-видимому, Прю просто влекло к опасным мужчинам, хотя едва ли можно представить кого-то опаснее вампира. Так или иначе, с того самого момента, когда Шапель признался в том, кто он такой, Прю начала задумываться, как бы она себя чувствовала, если бы он вонзил клыки в ее плоть и отведал ее крови. Или мистер Стокер, а равно и другие авторы ошибались? Большинство вампиров на страницах романов выглядели кровожадными монстрами, использовавшими в своих целях впечатлительных молодых женщин. Но Бог тому свидетель — хотя Прю и была впечатлительной, еще никому и никогда не удавалось ее использовать.