Затем мама кричит: «Ужин готов!», – и нам приходится остановиться.


За все тридцать две минуты, проведенные за обеденным столом, родители не рассказывают обо мне ничего унизительного и не сильно допрашивают Брайса – то есть, они задают ему много вопросов, но не перегибают палку. В основном речь идет о футболе, школе и колледже.

Но я сижу как на иголках в ожидании вопроса или замечания, от которых он бросится бежать.

И вот, наконец, мы заканчиваем, а Брайс все еще сидит на месте, и я не сгорела от стыда. Мама собирает тарелки, чтобы убрать их в посудомоечную машину, а я поднимаюсь за стаканами.

– Он очень хороший, – тихонько обращается ко мне мама. – Чем теперь займетесь?

– Даже не знаю.

– Что ж, папа будет в гостиной – он хочет посмотреть документальный фильм.

Пару мгновений я молчу, поскольку за ужином предвидела такой исход. И под «исходом» я подразумеваю «мою спальню». А что еще остается? Внизу есть свободная комната, но она полна странной мебели и коробок, которые не распаковали после переезда, получается, кроме моей спальни, нам больше идти некуда.

Дело не в том, что я не хочу показывать Брайсу свою комнату и все такое. Просто я никогда еще не приглашала туда парня. Это все ново для меня.

Но, по крайней мере, можно быть спокойной: в моей спальне на полу не раскидано грязное белье. Когда я возвращаюсь к столу, папы уже нет, и Брайс одаривает меня улыбкой.

– Спасибо за ужин, миссис Кларк, – говорит он маме. – Было очень вкусно.

– Не за что, Брайс.

Я улыбаюсь ему и наклоняю голову в сторону двери. Без лишних слов он понимает намек и встает, чтобы вслед за мной выйти из кухни.

У подножия лестницы я останавливаюсь, и мое сердце сильно бьется в груди. Нервничаю лишь потому, что он может неправильно истолковать… мои намерения. Не хочу создавать ложное впечатление, но и не желаю несколько часов подряд сидеть в гостиной с отцом.

– Э-э… – Я прочищаю горло и неловко показываю рукой на дверь гостиной. – Папа смотрит какой-то документальный фильм, поэтому… кхм… не хочешь ли… я имею в виду, нам остается пойти только…

Я прекращаю мямлить, потому что Брайс начинает улыбаться, а затем и смеяться. Он делает шаг ко мне, а затем наклоняется и целует меня в лоб, положив одну руку на мое плечо.

– Спокойно, – произносит он с милой улыбкой. – Показывай дорогу.

Испускаю долгий, тихий вздох облегчения, и мое сердцебиение постепенно замедляется. Когда я поворачиваюсь и начинаю подниматься, рука Брайса перемещается с моего плеча на кисть, и наши пальцы переплетаются, а я втайне улыбаюсь.

Добравшись до своей комнаты, чувствую, как рука намертво приклеилась к дверной ручке.

– Ты в порядке? – Голос Брайса выдергивает меня из состояния оцепенения.

– Да, – торопливо отвечаю я и оглядываюсь на него с мимолетной улыбкой. – Прости.

Делаю глубокий вдох, но меня все еще слегка потряхивает. Возьми себя в руки, Мэдисон!

Хоть и знаю – моя комната не такая уж запущенная, хотя мама считает, что там всегда беспорядок, а я называю это организованным беспорядком, где все лежит на своих местах, – но все же говорю:

– Извини, не успела прибраться…

– Ты что, шутишь? – Брайс смеется. – В моей комнате и по полу-то не всегда можно пройти.

Я хихикаю, но внезапно спохватываюсь: куда мне садиться?

Смотрю на кровать; стоит ли выбрать ее или это произведет на него неверное впечатление? Если бы не было Брайса, я бы залезла на подоконник. За рабочим столом сидеть не хочу. В итоге присаживаюсь на край кровати и смотрю на Брайса.

– Почему нигде не видно фотографий с твоими прежними друзьями? – спрашивает он. – Просто у Тиффани куча снимков со всеми подряд, и у моих кузин тоже. Я думал, всем девчонкам такое нравится.

Ложь легко слетает с моих губ:

– Их еще не распаковали.

– А… – Брайс, похоже, поверил. – Ты скучаешь по ним?

– По кому?

– По твоим друзьям. Тем, что остались в Мэне.

– А. Нет. Не скучаю.

– Правда? – Он, кажется, шокирован, ведь это ненормально: не скучать по всему, что составляло предыдущие шестнадцать лет жизни.

– Ну, скучаю не так сильно, как следовало бы, – перевожу я все в шутку, – жить здесь мне нравится гораздо больше.

– Это почему же? – многозначительным тоном интересуется он, приподняв одну бровь.

Даже считая себя чуждой флирту, я хихикаю и отвечаю:

– Ну, есть тут один парень…

– И ты знаешь, как его зовут?

– Да.

– Расскажешь мне о нем?

– Прежде всего, он очень хороший человек – и я уже молчу о его невероятной привлекательности.

Слова льются из меня бесконтрольно. Не то чтобы это было плохо; может быть, в кои-то веки я делаю все правильно.

– Не сомневаюсь. – Брайс слегка ухмыляется, не в силах сохранить серьезное выражение лица. Я снова хихикаю. Даже не замечаю, как он приближается и в какой-то момент между нами остается ничтожное расстояние; мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него.

– И, – Брайс делает еще один шаг, и я кладу руку ему на рубашку, – прямо сейчас я очень хочу поцеловать его снова.

– Что ж, он более чем счастлив услужить.

С этими словами Брайс наклоняется, положив руки мне на бедра, а я выпрямляюсь, чтобы поцеловать его, и обнимаю за шею. Он подается вперед и заставляет меня откинуться на кровать, а сам опускается сверху. Брайс удерживает себя на весу, боясь раздавить меня, но мне не тяжело. Вскоре его поцелуи становятся более глубокими и жадными, и я пытаюсь притянуть его еще ближе.

Не знаю, как долго мы так целуемся, но все заканчивается, лишь когда Брайс переворачивается на бок и увлекает меня за собой, чтобы мы оказались лицом друг к другу.

Мы просто смотрим друг на друга и дышим чуть тяжелее, чем обычно, после страстного поцелуя. Затем, очень медленно, Брайс протягивает руку, убирает челку с моих глаз; его рука задерживается на моей щеке, и что-то в этом жесте и в том, как он смотрит на меня своими ясными, теплыми карими глазами, улыбаясь уголком рта, заставляет мое сердце перевернуться.

– Брайс?

– Да?

– Почему ты был так добр ко мне в тот первый день в школе?

– Вопрос на засыпку, – хмурится он.

– А это не ответ.

Он смеется.

– Даже не знаю. Наверное, прежде всего потому, что я хороший человек. Ты была новенькой, а это для любого трудно. И знаешь, ты красивая, и я бы солгал, если бы сказал, что это не сыграло роли.

Он небрежно сыплет комплиментами, и я краснею, но не возражаю – мне приятно.

– И когда я общался с тобой на пляжной вечеринке в предыдущие выходные, – продолжает он тихо, неторопливо, задумчиво, – ты просто казалась… это трудно объяснить. Ты не была равнодушной или высокомерной, скорее… загадочной, наверное. Ты не походила на большинство девушек.

– А разве такое отличие не отпугивает?

Он снова смеется, не понимая – я говорю совершенно серьезно, поскольку слегка шокирована. Видимо, смех Брайса доказывает, что его «не отпугивает», и мне этого достаточно.

– Я рад, что ты переехала сюда, – признается он.

Моргаю, глядя на Брайса. С искренней улыбкой на губах он смотрит на меня своими удивительно теплыми карими глазами.

И без долгих раздумий отвечаю:

– Я тоже очень рада, что переехала сюда.

Глава 20

Наверное, у меня всегда было предвзятое отношение к популярным людям. И это крайне лицемерно с моей стороны, если учесть, что я не считаю правильным вешать ярлыки на других.

Но это сильнее меня. Я лично сталкивалась со всевозможными модными тусовками.

Когда я только перешла в среднюю школу, там всем заправляла группа самых ужасных, эгоцентричных старшеклассниц, какую только можно себе представить. Дженна иногда тусовалась с ними, но ее влияния не хватало, чтобы заставить их прекратить издеваться надо мной.

На следующий год, когда Дженна превратилась в образец для подражания всех девчонок, дела наладились; ее подруги стали покладистее. Конечно, парочка злючек осталась, поскольку некоторых людей бывает просто не переделать. Но в основном все были нормальные. В том смысле, что они улыбались вам, встретив в коридоре, а не вышагивали по-хозяйски и смотрели на вас, как на мусор под ногами. Но говоря «вас», я не имею в виду «меня». Меня в лучшем случае игнорировали.

И так поступала не только модная тусовка в старой школе; все вокруг, казалось, имели что-то против прежней Мэдисон. Или, по крайней мере, не могли смириться с тем, что учатся вместе со мной.

Я была сама по себе на уроках. Сама по себе в обеденный перерыв. Всякий раз, когда предстояли лабораторная работа в паре или совместный проект, на тех, кого мне назначали в партнеры, остальные смотрели с сочувствием. Я не так уж плохо занималась на физкультуре, но в игру меня брали в последнюю очередь.

Так что да, пожалуй, у меня давно сложилось мнение о популярных людях.

И как оказалось, состоять в модной тусовке – это непередаваемое впечатление.


К пятнице мне уже не терпится, чтобы наступили выходные. Я нуждаюсь в отдыхе. Домашних заданий нет, нужно лишь дописать реферат по изобразительному искусству. Все хорошо.

Какое счастье: в пятницу учебный день не сильно загружен. Ну, если не считать, что начинается он с двойного урока углубленной физики. Затем идут физкультура, и это сравнительно терпимо, и политология, где на самом деле никто особо не напрягается. Остаток дня у меня свободен, и в обед можно идти домой. Блаженство.