Бэт Риклз - Бросок наудачу

Я подхожу к краю обрыва и осматриваюсь. Отсюда видно море. А вон там можно практически разглядеть торговый центр, мимо которого проносится поток машин. Вид – потрясающий. И где-то в ветвях поют птицы. Солнце светит ярко, и от этого деревья отбрасывают вокруг нас желто-зеленую тень. Ощущается приятное тепло, и я обхватываю себя за локти, тихо улыбаясь, – я просто счастлива.

Знакомые руки обнимают меня за талию, я откидываюсь назад и кладу голову на плечо Брайса. Он целует меня в висок.

– Здесь хорошо, – тихо говорю я ему, буквально опасаясь повысить голос, чтобы не нарушить умиротворение, царящее в этом месте. Поворачиваюсь в объятиях Брайса, стремясь показать свою улыбку. – Ты потрясающий.

Он целует меня в кончик носа, и я начинаю хихикать.

– Ты просто замечательная, Мэдисон, ты это знаешь?

Не знаю, кто из нас первым целует другого и сколько поцелуй длится, но это волшебно.

Когда мы наконец отрываемся друг от друга, я невольно вздыхаю, поскольку не хочу, чтобы поцелуй прекращался, а потом мы оба смеемся – у меня громко начинает урчать в животе.

Брайс игриво тычет пальцем в мой живот.

– Похоже, лучше накормить тебя, пока ты не умер от голода, да? Чего желаешь? У меня всего понемногу. Сэндвичи, чипсы, салат, паста, куриные крылышки и…

– Эй, притормози! Звучит так, будто ты собрался накормить целую футбольную команду.

Брайс смеется, и мы садимся на толстое, потрепанное от времени флисовое одеяло. Я провожу по нему пальцами. Брайс выкладывает угощение, и я понимаю, что в любом случае недооценила размеры пикника. Столько еды!

– Ну, приступай.

И я приступаю. Приглянувшиеся продукты оказываются на пластиковых тарелках, и мы пробуем разные блюда при помощи идущих в комплекте синих пластиковых столовых приборов. Обычно я не ем так много, но сейчас ничего не могу с собой поделать. Во мне внезапно просыпается голод, а еда выглядит слишком аппетитно, чтобы отказываться.

Брайс достает банку клубники и бутылку шоколадного соуса – из тех, которыми поливают мороженое.

– Десерт? – усмехается он.

Я задерживаю на угощении взгляд, понимая: мой желудок больше не выдержит – пояс джинсов уже слегка давит, но замечаю выражение лица Брайса и соглашаюсь, потому что этим большим, полным надежды, счастливым карим глазам невозможно сказать «нет».

Он открывает банку, а затем разбрызгивает вкусный липкий шоколад по всей клубнике ярко-красного цвета. Беру одну пальцами и кладу в рот, держа за стебель.

Наслаждаясь вкусом, тихонько постанываю. Брайс посмеивается надо мной и тоже съедает одну. Я уже протягиваю руку за следующей, но тут он сам выбирает ягоду и предлагает ее мне. Взглянув на клубничину, я подаюсь вперед, открываю рот и слегка посмеиваюсь.

В последний момент Брайс отодвигает ягоду, касаясь ею кончика моего носа. Я ощущаю, что испачкалась в шоколадном соусе, а потом вижу – он ест клубничину сам. Вытираю шоколад пальцем и облизываю его, с недоумением глядя на Брайса.

– Что? – оправдывается тот. – Просто захотелось экстрасладкого.

Я смеюсь. Не как обычно, а фыркая, запрокидывая голову, громко и долго, помимо своей воли. В конце концов это переходит в беспомощное хихиканье, а затем я успокаиваюсь и просто глупо улыбаюсь.

– Мне нравится твой смех, – заявляет Брайс.

– А мне нравишься ты, – отвечаю я, и он ухмыляется. Затем отодвигает еду и похлопывает по месту рядом с собой; когда я подползаю ближе, Брайс хватает меня за талию и подтягивает к себе.

Мы целуемся долго, неторопливо. Его губы нежно и мягко касаются моих. Я придвигаюсь к нему чуть ближе, и в какой-то момент он усаживает меня к себе на колени, а затем мы под воздействием гравитации опрокидываемся на траву. Половиной тела я лежу на Брайсе, и наши ноги переплетаются.

Я прекращаю поцелуй, но наши носы соприкасаются. Брайс отводит с моего лица челку и снова обнимает меня.

Все это время я смотрю в его теплые, пронзительные карие глаза и думаю, как прекрасен этот день, как он чудесен, как…

– Я люблю тебя, – произносит Брайс.

Все вокруг меня на мгновение замирает. По крайней мере, так мне кажется. Словно даже сердце перестает биться, дыхание замирает в легких, птицы перестают петь, а вон то полупрозрачное белое облако больше не движется по небу.

Затем жизнь вокруг возобновляется, и я в изумлении смотрю на Брайса. Наше дыхание перемешивается, и мое сердце на удивление спокойно бьется в груди.

И я говорю Брайсу: «Я тоже тебя люблю», поскольку не знаю, что еще сказать.

Мне кажется, я люблю его. Уже не в первый раз размышляю об этом. Иногда я лежу без сна по ночам, думая о Брайсе и улыбаясь чему-то, а потом гадаю: может быть, это и есть любовь. Но полной уверенности у меня нет. Нельзя просто взять и решить однажды, что я его люблю.

Может быть, и не люблю. Может быть, не люблю и зря сказала обратное.

Но он заставляет меня улыбаться и делает меня счастливой. И он любит меня. И поэтому я ответила так, и на спокойном прежде лице Брайса отражается смесь облегчения и ликования, и он целует меня.

Пока мы целуемся, я гоню прочь из головы все мысли и позволяю себе чувствовать: чувствовать траву, покалывающую мои обнаженные голени, и тепло шеи Брайса под моей ладонью; чувствовать солнечный свет на моем затылке и руках; чувствовать его губы, так мягко касающиеся моих. И я даже не сосредотачиваюсь мысленно на наших простейших действиях в поцелуе, как обычно со мной происходит; вместо этого просто наслаждаюсь им.

Иногда в жизни наступают моменты, которые хочется законсервировать, чтобы дождливым днем прижать к груди и предаться ностальгии.

И настоящий момент, полагаю, станет одним из таких.

Ближе к вечеру мы начинаем собираться домой.

– Можно пойти ко мне, если хочешь, – предлагает Брайс. – Я имею в виду, что мои родители оба будут на работе…

– Конечно, – соглашаюсь я.

Помолчав, он откашлялся.

– Мэдисон, я имел в виду… ну, дом будет в нашем полном распоряжении, и… – Брайс слегка приподнимает брови, а потом до меня доходит смысл того, что он пытается сказать, и мои собственные брови взлетают вверх.

– А. Ясно.

Опять молчание. Я ничего не добавляю, поскольку не знаю, что еще на это ответить. Словно язык отнимается. Затем Брайс прижимается ко мне сзади, обнимает за талию и начинает целовать мою шею. Я слышу над ухом его тяжелое дыхание. Его рука начинает двигаться вверх от моей талии, забирается под майку и еще выше…

Я возвращаю его руку обратно на талию.

И слышу, как он вздыхает:

– Мэдисон, я думал…

Немного отстраняюсь, ровно настолько, чтобы повернуться к Брайсу лицом. Мои щеки все еще горят, но я смотрю ему в глаза и качаю головой.

– Я не могу, – говорю ему. – Я… я еще не готова ни к чему подобному, понимаешь? Разве ты не понял это на вечеринке?

Мне видится вспышка раздражения в его глазах, но, возможно, мне просто показалось.

– Я думал, тебе не понравилась обстановка. Потому что я выпил. И там было много людей.

– Дело не только в этом, – пытаюсь объяснить я. – Я просто… не хочу.

Брайс снова обнимает меня и притягивает к себе, целуя в лоб.

– Хорошо. Хорошо, – успокаивает он меня. – Я подожду. Ладно.

– Спасибо, – вздыхаю я с облегчением.

– Я люблю тебя.

И я отвечаю:

– Я тоже тебя люблю.

Стоило произнести это в первый раз, и теперь, похоже, признаниями в любви мы заканчиваем все разговоры. Брайс говорит это, когда нечего больше сказать.

А я все еще пытаюсь разобраться в себе и понять, действительно ли люблю его. Думаю, да. Я не знаю, каково это – быть по-настоящему влюбленной. Об этом можно прочесть в книгах и посмотреть на игру актеров в фильмах – и даже в реальной жизни можно встретить влюбленные пары. Но для самой себя это чувство сложно определить.

Вернувшись домой, звоню Тиффани и все ей рассказываю. Ну, почти все. Я умалчиваю о том, что не уверена в своих истинных чувствах к Брайсу.

Звоню Саммер и ей рассказываю тоже. Подумываю о том, чтобы поведать ей абсолютно все, но опасаюсь, как бы потом она не проговорилась Тиффани. И тогда я звоню Дженне, и именно ей выкладываю всю правду.

– Ну… – Дженна замолкает, и я представляю, как ее губы сжимаются в тонкую линию, как это всегда бывает, когда она думает. Она тоже не знает, что сказать. К счастью, я не одна такая. – Это сложно описать. Не знаю… наверное, это просто становится понятно. Может быть, и не понятно, если ты не уверена в себе.

– Дело не только в том, что я не уверена в себе, – пытаюсь объяснить я. – Я вообще не могу в себе разобраться.

– Справедливое замечание, – соглашается она. – Но он тебе нравится?

– Да. Да, правда нравится.

– Утро вечера мудренее, – напоминает Дженна. – Дай время, может быть, все само разложится по полочкам в твоей голове.

– Ладно.

– Ну вот и хорошо.

– Как у тебя дела с Генри? – спрашиваю я.

И Дженна в своей игривой манере рассказывает мне о том, как все замечательно с Генри, как он ей нравится и какой он чудесный. Я счастлива за нее, честное слово.

– А вы уже говорили друг другу слово на букву «Л»? – перебиваю ее я.

– Да.

Дженна так уверена в себе и так искренне счастлива, когда говорит это. Я киваю, хотя она меня не видит.

И впервые за всю свою жизнь понимаю: я завидую старшей сестре. И не потому, что она красивая, популярная, знает, чего хочет от жизни, и у нее есть друзья, и все такое. А потому, что она знает, когда влюблена, и ей не приходится в этом сомневаться.