И лошадь, и всадник встрепенулись, когда Шапель резко остановился перед ними. Похоже, бег нисколько его не утомил. От Маркуса волнами исходил страх, но не перед Шапелем, а перед кем-то — или чем-то — еще.

— Прю ранена. Она в погребе. Ей нужна помощь.

Шапеля охватил ужас, однако он сумел с ним совладать.

— Разбудите Молино. Я сам схожу за ней.

Он даже не стал дожидаться ответа Маркуса, прежде чем снова сорваться с места и умчаться в ночь. Шапель прекрасно видел в темноте и очень скоро заметил впереди груду земли и камней, оставшихся от часовни, рядом с его главной целью — погребом.

Он принюхался и почти тут же почувствовал знакомый, бередящий сердце запах. Не Темпла, хотя воздух все еще хранил следы его присутствия.

Прю.

Она действительно была где-то здесь, однако к ее привычному запаху примешивалось нечто другое, из-за чего страх, который он всеми силами старался держать в узде, грозил вырваться наружу. Он смутно помнил этот запах, однако пока не в состоянии был его определить.

Шапель не колеблясь перепрыгнул через несколько ступенек и приземлился перед самой дверью, рывком распахнул ее, так что она с силой ударилась о стену, и протиснулся в погреб.

Ничего. Ни нападения вампира, ни дружеского приветствия. Совсем ничего.

Впрочем, нет. На полу лежал труп какого-то неизвестного мужчины, а на койке в углу, в слабом свете упавшей лампы, Шапель увидел Прю. Та распласталась на спине совершенно неподвижно, словно брошенная кукла. Шапель слышал ее неровное дыхание и рассмотрел зловещую бледность ее гладкой кожи. Даже не прикасаясь к ней, не имея ни малейшего понятия, что здесь произошло, он понял, что она умирала.

В один миг Шапель оказался рядом с Прю и осторожно поднял ее на руки. Глаза ее так и не открылись, а губы выглядели такими же безжизненными, как и щеки. Кожу девушки покрывали капли пота, делавшие ее липкой на ощупь. Однако он не смог рассмотреть на ее теле никаких отчетливых следов, никаких признаков борьбы. Впрочем, он этого и не ожидал — с того самого момента, когда Шапель уловил в воздухе запах ее крови, он понял, что Темпл не имел к этому отношения, по крайней мере непосредственного. Мертвецу рядом с Прю повезло куда меньше — запах Темпла окутывал его со всех сторон. Его убил вампир.

Хрупкое тело Прю сотрясла дрожь. Она судорожно вздохнула.

Им овладела паника. Она не могла умереть. Только не так. Шапель прижал ладонь к ее груди. Сердце билось — с трудом, но билось.

Звук разрывающейся ткани только подчеркивал зловещую тишину вокруг Шапель вынул дротик из груди Прю. От места ранения во все стороны, словно щупальца, распространялись устрашающего вида кровоподтеки. Нахмурившись, Шапель принюхался к кончику дротика. Знакомый запах вызвал у него приступ тошноты, и он невольно прикрыл глаза.

О Господи.

Он узнал этот яд — редкий, старинный и лишь с трудом поддающийся противоядию. Подобный яд мог лишить вампира или оборотня его способностей, а для человека был смертелен. Точно такой же яд едва не убил Шапеля в ту ночь, когда они нашли Чашу Крови. Против этого яда имелось лишь одно средство — кровь вампира.

Близился рассвет. Если он и дальше будет медлить, Прю умрет прямо здесь, и он будет бессилен это предотвратить.

Ему оставалось лишь молить Бога, чтобы то, что он собирался сейчас сделать, оказалось достаточным для ее спасения.

— Пожалуйста, — прошептал он, наклонив голову и позволив клыкам выскользнуть из десен. — Прошу тебя!

Собрав всю решимость, Шапель погрузил зубы в нежную грудь Прю, в том самом месте, куда вошел дротик. Он действовал с неистовой силой, разорвав ей кожу и образовав на ней рану достаточно большую, чтобы можно было высосать яд как можно быстрее, после чего принялся вбирать в себя ее отравленную кровь. Давясь, он пил и пил до тех пор, пока привкус яда не исчез и осталась лишь сладкая, пьянящая сущность Прю.

Когда Шапель поднял голову, она выглядела еще бледнее, чем раньше. На груди ее зияла уродливая рана, однако он одним движением языка остановил кровотечение. Уже через день на этом месте не будет и следа — то есть в том случае, если он сумеет поскорее доставить ее в усадьбу к Молино, который знал, как надо действовать в таких случаях. Понадобится свежая кровь, так как ему пришлось выпить слишком много ее собственной, а также травы и лекарства. Молино сможет ее спасти.

Подхватив Прю на руки, Шапель поднялся с места. Скоро яд начнет действовать и на него тоже, поэтому нельзя было терять ни минуты. Конечно, убить его этот яд не мог, зато мог причинить боль.

Поддерживая Прю одной рукой, он сорвал с койки одеяло и накрылся им с головой, просунув кончик между собой и Прю, чтобы оно держалось. Затем что было сил устремился вверх по ступенькам навстречу солнечному свету. Яд замедлял его движения, делая их неуклюжими, однако ему каким-то образом удалось удержаться на ногах.

Солнце уже выглянуло из-за горизонта, обжигая и ослепляя его. Шапель пошатнулся, но не упал и бросился бежать.

Каждая секунда казалась адской мукой, пока он пробирался по покрытой росой зеленой траве в безопасное место. Он понятия не имел, где именно занялось это пламя, чувствуя лишь, что даже под одеждой и одеялом его кожа покрылась волдырями. Он боялся не успеть — боялся разлететься при ярком свете солнца на миллион мельчайших хрустальных осколков, как это случилось с Дре. Лишь то обстоятельство, что, погибнув, он унесет с собой в могилу и Прю, придавало ему сил. Лишь мысль о ней побуждала его продолжать путь, даже несмотря на неимоверную боль, грозившую его уничтожить.

Нет. У него все получится.

Каким образом ему удалось подпрыгнуть и оказаться на балконе рядом с комнатой Молино, Шапель так никогда и не узнал. Казалось, будто чья-то невидимая рука подхватила его и поставила на место. Было ли дело в крови, которую он раньше взял у женщин в публичном доме, в его страхе за Прю или даже во вмешательстве Бога — или Сатаны, — но, так или иначе, он сумел добраться до комнаты священника.

Маркус Грей тоже находился здесь, и вдвоем они уже успели приготовить для Прю постель. При виде Шапеля Молино невольно перекрестился, а Маркус в ужасе уставился на него. Наверное, с обожженной кожей и дико сверкавшими глазами вид у него и впрямь был устрашающий.

Маркус подхватил Прю как раз в тот момент, когда Шапель без сил рухнул на ковер.

— Помоги ей, — взмолился он, обращаясь к Молино, а сам пополз на четвереньках в сторону огромного гардероба, стоявшего у противоположной стены. Это было единственное место, где он мог спрятаться от рассвета, лучи которого проникали в комнату, продолжая его обжигать. — Она была отравлена. Ядом Темпла. Ей нужна кровь.

Собрав остатки сил, Шапель протиснулся в шкаф, не обращая внимания на его содержимое, давившее со всех сторон.

— Спаси ее.

Молино кивнул, и Шапель понял, что старый друг его не подведет.

— А кто спасет тебя, мой друг?

Шапель не ответил. Он позволил себе взглянуть напоследок на Прю, такую хрупкую и бледную, лежавшую на постели в комнате священника. Маркус уже закатывал рукава, готовый поделиться с девушкой своей кровью. Когда все останется позади, Шапель непременно задаст Грею хорошую взбучку за то, что тот взял Прю к месту раскопок, не предупредив его. Очевидно, что молодой человек ему не доверял. Или же он хотел, чтобы Прю сама сделала выбор, пить ли ей из Чаши Крови или нет, если именно она находилась в погребе. Глупый, глупый мальчишка. Но с ним придется разбираться позже.

Шапель захлопнул дверь шкафа, погрузившись в благословенную темноту. Голова кружилась, в висках стучало. Все тело содрогалось от боли, но по крайней мере обжигающие лучи рассвета уже не могли его коснуться.

Единственным человеком, способным его спасти, был он сам. Чтобы выздороветь, ему придется полагаться на собственные силы и волю к жизни — в противном случае яд и рассветные лучи убьют его. Он должен был держаться, несмотря на то что смерть казалась сейчас желанным избавлением. И он будет держаться, ибо впервые после долгих столетий, в течение которых он не раз желал себе смерти, у него появилось то, ради чего стоило жить.

И Шапель хотел хотя бы еще один-единственный раз увидеть ее лицо.

Глава 13

— По-видимому, друг мой, в планы Бога входило сохранить тебе жизнь.

Как ни странно, Шапель не только понимал, но и от всего сердца соглашался со словами священника. Он не собирался умирать. Он не желал умирать. Впервые за многие столетия ему страстно хотелось жить, даже если это означало, что некоторое время придется терпеть поистине адскую боль.

Однако сейчас она почти стихла. Шапель провел большую часть дня в шкафу Молино, восстанавливая свои силы при помощи сна и темноты. Обитателям усадьбы сообщили лишь, что Шапель страдал от «аллергии» на солнечные лучи, однако это не могло помешать им то и дело стучать в дверь Молино, осведомляясь о его самочувствии.

Каждый раз, когда в комнату кто-нибудь заходил, его появление тотчас будило Шапеля, заставляя насторожиться, подобно дикому зверю. Это не слишком способствовало исцелению, так что в конце концов Молино на несколько часов покинул комнату. Он не только сообщил всем домочадцам последние новости о состоянии здоровья Шапеля, но и дал указания слугам не заходить в его комнату. Он даже запер дверь на засов, за что Шапель был ему бесконечно признателен. Было бы трудно объяснить окружающим его вид, не говоря уже об убийстве кого-либо из слуг мистера Райленда.

Все это время Молино присматривал за ним, как это часто случалось за долгие годы их знакомства. Иногда вид Франсиса поражал Шапеля — всякий раз, когда он смотрел на него, он ожидал увидеть все того же молодого священника, которого когда-то церковь приставила наблюдать за ним, словно он, Шапель, был каким-нибудь невоспитанным ребенком или экзотическим животным. Молино сумел убедить церковь, что его вместе с его друзьями-вампирами можно держать под контролем — все это время моля Бога, чтобы он оказался прав.