— Вы, случайно, не знаете что-нибудь о группе наемников, которых король Филипп послал за Святым Граалем во время своего рейда против тамплиеров?

Удивление и боль разом обрушились на Шапеля. Образы прошлого вторглись в сознание прежде, чем он успел оградить себя от них — образы шестерых друзей, таких дерзких, полных жизни и до глупости самоуверенных.

— Да, — с трудом выговорил он, словно звук собственного голоса стал для него невыносимым. — Знаю.

Но откуда, черт возьми, о них узнал Маркус Грей?

Чьи-то шаги послышались за его спиной. Маркус Грей подошел к нему поближе. Господи, до чего же глуп этот юноша! Шапель даже не обернулся. Он понимал, что должен был это сделать, но тогда Маркус по одному выражению его лица сразу заподозрил бы неладное.

— Вам что-нибудь известно о человеке по имени Дре Боврэ?

Шапель закрыл глаза, в груди все снова привычно сжалось, едва перед мысленным взором возникло лицо Дре. Знал ли он его? У него едва не вырвался горький смешок. Еще бы!

На сей раз он обернулся к собеседнику, стараясь ничем себя не выдать.

— Да, я кое-что о нем слышал.

Лицо Маркуса прояснилось.

— В таком случае нам непременно нужно будет найти время для беседы. Исследование всего, что связано с этими наемниками, и в особенности Боврэ, стало для меня навязчивой идеей.

Было ли это простым совпадением или же тут крылось нечто зловещее? Неужели Бог испытывал его таким способом? Молино сказал бы, что тем самым Шапелю давалась возможность избавиться от обуревавших его демонов, однако сам Шапель смотрел на вещи иначе. Для него не существовало пути к избавлению — по крайней мере пока.

— Конечно. Если только я смогу предоставить вам какие-нибудь новые сведения, то сделаю это с большим удовольствием. А теперь, с вашего позволения, я должен откланяться.

Грей выглядел немного смущенным.

— О да, разумеется. Прошу прощения, если я вас задержал.

Шапель через силу улыбнулся:

— В этом нет нужды. Приятного вечера, мистер Грей.

Оставив молодого человека в столовой, Шапель выскользнул из комнаты через раздвижные двери и оказался один на небольшой террасе, выходившей в сад.

Здесь царила тишина, воздух был наполнен ароматами моря и влажного песка, животных и цветов. Шапель зажег сигарету, чтобы заглушить остатки запаха человеческой плоти, однако это оказалось куда более трудным делом, чем он мог себе представить. По-видимому, Бог и впрямь решил его испытать.

Тут внимание Шапеля привлек едва слышный шум за его спиной, уже привычное ощущение чьего-то присутствия накрыло его, подобно волне. Молино.

— С тобой все в порядке, мой друг?

Шапель в ответ только пожал плечами. Нет, с ним явно не все было в порядке. Клыки выдавались из десен достаточно, чтобы прикусить внутреннюю часть нижней губы, и он ощущал снедающий его голод.

Молино поравнялся с ним, и Шапель скорее почувствовал, чем увидел, как его друг раскрыл ладонь. Опустив глаза, он увидел, что тот протягивает ему какую-то бутылочку. Шапелю не нужно было объяснять, что именно в ней находилось, хотя бутылочка вмещала в себя чуть больше крови, чем те пузырьки, которыми его обычно снабжал Молино.

— Тебе трудно себя контролировать, не так ли?

— Да. — Шапель протянул дрожавшую руку к бутылочке, и как только его пальцы сомкнулись вокруг нее, им вдруг овладело непонятное ощущение. Нет, не непонятное. То самое ощущение. Выхватив у священника бутылочку, Шапель вдруг со сверхъестественной быстротой набросился на Молино. Вцепившись в его плечи, он увлек его в тень и прижал к нагревшейся за день каменной стене дома.

Глаза Молино округлились от страха.

— Шапель, что ты делаешь?

— Ты искушаешь меня всем этим. — Шапель потряс бутылочкой перед самым носом старика. — Ты ведь знал, чем это для меня может обернуться, не так ли, старина? И несмотря ни на что, привез меня сюда. А это значит, что ответственность за безопасность всех людей в этом доме лежит на твоих высохших плечах. Самое лучшее, что ты можешь сделать для меня сейчас, — это открыть мне вену — или, вернее, позволить мне сделать это за тебя.

От возбуждения в его челюстях покалывало, на языке выступила слюна.

Молино встретился с ним взглядом, и Шапель заметил в глазах друга отражение огня, вспыхнувшего в его собственных.

— Мне очень жаль, что тебе приходится так страдать, но я уверен, ты сам этого не хочешь.

— Вот как? — Шапель рассмеялся тихо и зловеще. — О нет. Хочу и сделаю. И ты это знаешь.

— Но ты же не какое-нибудь чудовище. Ты не убийца!

— Убийца? Я не собираюсь убивать тебя, Молино. Я лишь хочу получить от тебя больше, чем ты давал мне до сих пор, маленький зануда. — Он терял над собой контроль, но почему-то это совсем не казалось неправильным. — Я хочу то, в чем ты до сих пор мне отказывал.

— Я никогда и ни в чем тебе не отказывал. Это было твое решение — не использовать других людей, чтобы питаться кровью. Твой выбор. Твоя клятва. Неужели ты хочешь вернуться к этому теперь, когда у нас есть куда более важные дела?

Шапель даже задрожал, пытаясь сдержать себя и не вонзить клыки в шею Молино. Он и сам хорошо понимал — стоит ему попробовать крови сейчас, и он убьет своего друга. Слишком много времени прошло с тех пор, как он делал это в последний раз, и, однажды начав, он уже не в силах будет остановиться. Чтобы утолить жажду, понадобился бы не один человек, а целая группа — как, например, гости на обеде у Райлендов.

Прюденс. Одна мысль о ней должна была привести его в бешенство, но, как ни странно, вместо этого по телу пробежал холодок, укрощая затаившегося внутри демона и помогая ему взять себя в руки. Шапель ни за что на свете не стал бы причинять вреда никому из дорогих ей людей, а уж тем более самой Прю. Он не хотел, чтобы она узнала о том, кто он. Это должно было оставаться тайной для всех и в особенности для Прю. Не важно почему, но он уцепился за эту мысль и сумел совладать с собой.

Шапель не спеша отпустил Молино, пригладив складки на пиджаке друга, и отвернулся. Затем откупорил бутылочку и одним глотком осушил ее, что облегчило голод и на время избавило от желания большего.

— Мне очень жаль, — бросил он через плечо.

— Мне тоже. Я не думал, что для тебя это будет так тяжело.

Шапель усмехнулся:

— Зато я думал, и не раз.

Между ними воцарилось молчание. Собрав всю свою отвагу, Молино приблизился к другу.

— Возможно, мы с тобой совершили ошибку, приятель.

— Что ты имеешь в виду?

— Вероятно, питаться людьми для тебя единственный способ держать себя в узде.

— Но ведь ты и сам понимаешь, что это грех.

— Нет, если ты при этом не посягаешь на их жизнь. Кроме того, есть немало людей, которых никак нельзя назвать невинными жертвами, — например, убийцы, грабители…

Шапель снова усмехнулся:

— Протестанты…

Отец Молино обиженно поджал губы:

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, приятель.

— Да, и я очень ценю твою заботу. Но тем не менее грех есть грех, старина.

— Быть может, это вовсе и не грех, а единственный способ для тебя сохранить свою человечность. Кто знает, не исходят ли твои силы от Бога, а не от дьявола?

— Ты что, пьян? Что за чертовщину ты несешь?

— Ты именно такой, каким Он тебя задумал. Никто не вправе утверждать, будто ведает о его планах, но не исключено, что раз человеческая кровь придает тебе силы, значит, ты создан для того, чтобы ею питаться.

— Ты просто сошел с ума. — Эти слова были брошены в спину Молино, поскольку священник уже направился обратно к дверям дома. Он задержался лишь на долю мгновения, чтобы одарить Шапеля отеческой улыбкой.

— Нет, просто я стар и прожил достаточно долго, чтобы прийти к такому выводу. Возможно, и ты со мной согласишься, если только перестанешь все время себя казнить и задумаешься над тем, что я говорю.

И затем он оставил Шапеля размышлять в одиночестве над этими словами. Последний был потрясен ими до такой степени, что заметил, как сигарета в его пальцах догорела, лишь когда та обожгла кожу.


Едва расставшись с Шапелем, Маркус тут же бросился к себе в комнату. Ум и чувства его находились в лихорадочном возбуждении. Закрыв за собой дверь и оказавшись в уединении своих покоев в Роузкорте, он открыл один из дорожных чемоданов в гардеробе и вынул оттуда связку личных бумаг. С бьющимся от предвкушения сердцем он перебирал один листок за другим, пока не нашел, что искал, — письмо от члена тайного общества, современной ветви ордена рыцарей-тамплиеров, тесно связанной с оккультными учениями. Письмо прилагалось к посылке, которой эти люди воспользовались, чтобы убедить Маркуса работать на них и помочь их делу. Именно они подтвердили многие из его теорий о месте раскопок и происходивших там исторических событиях. И именно они предоставили большую часть сведений о его собственном предке — Дре Боврэ. Они же подтвердили слухи о том, что Дре превратился в вампира, просто испив из сосуда, известного как Чаша Крови, который наемники похитили у рыцарей-тамплиеров. И теперь тамплиеры, или Орден Серебряной Ладони, как они предпочитали себя называть, хотели получить Чашу Крови обратно.

Орден подозревал, что та была спрятана в руинах неподалеку от Роузкорта. Маркус пока сам не был уверен, во что ему верить, однако ради блага Прю надеялся, что орден ошибался. Но тамплиеры снабдили его нужными сведениями за причиненное беспокойство и в конце концов склонили к сотрудничеству при помощи вот этого письма, которое его дрожащие пальцы извлекли из груды бумаг.

Здесь, на клочке тщательно обработанного пергамента, были записаны имена людей, входивших в группу наемников короля Филиппа, в том числе и Дре Боврэ. Список также включал в себя рад прозвищ, которыми эти люди — или вампиры — по слухам пользовались.