Тимофей в любой момент готов был разразиться смехом, Никишка веселился от души, передразнивая ее манеры, один Федька не скрывал неодобрения, но, к счастью, он сидел так, что Василий не мог его видеть.

Как бы то ни было, Александра прекрасно справилась со своей задачей — правда, едва не сделав ошибку в конце ужина, потянувшись за салфеткой. Но вовремя спохватилась и вместо этого облизала пальцы, а потом, гримасничая, вытерла липкие руки об одежду. Однако при этом она не очень усердствовала, помня, что придется и завтра ехать в той же одежде, а не исключено, что и послезавтра.

По правде говоря, идея была неплохой. По замыслу Александры, от нее должно будет смердеть, и этому безупречно одетому лощеному графу придется встать с наветренной стороны, если он захочет с ней побеседовать. Кроме того, она могла бы сказать, что считает купание вредным для здоровья и никогда не моется чаще, чем раз в месяц.

Чтобы это звучало убедительнее, она основательно потрудилась за ужином. Даже не взглянув на графа, девушка с точностью до секунды знала, когда Василий начал наблюдать за ней, она просто почувствовала на себе взгляд этих медово-золотистых глаз, и, надо сказать, ощущение было не из приятных. Но он должен почувствовать отвращение к ней и в конце концов взбунтоваться. Александра знала, что справится с этим, если будет следить за собой. Возможно, она даже немного перегнула палку, когда покинула комнату в сопровождении своих друзей и, по-прежнему не глядя на Василия, прошла мимо его стола. Простая учтивость требовала показать, что она хотя бы заметила его присутствие, однако Александра осталась верна себе и продолжала вести себя так же, как и весь вечер. Конечно, он был ее женихом, однако вежливость стояла на первом месте в списке тех действий, которые находились под строжайшим запретом, — этот список Александра составила заблаговременно и теперь должна была следовать ему, если хотела, чтобы ее план сработал.

И девушка несказанно удивилась, когда чуть позже граф возник в дверях ее комнаты, словно последняя ее грубость ничуть не оскорбила его и не помешала явиться с визитом.

Разумеется, Александра не ожидала его внезапного появления и, готовясь ко сну, уже надела одну из своих простых белых рубашек. Даша расчесала ей волосы и, продолжая что-то настойчиво бормотать о заказанной для Александры ванне, от которой та отказалась, чистила одежду госпожи, недовольная тем, что Александра приказала не трогать жирные пятна, украсившие после ужина ее платье. Даша даже не расслышала стука в дверь, да хозяйка и не рассчитывала, что служанка ее откроет.

Накинув синий бархатный халат, она сама пошла открывать. По природе скромная, она обрадовалась, что надела его, когда увидела, кто стоит в дверях. В инстинктивной попытке защититься от грубой мужской силы, которой веяло от ее нареченного, Александра плотнее запахнула халат у горла, удерживая ворот обеими руками.

Василий не произносил ни слова, но глаза его медленно прогуливались по ее фигуре, и теперь они казались светлее, чем раньше. Наконец его взгляд остановился на ее волосах, блестящими волнами ниспадавших на плечи. Эти несколько минут молчания вывели Алин из равновесия, и она почувствовала себя весьма неуверенно, когда наконец он отвел от нее взгляд и оглядел комнату. Увидев Дашу, граф обратился к ней:

— Ваша госпожа и я нуждаемся в нескольких минутах уединения.

В ответ на его повелительный тон Даша быстро кивнула и тут же шмыгнула к дверям. От этой наглой выходки и бегства подруги Александра вся ощетинилась. После мрачных предсказаний братьев Разиных ей вовсе не хотелось оставаться с ним один на один.

Поэтому ее голос прозвучал, пожалуй, излишне резко:

— Даша, останься, тебе незачем уходить. Ни Даша, ни граф не обратили на ее слова ни малейшего внимания. Василий вошел в комнату, придержал дверь, пока Даша выходила, и плотно закрыл ее. Александра подумала, не крикнуть ли Даше, пока та может ее услышать, чтобы она не уходила далеко, но это слишком смахивало на трусость. Кроме того, как ни велико было ее беспокойство, а раздражение от наглости графа было все-таки сильнее и явственно слышалось в ее голосе, когда она заговорила:

— Неужели ваше дело не может подождать до завтра, Петровский.

Его взгляд снова скользнул по ней. Стали его глаза теперь ярче или ей это только показалось? Невероятно!

— Нет, не может, если я хочу сегодня выспаться, — ответил он и, сделав шаг вперед, сократил расстояние между ними, так что Александре пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. — Ведь вы хотите, чтобы я немного поспал, верно, Александра? — спросил он, и голос его показался ей чересчур зловещим.

— Неужели вы воображаете, что мне есть до этого дело?

— А напрасно, — теперь он говорил уже мягче, — видите ли, я несколько развращен и эгоистичен в этом отношении. Если мои потребности не удовлетворяются, то почему, спрашивается, должны быть удовлетворены ваши?

Александре не хотелось об этом говорить, но ей пришлось заставить себя:

— Вы имели в виду сон?

— Разве?

Василий вдруг потянулся к светлому локону, упавшему ей на плечо, и, держа между пальцами, погладил его.

"Так вот как это выглядит», — добавил он про себя, и ему на ум пришло воспоминание о лунных бликах.

Василий сам не вполне понимал, что происходит. Его привел сюда гнев, и злость все еще кипела в нем, но теперь этот гнев был направлен На него самого, и был скорее, не единственным чувством, владевшим графом.

Чертов ужин! Он его никогда не забудет — и этот стремительный переход от ярости к удовлетворению и снова к ярости, только теперь уже на себя самого.

Когда он возликовал, увидев ее ужасные манеры, надо было сразу же отвернуться и не смотреть на нее больше. Надо было сохранить эту радость и облегчение, унести с собой в постель, а потом найти ту служаночку, хотя теперь Василий уже не находил ее привлекательной. Дернул же его черт так задержаться за ужином и увидеть, каким чувственным жестом Александра поднесла к губам и облизала пальцы! От этого зрелища Василий весь затрепетал. Увиденное исторгло у него стон, и теперь он готов был застонать снова, потому что приходилось держать свои чувства под контролем. То, что, презирая в ней все: ее манеры, мораль, очевидные порочные наклонности, — Василий, помимо воли, опять желал ее, было просто невыносимо. Но, вспомнив ту тягостную сцену, через которую он прошел по ее милости, граф заметил вовсе не любезным тоном:

— Вы просто маленькая дикарка, милочка. Вместо того чтобы обрадоваться такой реакции и прийти в восторг от его унижения, Александра вдруг густо покраснела. И ей стало еще хуже, когда он насмешливо спросил:

— Скажите, а эта ваша страстность распространяется и на постель?

Ощущая неловкость, она ответила:

— Вы ведь не думаете, что я отвечу, не так ли?

— Возможно, я рассчитываю узнать это на опыте.

Александре показалось, что от ее щек пошел пар.

— Вот уж не думала, что вы так спешите скрепить наш союз.

Желая спровоцировать ее, Василий высокомерно поглядел на Александру, подняв бровь:

— Я полагаю, ваше замечание имеет определенную цель?

— Я хочу сказать, что вы стараетесь ускорить наш брак, а это положит конец любым попыткам восстановить status quo.

Он весело рассмеялся:

— Не валяйте дурака! Что значит для вас еще один любовник, если их и так уже было чересчур много?

По его лицу она поняла, что на этот раз граф не стремился ее оскорбить. Он действительно верил в собственные слова, и девушку охватили противоречивые чувства. То, что он был о ней такого мнения, по-настоящему радовало Александру — это могло помочь осуществить ее планы. Но почему же тогда она чувствовала себя оскорбленной?

Александра сделала отчаянную попытку уйти от этой темы, придравшись к тому, что он назвал ее «Алин».

— Только мои друзья имеют право называть меня так, — объявила Александра.

Василий ответил ей снисходительной улыбкой;

— Но я ведь куда больше чем просто друг Скоро я стану вашим мужем, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотите, я продемонстрирую вам некоторые свои права?

— Лучше продемонстрируйте мне свое умение быстро покинуть мою комнату. Можете начинать, я жду.

В ответ Василий сгреб ее за плечи и медленно притянул к себе. От неожиданности Александра забыла про халат и, упершись ладонями ему в грудь, попыталась оттолкнуть графа. Он не сдвинулся ни на вершок, и единственное, чего она добилась, было то, что ее халат распахнулся. Под ним оказалась очень скромная ночная рубашка, но это не имело особенного значения, не будь ее груди такими полными — Александра не могла прикрыть их руками, и эти упругие полушария приковали взгляд графа.

Он притянул ее еще ближе, и Александре пришлось убрать скрещенные на груди руки, которыми она прикрывала свое тело…

— Что, черт бы вас побрал, вы себе позволяете, Петровский! — воскликнула она, радуясь, что охватившая ее паника не отражалась на голосе.

Но граф услышал эту панику и не обратил на нее ни малейшего внимания.

— Думаю, я хочу узнать, каковы вы на вкус. Ее отказ не был запоздалым, просто Василий пропустил его мимо ушей. Сильные руки графа привлекали Алин все ближе, тела их соприкоснулись, и она ощутила его мужское естество гораздо сильнее, чем хотела бы. Горячие губы прижались к ее губам, лишая возможности протестовать, по крайней мере на некоторое время. Сопротивляться она не могла, ибо была в шоке. Александра ни разу не задумывалась о том, что ей будет угрожать такая опасность. Да и как это могло прийти ей в голову, если она точно знала, как Василий относится к их браку, тем более что и сама относилась так же? И когда он поцеловал ее, шок наступил лишь оттого, что Кристофер не научил Алин целоваться и она мало что знала об этом искусстве, хотя и воображала, что знает.

Поцелуи Кристофера приводили Алин в трепет, потому что она его любила, но, по правде сказать, по сравнению с этим человеком Кристофер был сущим младенцем. Граф впитывал ее ощущения, не выпуская их из-под контроля, и в этом участвовал не только его рот, но и все тело. Одной рукой он удерживал Алин за спину, не давая возможности отступить, попятиться, избежать этих легких прикосновений его груди, которые вызывали у девушки странное чувство, словно он ласкал и поглаживал ее соски — каждый по очереди. Другую руку он положил ей на ягодицы и старался приподнять ее так, чтобы твердый выступ на его теле оказался как раз напротив развилки, разделяющей ее ноги.